Пожертвуете частностями – что тогда станет с целым?

Патрон оставил меня в жесточайшем беспокойстве. Я прошёл на кухню и наполнил кофейник. «Может, мне удастся загладить свою вину? Но как, как? В Борисоглебске уже ничего не поправишь, выборы не переиграешь… Остаётся дожидаться нового задания… Но будет ли оно вообще? Во всяком случае, зубы в пыль, к нацбилдингу меня уже точно-то не допустят…» Хотелось по-девчоночьи разреветься от невыносимой досады.  

Вернулась с работы Татьяна. Я пребывал в столь удручённом настроении, что даже не счёл нужным скрывать его перед нею.    

– Чего нахохлился? – осведомилась она. – Выглядишь просто страшно, прямо как моя автобиография.

Я, не вдаваясь в подробности, объяснил, что навлёк немилость начальства и теперь моя дальнейшая судьба в «Корпусе-М» висит на волоске. Я не слишком на это рассчитывал, но хотелось от супруги хоть какого-то сочувствия. Может, она даже захочет меня приласкать… в постели. Да, секс мог бы сейчас послужить лучшим антистрессом… Ну же, малышка, дай мне то, чего я всегда жду от тебя больше всего!

Какая наивность! Разумеется, мои неприятности послужили для этой попрешницы всего лишь поводом поизгаляться:

– А я и не сомневалась, что тебя рано или поздно выпрут! Для такой бестолочи как ты, это единственно возможный вариант! Но если ты, дружок, рассчитываешь, что я стану тебя утешать, то ошибаешься, голубчик. И не мечтай! Либо найдёшь работу – какую угодно! – либо полетишь вон из дома, опережая собственный визг!

Последней угрозы я не испугался, ибо в глубине души был почему-то уверен, что выгнать меня она никогда по-настоящему не решится. Что-то подсказывало мне, что супруга тоже испытывает ко мне некую привязанность, правда не желает её показывать.

– Рановато голосить, – проворчал я. – Может ещё и не выпрут…

Вернувшись в комнату, позвонил Пурпурному – из всех «спектровцев» с ним я был наиболее на короткой ноге. Поплакался:          

– Вам-то что, вы подчинённые… А мне, как набольшему, все плети… Как хреново сидеть и ждать, что они придумают…

– Зачем сидеть? – сказал Пурпурный. – Ты лучше нажрись – но только не дома. Сходи куда-нить в людное место, оторвись, насколько получится… И гори оно всё спиртовым пламенем!

Я засомневался.

– Нужно ли? А вдруг шеф решит дать мне новое задание, чтоб я, значит, оправдался в глазах начальства? А я сижу ужравшись…

– Не беспокойся, не даст, – «успокоил» меня Пурпурный. – Во всяком случае, прямо сейчас. Я их повадку неплохо знаю. Если проштрафишься, они тебя на недельку наедине с самим собой оставляют – чтобы ты хорошенько помучился неизвестностью. Вот, значит, если ты желаешь избежать этих мучений, то лучше и уйти в загул. Три-четыре дня пьянки ты себе смело можешь позволить. А потом уже надо приходить в себя и ожидать приговора.

– А каким этот приговор окажется, как считаешь?

– Хэзэ, приятель. Ну что они могут тебе сделать? Максимум – погонят из «Корпуса». Это, конечно же, неприятно, однако и не смертельно. Найдёшь себе другую работу, всего-то и делов….         

– Да не хочу я уходить из «Корпуса»! Только здесь я и могу себя чувствовать человеком, от которого что-то зависит! Турнут меня – я же сам себя сгрызу, как паршивого неудачника!

– Это ещё не самое плохое, что может случиться в жизни, – осадил он меня. – Если целы шкура и мозг, а руки-ноги действуют, то всё в порядке. 

Немудрёный довод, но он подействовал на меня успокоительно. Действительно, что плохого они мне сделают, особенно учитывая, что у нас на Октаэдре, по объективным причинам, за жизнь и здоровье волноваться не приходится вообще? Правда, отсутствие физической опасности не гарантировало меня от урона моей гордыне. И успокоившись за свою шкуру, я, поразмыслив, уже почти готов был пожертвовать ею ради возможности остаться ещё хоть на какое-то время в «Корпусе М».

– Может, составишь мне кампанию? – попросил я. – И Бурого надо попросить подтянуться…

– О чём говоришь, начальник – разумеется! И Бурёнка нашего мы обязательно вытянем…

Спустя какой-то час мы уже заседали в «Луксоре».

– Не тревожься, Кирюха! – Пурпурный со своим приятелем были единственными из подчиненных, кто знали моё имя. – Просто имей в виду – что ни делается, всё к лучшему. Так что, ты не переживай, пей и закусывай.

Официант притаранил три бутылки «Гномьего» и сырную тарелку.

– Всё прекрасно, Кирилл Сергеевич, – поддержал и Бурый. – Причин для волнения нет абсолютно никаких. Отдохнёшь, наберёшься сил – и снова в бой

Мы сделали по большому глотку. Потом ещё по одному.

– Русскому человеку для объединения необходима сверхидея или высокая цель, – разглагольствовал Пурпурный. – Даже не очень важно какая: Царство ли Божие на земле или на небе, Родина, пятилетка в три года, победа в войне. Такая цель или идея становится уже не чем-то внешне привнесённым, но частью меня, тем, что я сам начинаю продуцировать. В этой самоотдаче я вижу смысл своей жизни. Без неё мне скучно и одиноко, я могу податься во все тяжкие. Твоя и наша сверхидея – возможность творить, преображать мир. Искренне надеюсь, начальство тебя её не лишит!

Ощущая, как алкоголь растекается по нутру, я бездумно озирал внутренность помещения. Будни, да ещё и рабочий день не закончился – кроме нас, посетителей в Луксоре почти не было. Вдруг распахнулись двери, и в заведение вошла колоритная парочка. Один – немал-человек в красном пиджаке, с квадратными плечами, бычьей шеей и причёской ёжиком. Второй – лысоватый толстяк с лунообразным лицом, от которого веяло весельем и спокойствием. Оба подошли к стойке и сразу же оформили заказ. Потом присели за соседний столик, продолжая оживлённый разговор, начатый, видимо, ещё на улице.

– Несомненно, то, что вы мне предлагаете, Михаил Глебович, очень интересно, – втолковывал краснопиджачник. – Но… вы же понимаете, экономика Октаэдра переживает не лучший период. Покупательские возможности читателей падают, соответственно издательствам приходится вкладываться лишь в самые перспективные, с точки зрения коммерческой отдачи, проекты…

Толстяк досадливо дернул плечом.

– Вы со мной говорите так, будто мне ещё без штанов полагается двести лет бегать и собак гонять. Но вас, издателей, я хорошо знаю. У вас от скупости уже все зубы смёрзлись, вы с камня лыко дерёте, из блохи голенище кроите, из осьмины четвертину тянете, кашу едите – и то держите ложку над горсточкой...

– Зачем же вы так! – загорячился первый. – Я ж искренне говорю – лично мне предложение ваше по «Небу в алмазах» нравится. Но это лично я, ценитель и почитатель нашей фантастики. А вот для большинства вы всё-таки являетесь автором эпопеи о Многоборье. Вот бы к ней продолженьице забабахать, а? Что же тут плохого?

– Кто помногу хорошего хочет, всегда навредит, – гордо ответил писатель. – Не для того я свой талант лелеял, чтобы он кем-то использовался едино лишь ради прибыли.

Им принесли первое, и они поневоле прервали беседу.

– Кстати, старина, – вдруг поинтересовался Бурый тихим голосом. – Ты не мог бы мне скинуть копию всех разговоров, которые ты вёл в ходе «Святополка» с бойцами «Спектра»?

– Зачем тебе? – неприятно поразился я.

– Понимаешь ли, – замялся он, – хочется немного поднабраться опыта. Я хорош, как исполнитель, но командирского опыта мне ещё не хватает… В общем, не помешало бы законспектировать самые яркие наши делишки…

– В командиры собрался? – переспросил я. – Куда это, интересно?

– Знаешь, я тут говорил с патроном… – Бурый умолк, словно не решаясь продолжать дальше.

В моем мозгу заполыхала красная лампочка. Общение с шефом было исключительно моей прерогативой, рядовые же «Спектра» получали приказы от меня и только от меня. С каких это пор начальник общается со «спектровцами» через мою голову? Видимо, страх и досада так явно проступили на моём лице, что Бурый начал оправдываться:

– Не парься, не парься, Кирюха… Да, патрон тут вышел непосредственно на меня – но к тебе наш разговор не имеет никакого отношения. Просто, оказывается, Бхут из «Шершней» решил подать в отставку. Устал, говорит, замучался от этой вечной беготни в колесе, захотел сменить род деятельности. Естественно, они срочно ищут человека на замену… Вот меня и решили поставить. Так что, я сейчас готовлюсь, тренируюсь, осваиваюсь…

Бурый пристально посмотрел на меня, пытаясь определить, поверил ли я этим словам. Но его надежда оказалась ложной: я сразу заподозрил подчинённого во вранье. Вспомнилась встреча с Бхутом и состоявшийся тогда у нас разговор. Память меня не подводит: ни малейшего недовольства работой командир «Шершней» не высказывал. Напротив, говорил о счастье пребывания в «Корпусе М». Возможно ли, что за столь короткий срок его мнение столь радикально поменялось?

Нет, тут что-то не так. Этот белебеня наверняка гонит. Резко насторожившись, я решил попытаться вывести Бурого обходными путями на чистую воду.

– Ничего такого не слышал…

– Ну вот знай… – пробормотал он. – В общем, сбросишь мне переговоры, лады? Ты мне этим очень поможешь, а я буду тебе благодарен. Очень.

Что-то в его тоне мне крайне не понравилось – никогда не слышал, чтоб Бурый, этот брутальный нацик, разговаривал с кем-нибудь столь угодливо. Заговаривает зубы? Зачем? На кой ему могут понадобиться копии всех моих разговоров? И почему именно моих? Существуют же специально разработанные учебные пособия, где стратегия и тактика войны в интернете рассматриваются более чем подробно, причём на множестве реальных примеров, имевших место в действительности…

– Мне, это, конечно, нетрудно, – медленно ответил я, выгадывая время, чтобы успеть что-нибудь сообразить. – У тебя неплохой потенциал, ты можешь стать нормальным командиром. И я сам, если хочешь, готов тебя проконсультировать. Когда Бхут собирается сдавать тебе дела?

Он нервно облизнул губы.

– Через шесть дней. Конец этой и начало следующей недели он ещё дорабатывает, а потом…

– Ой, хорошо, что ты мне сказал! – делано спохватился я. – Мне ж тогда нужно с ним кое-какие дела уладить, прежде чем он свалит. Сейчас прямо и позвоню.

Я лгал, конечно – никаких общих дел с Бхутом у меня не имелось, «Спектр» и «Шершни» действовали совершенно автономно друг от друга. Но мне захотелось немедля проверить полученные от Бурого сведения. Я тут же достал мобильник и принялся искать в списке контактов необходимый номер.           

– Слушай, не звони Бхуту, – напрягся Бурый. – Информация о его уходе абсолютно конфиденциальна, её пока никто не должен знать. Я тебе лишь по дружбе рассказал… Если станет известно, что я растрепался, возникнут крупные неприятности. Могут даже и отказать в месте. Не подводи, а?

Врёт? Что-то он слишком быстро зачастил, а на лбу блестят капли пота… Но в чём, в чём подвох? Возможные неприятности Бурого волновали меня мало, поскольку, вероятно, вопрос стоял о моей собственной судьбе. Излишней мнительностью я не страдал, но вот интуиция меня подводила очень редко – что, собственно, и способствовало моей карьере в «Корпусе М». И сейчас внутренний радар вновь и вновь посылал мне в мозг отчётливый сигнал: «Тревога! Тревога!»   

– Не волнуйся, Бурёнок, – я фальшиво оскалил зубы. – Никаких проблем у тебя не будет. Ты, наверное, не знаешь, но мы с Бхутом большие друзья, у него нет от меня тайн. Я даже удивлен, что он меня не поставил в известность…

Я вновь начал копаться в памяти мобильника. Потом неожиданно для самого же себя рассвирепел:

– Что ж я, по-вашему, совсем уж остолбень? Чего вы мне турусы на колесах рисуете?!

Пурпурный произнёс:

– Ладно, прекратим этот недостойный фарс. Кирилл был не самым плохим командиром и он заслуживает честности.      

– Что за фигня, суемудр ты сине-зелёный? – вскинул я взгляд на него.

– Кирилл, постарайся принять это как можно спокойней, – сказал Пурпурный. – В связи с последней неудачей начальство сегодня решило вывести тебя из «Корпуса». Они посчитали, что «Спектр» пользуется слишком хорошей репутацией, чтобы марать её провалами. Соответственно, командир-неудачник не нужен. Все, ты оставляешь систему. Новым руководителем «Спектра» станет Бурый. Твои чаты во время «Святополка» нужны ему, чтобы скорее войти в курс дела.

Меня эта новость ошарашила, словно увесистый мешок с мокрым песком, с силой хряснувший по голове.

– Как такое может быть? – залепетал я. – Я же лицо «Спектра»… Что, совсем уходить? Не верю… Почему меня не оповестили?

Пурпурный виновато развел руками:    

– Не к нам вопрос – но, видимо, патрон счёл это слишком малозначащим. Так что, уж лучше мы тебя предупредим, чтобы хоть немного смягчить удар. Ну а «Спектр»… А что «Спектр»? Думаю, отряд не заметит потери лица.

Я схватился руками за голову и со стоном стал медленно раскачиваться на стуле, словно от сильной боли. На душу лёг огромный камень, буквально придавивший меня своей непомерной тяжестью.

– Ты уж извини, – тихо сказал Бурый. – Nothing, как говорится, personal…

– А ты, наверное, и рад стараться, подлец! – возопил я. – Почему же ты не сказал шефу, что я лучший командир и отстранять меня просто преступно?! Ведь знаю же, что не сказал!

Бурый выпрямился, его глаза засверкали.          

– А если и не сказал, так что? – вызывающим тоном процедил он сквозь зубы. – Каждый сам куёт счастье, ведь правда? Так почему я должен становиться на пути у своей удачи?

– А ведь он прав, Кирилл, – добавил Пурпурный. – Со своей колокольни, конечно, но тем не менее… И ты не имеешь никакого права требовать от людей больше, чем они могут дать.

Я согнулся, сложил руки на столе и в отчаянии положил на них голову. Перед воображением вставали картины унылого будущего. Вот сейчас вернусь домой – что я скажу Татьяне? А каким презрением она меня окатит... Да, домой сейчас лучше не заявляться… Впрочем, нет, напротив, надо показаться на глаза благоверной как можно скорее. Во-первых, чем скорее отгремит гроза, тем мне же потом будет легче. Во-вторых, она женщина умная, этого не отнять, и, возможно, сумеет мне что-то посоветовать в плане дальнейшего трудоустройства.  Может, пригодятся её знакомства в ПЖКХ. Конечно, что есть должность мелкого подсобника по сравнению с тем, чего я только что лишился? Небеса и преисподняя, уууу….

«А ведь им, Бурому с Пурпурным, достанется то, чего лишили меня! – я едва не заорал от ярости. – Скоро они войдут в эксперимент по созданию нового общества… Начнут колдовать над его языком – хотя я с моим образованием справился бы с этим куда лучше! Станут прикалываться, придумывая мифических героев и злодеев… Займутся внедрением новых мифологем в широчайшем масштабе…»

Я с ненавистью посмотрел на подчинённых – уже бывших подчинённых! Встал. Хотел было харкнуть Бурому в наглую физиономию, но в последний миг сдержался и плюнул на стол. Писатель с издателем за соседним столиком прервали свой возобновившийся было спор и с изумлением взирали на меня.

– Эх, не стоило бы тебе так-то… – начал Пурпурный, но я его уже слушал.

Отвернулся и пошёл к выходу. Краем глаза зафиксировал, что Пурпурный порывался устремиться мне вслед, но Бурый удержал его за руку. Что ж, тем лучше для них, ибо в столь взвинченном состоянии я мог бы и по носу звездануть. Душу антоновым огнём жгла нестерпимая обида. Лжецы, лицемеры, перевёртыши… Миновал все столики и приблизился к массивной двери из резного красного дерева. Рванул ручку – и врезал по двери ногой….