Это теперь Маша большая, ей четыре с половиной года. Теперь Маша, ой, легче лёгкого выговаривает: «Тётя Оля и Святославик». Ну, а когда Маше был всего годик и девять месяцев?! Кто, скажите, в здравом уме может потребовать от такой малютки, чтобы она всего за год и девять месяцев выучила такие трудные слова – «тётя Оля и Святославик»? Вот Маша и выговаривала, как могла – «Тетёль и Сися/вик».

Главная трудность была в том, что Тетёль всегда сама называла и других просила называть Святославика именно Святославиком, а не попроще, покороче – Славкой, Славой.

Её сын и сам с пелёнок твердо знал, что он – Святославик, и оттого при знакомстве с новыми друзьями с ним всегда приключалось одно и то же недоразумение.

– Тебя как зовут? – спрашивали новые друзья.

– Святославиком.

– В догонялки будешь?

– Буду.

– Эй, Славка, догоняй! – кричали новые друзья и убегали от Святославика прочь.

– Эй, Славка, догоняй! – кричал тоже Святославик и вместе со всеми убегал что было силы от незнакомого догонявшего его Славки. Очень странно, но этого Славку Святославик, оглядываясь, ни разу позади себя не видел. Он почему-то во всех компаниях должен был водить, этот бедный незнакомый Славка, и каждый раз молодец Святославик уходил от нерасторопного Славки победителем…

Все дети, как известно всем детям и Маше, рождаются на свет дома, в детской кроватке с деревянными решёточками по бокам. Зимою их приносит в эти кроватки Дед Мороз, а летом, весной и осенью – специальная птица Аист, которой на улице никто никогда не видал, а живёт эта птица только в Азбуке и покидает свой насест на букве А лишь затем, чтобы принести в кроватку очередного младенца.

И только Святославик был необыкновенный мальчик. Он один на всей Земле родился не в кроватке с деревянными решёточками, а в милиции.

В тот замечательный день, 9 мая, Тетёль висела, подвязанная веревкой, под мостом через Реку.

Город праздновал праздник – Многодесятилетие Победы над фашистами. Так Маша услышала по телевизору. Но по самому Городу никак не было заметно, что у него праздник. Например, на улицах не было видно ни одного праздничного плаката, и даже на въезде в Город висел плакат с рекламой колбасы. Не играли душевные оркестры (это такие оркестры, которые «играют для души», как говорят пожилые люди, на трубах, флейтах и других инструментах) – то есть один оркестр играл во Дворце Культуры, куда Маша ходит на рисование, но на улице-то его уже не было слышно! Всех ветеранов закрыли во Дворце Культуры слушать оркестр, так что у трёх ветеранов-старушек заболело от духоты сердце, - поэтому ни один ветеран не блестел своими медалями на улицах Города. А жаль. Маша всегда очень любила глядеть 9 мая на эти костюмы с медалями, они казались ей самыми красивыми и богатыми нарядами на свете.

Тетёль возмутилась и решила устроить Городу всамделишный праздник.

Тетёль была горолаз, то есть ей нравилось лазить на горы, поэтому у нее дома была специальная верёвка для горолазания. Она купила в магазине красной краски, привязалась верёвкой к городскому мосту и, держа у груди банку с краской, принялась на вису – то есть значит вися – под мостом разрисовывать кисточкой чёрные чугунные звёзды на решётках моста со стороны Реки.

Выходило очень красиво – красные звёзды в честь 9 мая, видные всему Городу.

– С праздником, товарищи! – поздравляла Тетёль из-под моста всех проходящих.

Поздравляемые вызвали полицию.

В полиции Тетёль стала спрашивать всех полицейских, за что её привели в полицию. Хотя никто не смог ей сказать, за что, все объяснили, что так надо. Святославик, который в то время сидел в животе у Тетёли, решил, что он просто обязан раньше, чем задумывал, вылезти из живота, чтобы заступиться за маму и накричать на полицейских. Он так и сделал.

Полицейские так растерялись, что на них кто-то вообще посмел накричать, что от неожиданности выпустили Тетёль и Святославика на свободу.

Через неделю после рождения Тетёль забыла Святославика в магазине.

Она положила на прилавок кошелёк и завёрнутого в одеяльце Святославика, а рядом какая-то тётя положила очень большой свёрток с сосисками. Тетёль задумалась и, не глядя, взяла свёрток с сосисками, а Святославика и кошелёк оставила на прилавке.

Дома Тетёль развернула свёрток с сосисками и очень удивилась. Она поскорей побежала обратно в магазин и успела до закрытия поменять там сосиски на Святославика. Сосиски на кошелёк ей поменять не удалось – кошелька на прилавке уже не было.

– Я вот сыр тухлый не поменяла до закрытия, а утром его уже отказались поменять, – такую похожую историю слышала однажды Маша от одной соседки, которая болтала с Машиной Мамой.

Ах, как всё-таки хорошо, что Тетёль успела поменять Святославика до закрытия! А то та незнакомая тётя, у которой Тетёль взяла сосиски, наутро сказала бы всем, что купила Святославика в магазине – и это была бы правда, ведь она заплатила за покупку деньги. Да-да, ведь слышала же однажды Маша, как другая соседка говорила своему сынишке:

– Я тебя купила в магазине. И отнесу обратно в магазин, если не будешь слушаться – поменяю на хорошего мальчика!

Да, было бы тогда дело! Тогда пришлось бы Маше каждый раз, чтобы поиграть со Святославиком, скрипя сердцем, идти в гости к какой-то незнакомой тёте (смешное выражение – «скрипя сердцем» - но так говорят эти взрослые…).

Тетёль вообще часто забывала про Святославика, потому что она всегда была занята – она боролась за Правду.

Из-за её борьбы за Правду её подруга, Машина Мама, уже привыкла кормить Машу и Святославика вместе, потому что у Тетёли обычно не бывало денег.

Денег же у неё не было, потому что её все время уволивали, то есть делали что-то такое, чтобы она ушла с работы.

Хотя Маша иногда подозревала, что Тетёль сама уволивала, то есть делала что-то такое, чтобы она ушла с работы.

Например, Тетёль очень хорошо умела шить. И вот она пошла работать в такое место, где тёти шьют. Вот тёти шили, а им за это давали деньги.

Однажды Тетёль ночью прокралась с фонариком в кабинет к Начальнице – то есть такой тёте, которая дает всем другим тётям деньги, и вытащила из стола у Начальницы какие-то бумаги, где было написано, что на всамделе шьющим тётям надо было платить больше денег, а просто Начальница брала часть денег себе.

Утром Тетёль показала эти бумаги всем шьющим тётям, и Начальнице пришлось давать им после этого больше денег.

А Тетёли Начальница сказала, чтобы Тетёль уволивала.

Тогда Тетёль пошла на другую работу, где тоже тёти шили.

Они там шили одежду. И вот Тетёль увидела, что многие тёти прячут в ящиках своих столов отрезанные куски от материалов. Это им давали материал, чтобы они шили, а они шили так, чтоб осталось побольше лишнего – и прятали лишнее в ящиках, чтобы взять себе.

Тетёль всем сказала, что ей надо остаться после работы, чтобы ещё поработать. И, когда все ушли, она поработала – вынула из ящиков украденные материалы и за ночь сшила из них себе длинное и широкое разноцветное платье со шлёпом. Шейфом. Нет, шлейфом. И в этом платье она утром пришла к Начальнику, то есть дяде, который платил всем шьющим тётям деньги.

Начальник сказал, чтобы те тёти, которые украли материалы, уволивали.

И Тетёли он сказал, чтобы она тоже уволивала, а то оставшиеся шьющие тёти могут её побить.

Все дети, конечно, знают сказку про Золушку, и все, конечно, помнят, как хотелось Золушке попасть на Бал, и как помогла ей в этом Крёстная.

Но ни один, ни один ребёнок никогда не поинтересовался – если все дамы королевства поехали на этот Бал – не хотелось ли поехать на этот Бал и самой Крёстной??!

Маша точно знала, что её Крёстной, Тетёли, очень хотелось попасть на один Бал.

Не для развлечения, а для того, чтобы на Балу побороться за Правду.

Бал устраивал Царь того Города, в котором жили Маша, Мама с Папой, Тетёль и Святославик. То есть, это в стародальние времена он назывался Царь, сказала Маше Крёстная, а в новоближние он теперь называется Мэр. Царь-Мэр давал Бал во Дворце Культуры в честь работников Обувной что ли Умышленности – ну, в общем, в честь тех дядь и тёть, кто работает на Городской Обувной Фабрике.

Правда, самих дядь и тёть, кто работает на Городской Обувной Фабрике, на Бал в честь Обувной Умышленности умышленно не пригласили. Туда пригласили разных Принцев, Князей, Герцогов и Герцогинь, чьи дворцы (в стародальние времена - дворцы, а в новоближние - коттеджи, объяснила Крёстная) красовались всюду по Городу. Из работников же Обувной Фабрики на Балу был один только Барон Обувной Фабрики.

Платья и туфелек для Бала Крёстной ждать было не от кого. Крёстная привыкла делать чудеса в своей жизни сама. В ночь накануне Бала она поколдовала над своей швейной машинкой – и сшила себе сказочно красивое бальное платье – красное и длинное, до самого полу.

Увидев утром Крёстную в этом платье, Зеркало-В-Прихожей на весь мир объявило, что она, Крёстная, бесспорно, «на свете всех милее, всех прекрасней и белее» - да и Портновский Сантиметр, который ночью для мерок платья отмерял 90x60x90, полностью с ним согласился.

А надо вам сказать (взрослые часто говорят: «Надо вам сказать», будто всё, что они говорили до этих пор, говорить было не надо) – надо вам сказать, что у Тетёли давным-давно, год тому назад, был Муж. Но так как Тетёль всё время боролась за Правду, на Мужа у неё совсем не оставалось времени, как и на Святославика, так что Муж в конце концов не выдержал и сказал, что он от Тетёли и Святославика уходит насовсем -- то есть уволивает! Муж был очень богатый, и, когда он ещё от Тетёли и Святославика не ушел насовсем, он подарил Тетёли всамделишные бриллиантовые серёжки и бусики.

И вот в красном, до пят, платье, в бриллиантовых серёжках и бусиках Тетёль отправилась на Бал во Дворец Культуры, и стражники Дворца пропустили её, даже не спрашивая, кто она такая.

На Балу Крёстную тут же увидел Царь-Мэр.

И весь вечер танцевал только с ней.

– Ты как Золушка, блин! – культурно крикнул ей в ухо Царь-Мэр. – А ты кто? Чё-то я тя не знаю. Может, у тя на ногах, хе-хе, хрустальные туфельки?

Крёстная подняла подол длинного, до полу, бального платья. И изумлённый Царь-Мэр увидел у неё на красивых ножках… валенки!

– Это в знак протеста! – сказала Крёстная. – Протеста против того, что выпускает наша Обувная Фабрика. Эти валенки, правду говоря, — лучшее из того, что она выпускает. Остальное ни в одни ворота не пролезет (как-то так сказала Крёстная, Маша точно не помнит).

– Вы вообще-то кто – Царь-Мэр или не Царь-Мэр? -- строго спросила Крёстная. – Не знаете, что у вас в царстве-мэрстве делается?

И знаете что? Нипочём не угадаете. Царь-Мэр хлопнул в ладоши и велел позвать к себе Барона Обувной Фабрики.

– Ты, козёл, больше не Барон, – вежливо предупредил его Царь-Мэр. – Теперь вот эта у меня будет Баронессой Обувной Фабрики!

Так Крёстная неожиданно стала Баронессой Обувной Фабрики. У неё стало много денег, и Святославик вместо «быстросупа» стал ходить в ресторан – один, потому что его мама снова боролась за Правду. На своей новой работе Крёстная ходила в модном деловом костюме и в валенках – она всем сказала, что будет всё время ходить в валенках, пока её Обувная Фабрика не начнет выпускать нормальную красивую обувь.

Через полгода Обувная Фабрика стала выпускать хорошую обувь. Крёстная созвала всех работников Фабрики и при всех переобула свои валенки на туфельки Обувной Фабрики. И тогда Царь-Мэр сказал Крёстной, чтобы она уволивала – он подписал новый царский указ о назначении на прежнее место старого Барона.

Теперь Святославик снова завтракает, обедает и ужинает у Маши дома, а Тетёль снова ищет работу.

Жалко, что иногда искать работу и искать Правду – это напротив положенные вещи, думает Маша. Видимо, поэтому, когда человек вроде Тетёли ищет Правду, он теряет работу, ну и наоборот тоже…