Часы подземелья пробили четыре раза.
Дима оглянулся по сторонам. Картины мерцали перламутровым цветом. Замки, дворцы, терема, покосившиеся избы с соломенными крышами, — все это завораживало, манило. На полу, прислоненной к камину, стояла небольшая живописная работа, только что, видимо, начатая. Подмалевок изображал мужика с красной шапочкой, кафтаном и хитроватой усмешкой на прыщавом лице. В пухлой руке держал бараний окорок. Дима сглотнул слюну.
Не ведая, что творит, подскочил к холсту. Схватил кисть, обмакнул в палитру и резкими мазками стал водить по нему. И тут он услышал людской говор, хохот, звон посуды, увидел дощатый стол под сводами харчевни, заставленный братиной, чарками, диковинными рыбами, жареными поросятами, говядиной, зеленью; наотмашь ударило в ноздри Мити это месиво. Перекинув ноги через невидимую ограду холста, Дима сел на скамью. Лишь только его рука потянулась к окороку, как тут же кто-то крепко вцепился в его пальцы...