Невстреченной

Только б знать, что ты есть, незаметно, неслышно,

Далеко-далеко, но чтоб только была,

Клоуны (эпоха после 1917 года)

Цирк уехал. Клоуны остались.

Умирать уходит старый слон.

Оглушённый, ослеплённый сталью

О покое тихо молит он.

ВЫЖИВШИМ НА ВОЙНЕ

Выжившие на этой войне

Поверили не вполне,

Что выжили. 

Так их выжали.

14.05.2010.

                 ЦАРЕВИЧ

Тихий Ангел всея России

Венценосный страдалец-мальчик

Пред толпой стоишь, Алексие

Русь безмолвна, а камни плачут.

           Врангелевцы

Умирала старая Европа,

Постепенно превращаясь в прах

                                ***

Запрягали медленно, припустились вскачь,

Клетка

Эта клетка, в которой живёшь ты,
Вся из страхов, сомнений и боли.
Ты забилась в углу её тесном
И не знаешь, что где-то там воля

Смотришь ты на меня сквозь решётки,
Льёшь обиду из глаз своих синих –
Ты в оковах, а я на просторе,
Всем известно: свобода для сильных.

Леденит одиночество душу,
Дни весны всё темнее, короче…
А не можешь ты выйти из клетки,
Только лишь потому, что не хочешь.

***

Золото, книги, цветы,

Запах камина нагретого,

Тонкие вина и ты –

Сторож и раб всего этого.

Гости собраться должны,

Тоже рабы и охранники

Дачи, машины, жены,

Места в доходном предбаннике…

И зазвучит похвальба,

Сытая песня расхожая,

Будто Россия – раба…

Да. Но не ваша,

А – Божия.

Из книги «Судный день», Москва, МГО СП России, 2004.

* * *

В магазине у станции купишь буханку ржаного.
Вдоль дороги в цветочном снегу увязают сады.
За день ссохлась душа, но к закату добравшись до крова,
Задышала свободней, как путник, испивший воды.

Этот тающий снег среди листьев блестящих и мокрых,
Тем прекрасный уже, что, возможно", исчезнет к утру.
Греешь руки о хлеб, а в тебя, как в открытые окна
Проникает морозная свежесть деревьев в цвету.

Мюзиклу, Е.Т. и – впервые – себе.

Мимо,

в двух тысячах тысяч метров,

шёл,

разрывая вечер на ноты,

с мозгами

среднероссийских размеров,

среднестатистический

кто-то

и слышал,

как Ты –

пела.