1.

Каждый раз уходить из

города

детства, сложившего

тебя, как

карточный домик

складывает

сдавленный отечеством

лейтенант,

на своём первом

новогоднем корпоративе

сдирающий водкой

гортань,

как ты – сдираешь

старый овал сургуча

со своих рук и своего

сердца;

каждый раз уходить

из города,

память которого –

щёлочь,

разъевшая горло

и спину –

потому как если иметь

за собой хоть что-то,

ПЕЙЗАЖ

Полмира объехав без дела,

Поймешь, что полжизни отдашь

За русский пейзаж черно-белый,

Березовый зимний пейзаж.

На дальнем пригорке деревня,

Сороки пустились в полет,

А рядом меж редких деревьев

Охотник с собакой бредет.

Петлянье дороги окольной,

Следы лошадиных подков

И темный шатер колокольни

На фоне сплошных облаков.

Мой друг, путешествий любитель,

Меня перебьет в простоте.

Он где-то подобное видел.

***

Сколько хватит мне силы и мужества

Среди сломленных, слабых, больных

Не застыть от тоски и от ужаса

На просторах Твоих ледяных,

Где с мечтою о солнечном лучике

В темном царстве с разливами рек

С топором и в негодном тулупчике

Бродит страшный лихой человек.

Вот раздолье угрюмым историкам:

По земле, не знакомой с сохой,

Этот самый... в рванье и с топориком...

Так и бродит – лихой и бухой.

Снеговая, бескрайняя, топкая...

Что искал здесь святитель Андрей?

Умоляли пригорки, озера и лес,

задыхаясь под выцветшим сводом небес:

если есть еще кто-нибудь на небеси –

воскреси!

Воскреси хоть заблудшую душу одну,

воскреси опустевшую эту страну,

эту прорву земли,

это скопище вод

воскреси!

Воскреси хоть на время!

И вот

воскресаем всем кладбищем –

Боже, прости! –

на какой-то фальшивой скрежещущей ноте

воскресаем червонной монетой в горсти

и кусками лоснящейся плоти.

У самого Черного моря
Стоит трехэтажный коттедж...
Два месяца мыкал там горе,
Родилось меня что допрежь...

Между тополей, кипарисов
На фоне горы голубом
Стоит он, лишенный абриса, —
Не то белый гриб, не то гном!..

С балкона под самою крышкой
На море, когда не у дел, —
Все чаще не юнгой уж с вышки,
А словно пожарный глядел...

*

Труд творческий... труд, шут возьми!
Труд... не из них ли, не из легких? –
Подьем /плюс-минус о восьми/,
Зарядка /две, – одна для легких/

Аз есмь строка, живу я, мерой остр.

За семь морей ростка я вижу рост.

Я в мире – сирота.

Я в Риме – Ариост.

*

Ловя рассыпанную тень,

я говорю: какое лето!

Там то цветёт, мелькает это,

не умолкая ни на день.

Ни на минуту не минует

нас бремя этой суеты,

миры мушиные тоскуют,

шуршат мышиные миры…

*

Ненависть – опора

ненадёжная

не на ней стоишь ты,

настоящее,

разрядится злобою

заряженный

расплетётся плеть его

                  ***

Иванова ночь…

                          Век двадцать первый…

Сквозь небоскреб

                             прорастает древо…

Пара влюбленных

Какие страсти кипят там внизу –

                                          у пивного ларька,

Приходит жена, пытается увести мужа,

Мужик шатается после очередного пинка,

Здоровая баба, и он ей зачем-то нужен.

Кажется, время остановилось

* * *

Неотвратимо сбываются сны –

нет в том ни воли моей, ни вины,

но неизбежно всплывают со дна

новых ночей – за волною волна...

Вспыхнет вопрос и погаснет ответ.

Радости мне во всеведенье нет.

Чтоб ни свершилось на этой земле –

катится мир по кривой колее.

Вещие очи открою во мглу

и ничего изменить не могу.

Из-под ресниц поглядит пустота.

Скорбным молчаньем замкнуты уста.

И, узнавая улыбку твою,

ЕДЕМ С ПАПОЙ НА МАШИНЕ

На небе монтажная пена,

и дует, как будто из фена,

мы гоним по самой жаре.

Обочь проплывают сирени,

под ними чернильные тени,

как пятна на чистом ковре.