Где только что прошёл танк, по гусеничному следу в примятой травяной зелени кроваво алела раздавленная железом земляника.

- А сладка-то!.. – по-мальчишески делился механик-водитель. – Да много как её нынче уродилось!

Командир же вроде не услышал приглашения попастись на ягодной поляне, оглядывал окрестности. Неподалеку, сквозь заросли акаций, белели хаты села. Совсем рядом начинало зеленеться хлебными волнами пшеничное поле. Отсюда, со степного всхолмья, хорошо просматривалась просёлочная дорога в сторону Россоши, по какой недавно катил-поднимался их танк. Отсюда – дали неоглядные во все стороны света, поля, луг с редким кустарником и опять поля.

Расстелил полотно карты, развернул его строго по линии «север-юг», вновь начал сверяться с местностью. У подбежавших ватажкой из сельца вездесущих хлопчиков сразу спросил:

- Воронежцы, шрамовские будете?

- У кого в колодце вода студёней? – допытывался водитель. – Принесли бы... На танке покатаю...

- А вы не брешете, дяденька? — спрашивал самый отчаянный.

- Прокачу – а то, как же!

Босоногие пятки только сверкнули. Потянулись гурьбой ребята по выгону наперегонки. Возвратились тоже быстро, но уже с чьей-то мамой. Несли в ведёрке, стараясь не расплескать, холодную родниковую водичку. А женщина шла с двумя крынками, прижав кувшинчики к себе, будто грудное дитя.

- Утрешнее молоко, в погребе стояло... Не погребуете? Прямо из глечика пейте, – приговаривала она, угощая нежданных пришельцев.

Танкисты стали тут на постой по-хозяйски. Машину загнали в ближний раскоп, где местные жители брали песок. Пушку развернули в сторону просёлка. На орудийный ствол развесили просушиться потные рубахи, гимнастёрки. И так жарко – а в танке вообще адово пекло... Сами же расположились на привал в тенёчке одинокой грушки-дички. Гостили недолго. Поблагодарили за угощение. Командир отослал всех назад, в село.

- Тут скоро будет горячо, – сказал он, часто бросая взгляд на просёлок.

Действительно, там послышался нарастающий гул моторов. Из яра на подъём по склону медленно шли в гору тягачи с пушками в упряжи.

- Ого, сколь их прёт! – то ли удивился, то ли напугался словоохотливый водитель.

– Все наши будут, – резко оборвал командир. – К бою! Без команды не стрелять.

Средь бела дня в степной долине заполыхали костры.

Было это у воронежского села Шрамовка, тогда Михайловского, ныне Россошанского района. 1942 год. Июль. Число, скорее всего, восьмое - девятое...

Я знаю: вспыхнула недаром

У нас под Россошью трава.

Уже и немцы за Айдаром,

И под угрозой Калитва.

Так после о тех чёрных днях фашистского нашествия скажут в стихах.

Прорвав оборону, немцы стальной лавиной хлынули в брешь, устремляясь как на север, к Воронежу, так и круто южнее – в сторону Сталинграда, окружая, хватая в клещи наши полки, дивизии, армии, какие чаще внезапно остались разъединенными, разрозненными, без связи со штабами, с командованием.

В том спешном отступлении, конечно, не обошлось без паникёров. Но не сплошь все были таковыми. Отходили и расчётливо, без приказа, сами принимали решение встать в заслон на основных путях-дорогах, хоть как-то придерживая неотвратимый вражеский натиск.

Помните свидетельство Михаила Шолохова? «Было что-то величественное и трогательное в медленном движении разбитого полка, в мерной поступи людей. Измученные боями, жарой, бессонными ночами и долгими переходами, они готовы снова, в любую минуту развернуться и снова принять бой».

Нередко такой бой оказывался неравным, для отступающего – последним. Прискорбно, но то жаркое лето в уже написанной истории Великой Отечественной остаётся белым пятном. Как и его герои, чаще неизвестные...

Об одиночном танковом экипаже, какой разгромил целую вражью колонну, я услышал в случайном разговоре. Мой собеседник не был очевидцем, но доподлинно знал, что танкисты те погибли. А вот немцы вроде бы после боя вели себя необычно: поразившись храбрости русских – трое ведь приняли бой с целым подразделением! – решили похоронить погибших танкистов с должными воинскими почестями. Даже салютовали оружейным залпом над свежей могилой...

Случай редкостный. Ведь больше знаем, как люто свирепствовали на нашей земле фашисты. В недальней стороне, на Дону, считай, ни за что ни про что расстреляли мирных жителей, полностью сожгли село Басовка. Почти в каждом городе, в селе не обходилось без расстрелов, убийств. Тут же – просто рыцарский поступок.

Подробности события полувековой давности пытаюсь разузнать у старожилов. Хоть воды в тех криницах военных лет утекло немало, да и колодцы те порушились... Женщина из Шрамовки, что привечала бойцов молоком, в 60-е годы выехала будто в город, доживает век близ своих детей. Свидетелей боя не нашлось. Помнили же о нём многие. Указали, где танк стоял, на какой дороге – она сейчас непроезжая, заросла травой, затянута землёй, – поднимались к селу немцы. Помнят, что всю короткую ночь полыхали-горели в кострах искорёженные снарядами вражьи машины и пушки.

Рыцарские же похороны на поверку оказались красивой выдумкой. В жизни всё было куда обыденней. Жители – покойный дедушка с женщинами – сами захоронили погибших – командира и водителя. А вот третьего их товарища возле тоже обгоревшей машины не нашли. Посчитали: или сгорел в огне, или немцы увели с собой... Обнаружили его чуть позже - выкосили в пшенице на ближнем полe. Уходил он израненным, с собой в командирской планшетке уносил документы всего экипажа. Да раны оказались смертельными...

Бумаги те, вроде, приберегла-схоронила та женщина, короткая знакомая танкистов. После оккупации она переписывалась с их родными, письма получала откуда-то с Урала...

Останки воинов вроде бы после перезахоронили в Митрофановке, бывшей тогда райцентром. Родные, видимо, знают, где покоятся их близкие. Для жителей Шрамовки, как для нас с вами, танкисты же так и остаются безымянными.