Часто доводится слышать расхожее мнение, что великие, делающие историю своего народа люди знатны и богаты. Бывало, вникая в подобные разговоры, Сан Саныч только подкручивал ус и усмехался: какие превратные толки, как глупа и слепа наивная толпа! Он ютился в небольшой однокомнатной квартире, расположенной в дряблой, покосившейся хрущовке за рекой. Пришла новая власть, разделила коммуналки на отдельные жилплощади, так и получил Сан Саныч себе одну комнатку. Старик он был ничего, только жутко сентиментальный: вставал спозаранку, бессмысленно глядел в окно, шел мыться и мурлыкал «Я вас люблю» или «Я помню чудное мгновенье», смотря по настроению. Дети во дворе его любили. Щедро раздаривал шоколадные конфеты в красочных, запоминающихся фантиках, умильно грозил пальчиком, наблюдая как пацаны затягивают в подъезде первую цигарку. «Непоседливые вы, молодые, зеленые,- иногда бурчал что-то свое, стариковское.- Вырастите, будете травку курить и вспомните дедушку Сан Саныча». Детвора не понимала. Вообще, в этом доме поросль росла придурковатая: отцы в тюрьме, матери разведенные, какие-то часто сменяющиеся дяди, вечно пьяные. Стриженые наголо мальчишки бегали на пустырь, жгли костры, а один раз прославились, когда Игнат с первого этажа пристал к одной девчонке с третьего, еврейке, сделал дело. Мать узнала и вызвала сразу полицию, а с ними приехали мужики с камерами, эстонцы. Прохаживались вокруг да около, ловили ребят в объектив, задавали на ломаном русском провокационные вопросы. Дети, свет Божий, не стеснялись, ответствовали к ужасу всей русской общины. Неизвестно, не помню, как история кончилась, только особо всполошился в тот день смиренный Сан Саныч, никто, кроме Клюши, его не видел. А Клюша, домработница, подивилась: отчего-то старик побледнел, постучался, спросил у нее валидолу. «Идиоты. Паршивцы. Ментов здесь не хватало». Старческое, несуразное.

Все отмечали, что живет он тихо и смиренно, одиноко. Клюша раз решилась о личном с Сан Санычем посудачить: не скучно ли ему, есть ли родственнички на свете? Старик отвечал невпопад, жаловался на боли в желудке, и не менее одинокая Клюша махнула на него рукой. Ей жизни другой хотелось.

Какой же? Свет вокруг словно сошел с ума, завертелся в дикой ознобной пляске, укушенный тарантулом. Взвились вверх новые высотные стройки, на углу улицы открыли бар, и молодежь со всего района будила квартирантов по ночам, орала во все горло, гремела бутылками. Старухи на автобусной остановке, обложившись пудовыми авоськами с творогом и рыбой, делились ужасающими рассказами о подозрительных типах, шныряющих по переулкам и выхватывающих сумки. Одного, знать, поймали, и выяснилось, что паренек из интеллигентной семьи: отец в музее работает. «И чего, чего полез?»- вопрошала пучеглазая Анисья, торговавшая на рынке дешевыми второсортными тряпками. А ничего, махнул рукой: «Заело все» и бесцельно опустил голову. «Не то нонче время, не то. Раньше, помню, всегда приличный срок давали, раньше система была!»- смакуя ученое слово и новый золотой зуб, шамкала Клавдья Иванна. Старухи соглашались. Сан Саныч задумчиво водил по гравию палочкой, обдумывал свое.

Этот пенсионер был великим человеком. Он скромно занял причитающееся ему место, завоеванное в бурные зрелые годы. Сан Саныч заведовал самой крупной местной сетью сбыта наркотиков, он был королем искусственных фантазмов. Ему подчинялись крупные тузы, щеголяющие новыми мерсами, а добрейший дедушка, если надо было, теснился в переполненном автобусе, всей своей щупленькой фигуркой вымаливая себе местечко. Подчиненным временами казалось, что он играет, смеется над ними, внезапно вздыхая о ценах на базаре или с гордостью признаваясь в совершенном незнании компьютера: «нужны мне ящики говорящие! Один вот есть, «Вести» показывает, и любо!» Вкусы Сан Саныча безнадежно устарели: дальше обожаемой им Орловой в «Веселых ребятах» и Марка Бернеса он не докатился. Действительно, страшная роскошь – совершенно не заботиться об имидже.

Молодые люди усаживались, краснея, за малюсеньким овальным столиком на диване и потели от жары, поддерживаемой в непроветриваемой комнате двумя шерстяными коврами. Благодушный, суетящийся вокруг как дух-домовой старикашка, разливая горячий чай, пересказывал известные сплетни, но смотрел иронично. «Не жарко ли вам, Миша? Вы что-то больно невнимательны».

- Никак нет, Сан Саныч.

Сан Санычем звали дряхлого попугая, растерявшего свои перья и заживо съеденного молью. Считали, старик воспользовался его кличкой, а настоящее имя навсегда скрыл.

«Хороший чай, как я люблю чай! А вы, любите ли вы чай, рыцари мои?»- усаживаясь рядом, твердил он свое, затем потихоньку переходил к вопросам более серьезным и, превозмогая боль в желудке, давал указания. Одного его телефонного звонка было достаточно, чтобы всех расстреляли. Каждый подчиненный деловито мямлил свое, рассказывая, как обстоят дела в его районе, сколько продали и получили, перевели на счет.

- А как с расширением, Вова? С расширением.

- Задумали открыть компанию для отвода глаз, как вы мудро нам рекомендовали. Молодые завербовали одно подставное лицо, правда, гаденыш, брыкаться стал, сомневается, отказаться хочет...

Сан Саныч пытливо посмотрел на докладчика. «Но мы ведь не насильники, правда, ребята?»- весело рассмеялся старик, и гости дружно закивали, и больше всех закивал сам докладчик.

- Ты, Вова, знаешь, я человек пожилой, у меня сердце. Нянечка раз в месяц приезжает, давление мерит, кровь берет, массаж. Ты уж не нервируй меня, голубчик, такими пустяками. Не хочет человек, так мы и не задерживаем. Распорядитесь, и продолжим поиски.

И все продолжили обсуждение, похваливая чай и рекомендуя Сан Санычу новые лекарственные препараты, словно никто из сидящих за столом не знал или не подавал виду, сколько всего таится за коротким, полуласковым «распорядитесь».

Клюша обмерла, когда из уединенной келейки соседа вышли незнакомцы: человек сразу пять-шесть. «Кто это вам?»- по-соседски вальяжно вздохнула она, облокотившись на ручку швабры. Сан Саныч улыбнулся ей. «Сыновья мои, кто же еще!»- горделиво подмигнул и был таков.

Одинокий старик терпеть не мог нынешние фильмы да сериалы, бесился, когда, вертя приемник, попадал на рок или рэп. Чаще всего сидел перед голубым экраном, клевал носом. Его так и нашли в свое время, затхлого, облезлого попугая, мирно растянувшегося в кресле перед телевизором. Распоряжения «на случай» были сделаны им давно, и на счету его не оказалось ни цента. Хоронили дедушку всей хрущовкой, и пацаны, покупающие травку и шприцы, стояли хмуро над могилой. Больше всех убивалась бедная Клюша: Анисья и Клавдья долгое время не могли оторвать ее от простого березового гроба...