Несколько лет назад один из полуграмотных минкультовских чиновников умудрился перепутать его фамилию, написав в официальном документе - Савва Третьяков… Малограмотность в данном случае оказалась символической, ибо наградила одного русского подвижника-гиганта фамилией другого.

В казахских степях 60-летний епископ Дамаскин (Цедрик), пешком этапируемый в зимнюю стужу с места на место, многие километры нес на себе, закутав в свою верхнюю рясу, доходящего священника Иоанна Смоличева - своего духовного сына, прекрасного проповедника, ныне предельно истощенного и полубезумного от пыток, которым он был повергнут.

«И мученическая смерть старца-митрополита, человека чистого и цельного - ими же Бог весть судьбами, верим, - внесет много в то начинающееся движение покаяния, отрезвления, которое мы все предчувствуем сердцем, которое мы призываем и которое одно принесет спасение нашему гибнущему в кровавой и безверной смуте народу», - так говорил о. Иоанн Восторгов в поминальном слове об убиенном первомученике антирусской революции митр.

Эти бедные селенья,

Эта скудная природа -

Край родной долготерпенья,

Отец епископа Серафима, единоверческий священник Иоанн (Звездинский), выходец из старообрядческой семьи, был настоятелем Троицкого храма в Москве. Некогда, оставив родителей, он пешком босым пришел в Петербург. Здесь при переходе в господствующую Церковь юноша от самого Императора получил свою фамилию.

«Наши улицы стали улицами безумного ужаса. Детей боимся выпускать: много пропадает детей безвозвратно... Сумерки, вечера, ночи - сплошное мучение. В 6 часов вечера люди боятся ходить по тротуарам, а стараются идти по середине дороги: на идущих по тротуарам «через заборы накидываются арканы и... Человек охотится за человеком. Человек боится человека как страшного зверя», - так писали Ленину крестьяне Самарской губернии в 1922-м году.

Ужасный сон отяготел над нами,

Ужасный, безобразный сон:

«Мой учитель, Михаил Васильевич Нестеров, сказал про мою «рану»: «Павел Дмитриевич, если вы ее не напишите, я вам с того света буду пальцем грозить!» Стариком он говорил мне: «Я сделал все, что мог сделать». Я на пороге старости скажу: «Я не сделал того, что мог сделать»», - говорил на исходе дней Павел Дмитриевич Корин, имея ввиду так и не написанную им картину «Реквием», о создании которой мечтал он всю жизнь.

Русские судьбы в ХХ веке и трагичны, и удивительны. Ни один писатель не выдумает таких сюжетных поворотов, кроме сочинителя небесного. «Вот, Колечка, когда ты подрастешь, то вспомни то, что я рассказываю тебе сейчас. Когда мне было 16 лет, на одном балу я видела Александра Сергеевича Пушкина, а моим учителем в Патриотическом институте благородных девиц был Николай Васильевич Гоголь.

В ноябре 1918 года Верховный правитель России А.В. Колчак принял у себя рядового Егерского батальона Ставки Верховного Главнокомандующего Георгия Маслова. 24-летний поэт пришел на аудиенцию адмирала с необычной просьбой.