***

…Но, может, и не было снега?

Почудилось просто тебе,

Что ветер за окнами бегал,

Стонал в приоткрытой трубе.

Уснула, и в мороке странном

Смотрела с большой высоты

На белые пни и поляны,

На сонную реку, кусты…

Глядела с тоской журавлиной,

Как снегом заносит дома.

И с рыжею мёрзлою глиной

Навек остывала сама.

…Очнулась в привычном покое.

На месте и дом, и кровать,

И дождь — не метель над рекою.

***

В один из летних дней зашла я домой, чтобы немного отдохнуть от огородных дел. Только присела, как в дом влетела моя девятилетняя племянница Ленка, кареглазая и темноволосая девчонка, которую мы называем Катастрофа.

Тут же под окном послышался вопль покинутого ею шестилетнего поклонника:

— Лена, выходи! Ну, Лена, выходи!

РОЖДЕСТВО

И снова тишиною убран дом.

Следы лихого братского набега

Устранены. Грущу о том о сём.

Синеет утро. Пахнет талым снегом.

Чудит январь! Да будет ли зима?

Чтобы в лицо дохнуло ветром колким,

От стужи затрещали терема,

И вызвездило небо — всё! — над ёлкой.

Нам, северянам, ноль да минус пять

Не по нутру. Летит, летит погода,

И до Крещенья остаётся ждать

Чудес зимы нахлынувшего года.

Рассказ А. Антипина «Полынь серебристая» был напечатан в журнале «Двина» в 2010 году (№4). Иногда прочитаешь рассказ — и на другой день не вспомнишь о нём. Но тут дело другое: проза Александра Антипина действует поистине магически, перечитываешь её вновь и вновь…

***

Качается немая тень холма,

И птиц несёт куда-то ветер хваткий,

Которому что лето, что зима,

Что пух летит, что первый лист на грядке

Ползёт — да так упрямо! — из земли,

Лбом пробивая ссохшуюся корку…

Ветрам — плевать! Клубками вьют в пыли

И тащат листопады на закорках;

Метелью хлещут в самое лицо,

Лишь выйди из натопленного дома;

Дождём, как тряпкой, шоркают крыльцо;

Грохочут в трубах пострашнее грома —

И никнут посреди густой травы;

Отклик на статью Марины Струковой «По праву читателя»

1.

Помню, как несколько лет назад в Санкт-Петербурге во время заключительного вечера фестиваля «Русское слово» уже после всяких награждений и поздравлений мы, участники фестиваля, просто сидели за столом и разговаривали. Заговорили о деревенской и городской жизни. Вдруг одна из участниц сказала:

— А я никогда не была в деревне.

— И я, — подхватила другая.

Тогда Зоя Матвеева с Алтая вздохнула:

В минуты грусти на столе моём всегда Чехов. Нет, не юмористические рассказы, а то, что созвучно моему настроению.

Очень часто, например, я перечитываю чеховский рассказ «На подводе». Сюжет очень простой. Учительница едет в город за жалованьем и обдумывает свою жизнь, вспоминает прошлое. Никаких необыкновенных событий не происходит, однако после прочтения впечатление остаётся очень сильное. В чём причина этого? Попробуем разобраться.

С именем Ильи у меня с 2007 года прочно ассоциируется не образ Ильи Пророка или Ильи Муромца, а фамилия онежского поэта-летчика: Иконников. Пожалуй, в этом нет ничего странного.

Во-первых, громовой голос Ильи и его профессия — летчик — роднят его с мифическим Ильей Пророком, объезжающим, согласно народной легенде, свои небесные владения во время грозы. Я как-то уже обыгрывала это в своем посвящении Илье.

***

Как медленно топятся печи…

Не скоро, видать, холода.

Да всё же не сбегать в заречье —

настыла густая вода.

Вся речка забита шугою —

попробуй пробиться сквозь лёд,

когда он идёт полосою,

а сверху метёт и метёт.

Невольно вздохнёшь о свободе,

о жизни на том берегу,

где счастье заблудшее бродит.

Найти лишь его не могу…

У БЕЛОГО МОРЯ

I

Как древние греки,