Был тот час, когда читать без света уже нельзя, а зажигать его еще не хочется. Дмитрий больше всего любил это время. Отодвинув ворох исписанной бумаги на край стола, к другому небрежному, лохматому вороху, Дмитрий смотрел в окно, наслаж­даясь коротким покоем.

ПАСТОРАЛЬ
                        Н. П.
Там, за дальней норой,
там, где небо — горой,
поросло всё подлеском да ельником, —

ТИХИЕ РАДОСТИ
Тихие радости наши — лишь отголоски дождей.
Солнце из глиняной чаши льётся быстрей и вольней,
Синее дно раскалилось, поберегись, пригубив.
Где тебя, лето, носило?  Я ли тебя не любил?
Я ли тебя? Покажись-ка...  плавится воздуха медь,
Счастье так ярко и близко, что невозможно терпеть —
Блещут в стремительной речке, словно монеты, лещи,

В одиночестве я сидел на лавочке в трех остановках от дома, раздетый до пояса, рубашка лежала рядом. Через урну стояла еще одна лавочка, пустая пока. Позади на травке расположились две красавицы в купальниках — загорали. Граждане, не спеша, прогуливаясь по дорожке вокруг пруда, проходили мимо.  На коленях лежал открытый учебник венгерского языка. Я занимался. Это для девушек.

***
Над водой зависла стрекоза,
плачет за кладбищем зимородок.
У любви упрямый подбородок
и животворящие глаза.

После дождя
Умытый мир. И смирно облака
Скользят по глади неба — пеной мыльной.
И синь небес нам стала так близка,
Что в каждой луже скрыт ее посыльный.
И горным хрусталем искрит асфальт.
И луч слепит таким прозрачным блеском,
Что мы, прищурившись, сложить из смальт
Осколков можем нашей жизни фреску.
Так чистота разлита меж людьми,

АВГУСТОВСКОЕ
До земли опустились тяжёлые ветки.
Листья словно нарезаны по трафарету.
И доступен, без лестницы и табуретки,
Урожай — оправданье иссякшему лету.

Смешение жанров в литературе сегодня особенно заметно, и все оттого, что жанры эти плодятся, как мухи, а почитать хочется что-нибудь стоящее, и желательно покрепче, как неразведенный спирт. И поэтому когда городское фэнтези вдруг оборачивается мистическим триллером, а психологический детектив напоминает не менее крутой стимпанк — без компаса в море чтива не обойтись.

Стук захлопнувшейся входной двери болью разнёсся по телу. В висках застучали невидимые молоточки, в груди запекло. Сжав до судороги кулаки, глядя на дверь, он рванул было за ушедшей, но внезапно вспыхнувшая в памяти сцена из детства остановила его.

Алексей посмотрел вниз, туда, где стукнулся о неразличимое в темноте дно подвала конец троса. Из глубины вспорхнули блеклые бабочки, потянуло сыростью и затхлым запахом пыльных вещей. Где-то далеко внизу, глубже, чем пол подвала, за толстыми перекрытиями пощелкивали и грохотали неизвестные механизмы.

Моя бабушка по отцовской линии родом с далекого севера. Она родилась в Архангельской области, в деревне с экзотическим и таинственным названием Фехтальма. Бабуля росла спортивной, закаленной девчонкой, и мое неспортивное существование возмущало и расстраивало ее.

Недавно меня озарило, что Гоголь (трезвея от недавнего своего романтизма путём прозревания, что народ-то плоховат — материалистичен слишком) не сразу впал в идеал благого сверхбудущего (сродного с христианством, обещающим рай на небе в виде бесплотной жизни), как в «Мёртвых душах», а сперва прибрёл к реализму: ну что поделаешь, мол, таков он, народ, материалистичен неприятно.

— И зачем сюда припёрлись? — в очередной раз проныл Саня. — Сидели бы сейчас в парке, в тенёчке, пили бы пиво пенное с благородной водочкой, оркестр слушали, с культурными барышнями общались. Может, даже какую за сиськи подёргали. Нет, «пойдём на пляж, позагораем, искупаемся»! Ну, пришли, ну, искупались — и чего?

В преддверии 200-летнего юбилея И.С. Тургенева рождаются размышления неюбилейные.

ЧЕТВЕРО БЫЛО НАС…
Четверо было нас — дружная, добрая,

Тихая наша семья:

Я несчастный человек. Я пристрастился к вниканию в глубины художественных произведений, считаю своим кредо применять для этого то, чего начитался и сам додумал. Строго и не очень ограничиваю себя именно этой деятельностью. Она у меня выродилась в открытие подсознательного идеала, которым вдохновлён был автор при создании произведения имярек.

КАЛИНА
У Калинова моста
Нечисть вьется неспроста.
Здесь душа девицы стынет,
Ждет-печалится в Калине,

Однажды во второй половине сентября, ближе к вечеру, в старом деревянном домике на улице Кирпичной можно было наблюдать такую картину. Вытянув на полкухни босые ступни ног и пошевеливая пальцами, Ларион Сичкарук сидел на маленькой табуреточке и предавался мирному занятию: к толстой подшивке газеты «Вечерний Асинск» добавлял последние экземпляры.

***
Тёк юности самообман,
как пиво,
через край.
А мы ходили в «Сулейман»
и «Голубой Дунай»...
Мы не искали лёгкий путь
в те дерзкие года.
Как пену с пива,
нас не сдуть
до Божьего суда.

Командир учебного батальона подполковник Кушаков по прозвищу «Ивэтом плане» (офицер часто не досказывал фраз до конца, нетерпеливо отмахиваясь от собеседника рукой и итожа оборванную мысль сим выражением-паразитом. Но — попробуй кто не угадай, что именно хочет старший начальник — комбат потом на куски порвет) проводил занятия по «Применению горюче-смазочных материалов» во взводе лейтенанта Шевякова.