Катя ничего не требовала, ни о чем не просила и ничему не удивлялась, на происходящее реагировала хладнокровно, равнодушно, поводя вздернутым худым плечом. Но на Севу она поглядывала иногда очень странно: настороженно, неуверенно, словно хорошо знала, как все непрочно, ненадолго, временно, ждала и боялась скорой гибели хрупкого необычного мирка, созданного Севиным богатым воображением.

Я тупо смотрел на её одутловатые сильные бесформенные ноги, на обвислый живот, на длинные чёрные волосы, выбившиеся из-под проймы чёрного купальника, испытывая смесь отвращения и неожиданной похоти…

К двадцати пяти годам это была демоническая женщина, ей были открыты все двери, девчонки пялились с комком жути в горле. Совсем выяснилась любопытная манера семьи: никто из Старицыных не хотел связывать себя семейными путами.

Ничего, и Крым отстроят, будет сплошная Калифорния, дайте только срок. Видела бы Ниночка ведомственный пансионат, который строительному комбинату принадлежал, Викин отец им руководил.

Я купил две свечи. Почему две? До сих пор не знаю. Поставил их на козлы, сел на скамью. И вот три десятка горящих свечей и огромное пространство над ними. Я заплакал. Это было моё самое сильное религиозное переживание.

С любезного согласия автора представляем рассказ Ю.В. Буйды из книги "Жунгли".

…Дождь вот-вот начнётся. По-особому пахнет пыль: пустыней, тревогой, ночным ожиданием дороги, зародившейся свежестью – почти незаметной в самой верхней ноте, – и вечностью, которая называется избитой фразой «пыль веков», но лучше всё равно не найти, никогда и ни в какой мудрой книге…

Переходами-перебежками добрались Верёвка со Шнуром до избушки на окраине. Ворота у того дома не заперты были. Верёвка кольцо повернула, Шнуру махнула рукой, да и айда вовнутрь. А вот дверь у дома на засов заложена. Верёвка в окно стук-постук. И вдруг за стеклом мутноватым кто-то как взвизгнет. Шнур аж в штаны брызнул...

Как вообще его угораздило столкнуться с этим хануриком, что за блажь? Нелепый, свихнувшийся человек – схима, понимаешь. Обыкновенный шизофреник! Сунуло же – идиотское, пьяное любопытство. Нет, нет, надо что-то с собой делать, так дойдет черт знает до чего...

В Соболеву Костов был давно, безумно и безответно влюблен платонической любовью. При этом он никогда не решался сам обратиться под каким-то предлогом к даме сердца – боялся даже приблизиться к ней, опасаясь сразу быть отвергнутым.