Сырая, мрачная, непроглядная тень висела над страной довольно давно. Сперва под ее прикрытием орудовали убийцы и душегубы, потом душегубы и воры. И как закономерный итог служения им, человеческие души протерлись, истончились и стали совсем невесомыми. Настала эпоха плесени.

Указатели приводят на берег легендарного Беломорско-Балтийского канала имени тов. Иосифа Сталина. Мир не знал подобных способов возведения гидротехнических сооружений. До ста тысяч заключённых выгоняли на строительство ежедневно, многих тут же расстреливали. Земля до сих пор по берегам шевелится, стон стоит, а ведь сколько лет прошло! Исполняя предписание знаков, расстреляли священников, переплавили колокола, иконы построгали на лучину для растопки.

Фабрициа подливает в мою чашку кофе из молочника, постукивая донышком по столу. В конце фирменный цветочек. Фабрициа с невинно-порочным лицом наклоняется и ставит передо мной чашку. Bonne, – придушенно шепчет Христос, блаженно раскинув золотые руки, пришпиленные изящными золотыми гвоздиками под тугим лифом Фабриции. – Белиссимо!

Слащавое слово «друзья» не нравилось им обоим. Чтобы стать любовниками, нужно было перейти вполне понятную черту в отношениях. Значит, ближе всего было словосочетание – «коллеги по работе».

Сказка записана Алексеем Ивановым от всякие байки сказывать мастёра Лёньки Инваньёва, в Пензенской губернии, на Красновой. 19 марта 2010 года.

Рядом, метрах в тридцати от этой двери, в то же помещении находился «скворечник». Так везде и всюду называют пристроенную остекленную будочку. В узенькое окошко поцарапалась бабушка, вся в каких-то узлах и завязках...

...Тогда дома скорби еще не поджигали, освобождая для себя жизненное пространство. Страна, как могла, заботилась о своих несчастных, которые потеряли жизненный ориентир, рассыпаясь мыслью, как рваный мешок с семечками. Меня сюда привело не любопытство и не вспоминание старины, а странная судьба моего давнего товарища, Найдёнова Ивана Ивановича, начальника, у которого я когда–то работал электросварщиком в цехе по производству металлоконструкций.

...И надо же, Марина клюнула. Припорхнула, как мотылек на лампочку, на то пустое свидание в кафе «Бегемот». Угнездилась у темном уголке. Кофе, печенюшка. Царапает ногтем скатерть. Пальчиками играет: тик-так, тик-так. Когда-то брала уроки музыки. Осокин курил неподалеку на автобусной остановке…

...Наклонилась: карапуз в колясочке толстощёкий пузыри пускает, агукает, а у неё в синей сумочке диагноз аккуратным почерком от этой толстопузой, с рыбьим глазом, – «бездетность». – …Вот и мне Бог послал… – Вынула «ляльку», и под куртку, и за угол. Смотрит: дура эта выскочила, мечется, потом на карачки брык и под коляску заползла – думала: завалился её толстяк – вот умора. Ползает, воет – аж хрюкает.

"Странно, – подумал Денис, – кругом растащиловка, лётчики в таксисты подались, а вот там, в маленьком серебристом паучке ещё живёт последняя мощь былого государства. Но разве может этот паучок вытащить страну, повисшую на паутинке над пропастью? Нет, не может!" И он окончательно решился на предложение Шмыря: "Всё равно – не я, так другой..."