Трусость и эгоизм, как известно, присущи поэзии. Как говорила Цветаева, «шум времени Мандельштама – оглядка, ослышка труса», однако именно эта вдохновенная позиция испуганного человека внутренне присуща поэтическому дару. Дар бояться – великий дар. Профессионалами-поэтами ни «Двенадцать», ни «Доктор Живаго» – одобрены не были – прежде всего из-за предательства профессии. Приводились иные аргументы, но имелось в виду одно – в обоих произведениях устранён иммунитет искусства, привилегии интеллигента отсутствуют. Предлагается разделить жизнь со всеми – а это дико. Принять эти высказывания интеллигентный человек не мог.

ОТТЕНКИ

Ловец хрустальных состояний,
Не кратных тридцати семи!
Поймай пятнадцать расставаний,
А на шестнадцатом – пойми,

Что обретенья и потери
Взаимно отображены
То многоцветностью истерик,
То белым тоном тишины.

Когда в пыли угрюмой ночи
К нам страх врывается, как тать,
То все оттенки одиночеств
По пальцам не пересчитать,

И опрокинутое завтра
В ещё глубокое вчера
Чернильной каплею азарта
Стекает с кончика пера.

Свет проливавший по капле дрожащими пальцами,
опохмелённый и неутомительно благостный,
словно бездомный, застенчиво всем улыбается –
город, умытый слезами блаженного августа.
 
Стёрлись значения слов из проспавшейся памяти,
чтобы по-новому можно их было использовать
или сплетаться цветами в безбожном орнаменте,
белое с красным мешая в погоне за розовым.
 
Благословлённые радостью чревоугодия
и сумасбродством снимать августейшую пошлину,
несогрешившие и неразменно свободные

                     ной цветок

хрупкое утро

сдержанный свет

кроткая ночь

страстная тьма

азалия

                 ной цветок

он одинок

цветка чистота

тайна цветка

акация

Сцепленье дней – как зубья в шестерёнке –

наматывает нудные года:

не отойдёшь, не постоишь в сторонке…

И проникают в кровь кристаллы льда.

И пульс трепещет, ёкая от дрожи,

и радужки мутнеют по ночам,

и – злой скорняк не выдубит так кожи,

как время отрихтует лица нам.

Уходят дни, вплетаясь в шлейф эпохи,

вплавляясь в вековечный нимб зари…

Так на ветру и выдохи и вдохи

в секунду гаснут… что ни говори.

Один, как перст,

Помора крест.

А кто под ним, давно забыто.

Стоит он здесь, за нас моля,

Царю – казна.

Себе добыто –

Покой

И море ледовито,

И ледовитая земля.

***

Лишь бояре пивали в те лета вино,

А ярыжные водку и брагу.

Веселились ярыжки ахти неумно,

А любила их Русь за отвагу.

Отлежавшись в крапиве,

Простившись с женой,

Отмолившись в ближайшей часовне,

Уходили в Сибирь за собольей казной –

Юрий Нечипоренко Смеяться и свистеть: Рассказы, эссе/Художн. Капыч. – М.: Жук, 2012. – 176 с.: ил. – (Для тех, кому за десять). 2 000 экз. (п) ISBN 978-5-903305-41-4

В течение многих лет я читаю курс лекций «Введение в биофизику» для  второкурсников физического факультета МГУ. Когда на первой лекции я говорю, что в России биофизика начиналась с Ломоносова, студенты недоверчиво воспринимают это известие. Физик, химик, поэт, геолог..., так еще и биофизик? А ведь действительно, энциклопедист Ломоносов (1711 – 1765) первым в истории российской науки предпринял попытку описать механизмы распространения нервного импульса с точки зрения физики.

Из антологии «Зарубежная поэзия в переводах Вячеслава Куприянова»

(Москва: Радуга, 2009)

И. В. ГЁТЕ (1749 – 1832)

***

Должно быть мудрому открыто,

Что и добро, и все, что Богу благо, существует

С тех пор, как он сказал: да будет свет,

И потому пергаменты нетленны,

Где сказано о том, как веет Дух

Над глубиной, которой жизнь дает,

И нам хватает рукописей древних,

Пробуждаюсь, всплываю на поверхность реальности. Тело под стёганым одеялом наливается звоном и тяжестью, словно железнодорожные рельсы перед приближением состава. Тепловоза ещё не видно, но состав уже мчится и вскоре проедет через меня всеми вагонами дня. Из темноты медленно и неявно проступают очертания спальни. На стене у зеркала мигают зеленые неорганические глазки будильника. 04:17 утра. Среда.

            Неподготовленному читателю требуется провести определённую работу над собой, прежде чем ступить в космос Андрея Белого.

Выступление на Никитском клубе 20 декабря 2011 года, см. http://www.nikitskyclub.ru/events.php#91.

Юрий Нечипоренко смелый человек – он отважился назвать свою книгу «Помощник царям». Что это за герой такой – помощник царям? В нашем восприятии героями являются скорее враги царям — декабристы, Герцен, диссиденты, в общем — «борцы за народное дело». А помощник царям никак не может, с нашей точки зрения, быть героем.

О Ломоносове написано много, но не все форматы «подачи материала» испробованы, ресурсы стилистические еще не исчерпаны.

Книга Юрия Нечипоренко — «Помощник царям» — удачный опыт.

ПО СЛЕДАМ КЛИО

От Рюрика до Николая,

от Ильича до Дмитрия

листаем

эпоху за эпохой.

Пыль веков:

Татищев, Соловьёв

и Гумилёв.

Монархи, переделы, войн раскаты…

Подъёмы – пир культуры –

                                                                                              &nbs

                                                                     Великаном не станешь, даже надев башмаки Гулливера.

       Леонид Моисеевич ИОФФЕ (1943-2003) родился в Самарканде в эвакуации; с 1944 года жил в Москве. Окончил мехмат МГУ (1961–1966), затем аспирантуру при кафедре функционального анализа. В 1972 г. уехал в Израиль, в Иерусалим. Преподавал математику в Иерусалимском университете.

“Вот только христианского джихада нам не хватало!” – воскликнул исламовед Алексей Малашенко на следующий день после норвежской трагедии 22 июля. Так он ответил на заявление виновника этой трагедии Андерса Брейвика, назвавшего себя “христианским фундаменталистом” и “крестоносцем”. Опасения Алексея Малашенко оказались ненапрасными: июльский теракт в Норвегии был только “первым звоночком”. Затем последовало октябрьское восстание христиан-коптов в Египте...

   В норме неожиданные ситуации происходят не каждый день, а скажем, раз в год или, у особо везучих, раз в жизни. Но всё-таки они случаются, вдруг, неожиданно, внезапно. И если человек, попав в переделку, не найдёт выхода, правильного и возможного, то его жизнь может перевернуться.

Там, где Лубянка утыкается в бульвар и встречается со Сретенкой, наперерез движению шагает каменная баба. Нет, не баба это, а барышня, каменная барышня Надежда Крупская. Известно про неё хорошее – что она штопала носки и жалела детей. Возражала против Мавзолея и поселила Булгакова в Москве: всесильный Домком не хотел его прописывать в коммуналку – и вот она крупно черкнула красным карандашом на бумаге: "Помочь тов.

В зените золотого сечения семи квадратов кухни только что снятой квартиры первого кольца Москвы, Марина помешивала в кастрюле суп и думала о колоколах. Суп был обычный (с картошкой, колбасой, зеленью, луком и специями), а кастрюля – из нержавейки, и мерные удары ложки по ее гладким стенкам напоминали строгий, с сурово сведенными бровями, колокольный перезвон. Пом-пом-пири-пири-поммм… Удивительное сочетание магического и домашнего: пом-понн-пири-пири-поннн… В зените кухонной славы Марина слушала эти колокола, закусив губу.

                                                              Блажен, кто посетил сей мир  в его минуты роковые. (Тютчев Ф.И.)

Инквизитор

(Из древнерусского эпоса)

       

                   ИЗ ПОЭМЫ «КАЯЛА» –
                   вольного стихотворного переложения
                   «Слова о полку Игореве»

Нашим мамам и тем, кто был до нас,  посвящается...

     Олег Пересыпкин спокойно лежал на диване и под бурчание телевизора читал Достоевского, когда тот – телевизор, а не Достоевский – сказал ему страшную вещь. «Двадцать первого декабря 2012 года, согласно календарю майя, наступит Конец Света. Человечество должно быть готово к этому…» – так сказал телевизор. Пересыпкин отложил книгу и сел. Потом снова лёг и позвал любимую жену Иру. Любимая жена на зов откликнулась и повернулась к Пересыпкину. Оказывается, она лежала рядом и тоже всё слышала.

Николай Коперник

1. Проект модернизации: реформа как переформатирование традиционного общества