Въ одномъ изъ старинныхъ княжескихъ дворцовъ Петрограда – города, чьё имя лѣтъ пятнадцать назадъ лукавымъ градоначальникомъ, то бишь «мэромъ», было переиначено изъ «Ленинграда» снова въ Санктъ-Петербургъ, - шёлъ съездъ Дворянскаго собранiя.
Примѣрно въ двадцатыхъ рядахъ параднаго зала сидѣлъ моложавый господинъ, на видъ не старше сорока лѣтъ, и нетерпѣливо теребилъ свои пальцы. Онъ ждалъ, когда его записка, отправленная въ президiумъ, возъимѣетъ эффектъ – и ему предоставятъ слово. Это былъ князь Рославлевъ, бывший житель Бирмингема, потомъ Лондона, а теперь петроградецъ... тьфу, петербуржецъ. Ему хотѣлось высказаться черезъ микрофонъ, передъ всѣй аудиторiей, а не въ узкомъ кругу въ обѣденномъ застольи...
