«Муженёк мой, Михаил Ефимович, посылает тeбe привет и горячий поцелуй жена Прасковья Петровна. И желаю я тебе быть счастливым и вернуться до меня и до своих деток неповреждённым. А ещё посылают привет дочь Шура, сынок Проня, дочь Рая и ваш сынок – алый цветочек Ваня. И все мы тебе желаем быть непобедимым, скорее разбить проклятую гитлеровскую гадину.

Дорогой мой хозяин, ты и сам знаешь, какую жизнь я прожила, а теперь ещё здоровья не стало. Но я всё же роблю. Сена корове запасла, теперь начнём топку для печи таскать. Кормимся с огорода. Картошку подкапываем, она уже с куриное яйцо. Детишки от меня укрываются в огороде, начну шукать, а они в горох заползают. А я их будто не вижу.

Кукуруза колос выкинула, начала вязаться. Жито уже спелое, скоро будем косить. А теперь до свидания. Писала письмо ночью».

Прасковья Петровна Пшеничная, жительница воронежской слободы Новобелой, когда-то Михайловского, а нынче Кантемировского района, писала письмо мужу на фронт летом сорок третьего. Ему оно в руки не попало. Вместе с другими такими же конвертами-треугольниками военной поры было найдено спустя сорок лет. В железнодорожных Лисках ремонтировали детсад и под полом нашли увесистую кипу писем, адресованных на полевую почту номер 04677. По какой-то причине все они оказались непрочитанными. Журналист Валентин Андреевич Логунов бережно подготовил к публикации часть этой почты и напечатал на страницах железнодорожного «Гудка». В степную глубинку газета не дошла. Впрочем, письмо не застало в живых ни Михаила Ефимовича, ни Прасковью Петровну. Их односельчанин Дмитрий Горбанёв, проживающий ныне в райцентре Кантемировка, рассказал о судьбе семьи:

«Михаил Ефимович отвоевал благополучно. Работал плотником в колхозе «Вторая пятилетка». Хороший мужик. Всегда в настроении, что передавалось и другим.

Тетя Паша часто болела. И летом ходила закутанная в тёплый платок. Старший Проня молодым уехал из села. К нему на жительство в тепличный совхоз под Луганском перебрались и сёстры.

С Ваней в школе сидели за одной партой. Он-то докормил, схоронил родителей. Работал трактористом. Допекли хворобы, дали ему группу. Его сын теперь механизатор».

…Горбанев набрал телефонный номер тракторной бригады, хотел ему стразу, не откладывая на потом, прочитать бабушкино письмо. Ответили, что Володя Пшеничный в поле.

Поиски адресата другого письма в Кантемировском районе оказались безуспешными.

«Здравствуй, многоуважаемый супруг Федя! Вчера получила от тебя письмо и ещё от куманька Григория И. Ты советуешь посеять часть огорода зеленями. Но если купим семена, то посеем. А мы тут думаем, что зеленя сеять придёте сами. Вон ведь, как поганых погнали, наверное, вы у них и пяток не видите».

Приписка от дочери: «Папа, очень нам трудно. Я тоже хожу косить, заготавливаю корове корм на зиму. У нас есть тележка, я кошу траву и вожу на тележке. Петя наш находится на фронте и бьёт фашистов. А ещё такое горе: Григория Антоновича Сальникова убили. До свидания, папочка. Твоя дочка Мусенька».

Письмо это было написано Савинкову Фёдору Григорьевичу от жены Ксении. И вроде бы из села Новомарковка. Но сельские старожилы семьи Савинковых не помнят. Да и озимые зеленями здесь не называют. Возможно, что неразборчивый обратный адрес отправителя читается чуть иначе – Новомакарово Грибановского района, нашей же Воронежской области.

А вот в семье Соколовых в Россоши хранят давние номера «Гудка», перечитывают дорогие строки.

«Пущено сие письмо от родителей твоих. Здравствуй, милый сыночек, посылаем тебе с любовью низкий поклон. Ну, теперь мой дорогой сыночек, я тебе сообщаю, что мы получили от тебя два письма. И ты спрашиваешь про отца. Отец пока дома, была комиссия, и его освободили от фронта по его болезни. Сестра твоя Маруся работает в госпитале и вам, братьям-красноармейцам, помогает хорошо.

Ещё такая новость. До нас приходил какой-то военный. Зашёл и говорит: «Тут живет Соколов Прокопий Иванович?». А я спрашиваю: «На что он вам?». От вашего сына поклон, говорит, а я с ним в госпитале лежал. А теперь, говорит, повезли его на фронт, теперь он зенитчик.

Я, как услышала, поплакала здорово. Если б я знала, где ты лечился, я поехала бы к тебе, посмотрела бы на тебя хоть трошки. Ну, ничего, дорогой сыночек, разобьёте немца, закончится война, и приедешь до дому благополучно. Слухи у нас идут: скоро война закончится и будет тогда жизнь хорошая.

Сыночек, пишу письмо, а тут приносят от тебя третье. Я дюже рада, почула, что живой. Ты пишешь – соскучился, а без тебя как скучаю! Тебя нет пять месяцев, а сдаётся, нету пять лет. Хотя бы были у меня крылья соколовы, снялась бы и полетела до тебя тёмненькой ночью.

Ну, до свидания. Не обижайся, что плоxo написала, у меня болят глаза».

Наталья Петровна Соколова писала эти строчки сыну Дмитрию. Домой с войны он вернулся благополучно, четыре боевые медали на груди. Работал секретарём, председателем сельсовета, руководил колхозом, избирался председателем Россошанского горисполкома. Но война догнала-таки. Сказались тяжёлые ранения. В сорок с небольшим скончался. Остались мощённая камнем дорога к селу, клуб, построенный при Соколове, да ещё – память о добром человеке. Жена Анна Петровна поставила на ноги двух сыновей. С ней же доживала век Наталья Петровна…

И ещё – письмо из непрочитанных. Письмо на войну.

Полевая почта 04677. Зинковскому Митрофану Филипповичу.

Воронежская область, станция Семилуки, село Ендовище. От Зинковской Татьяны Власьевны.

«Пущено письмо 2 июля от вашей супруги Тани. Поклон тебе, дорогой Митроша, от меня и деток. Теперь, Митроша, я вам опишу свою жизнь. О хозяйстве что писать? Ты сам знаешь, какое хозяйство у нас осталось. И так думаю: шут с ним с хозяйством, лишь бы сам остался жив, а это всё нажитое. Ещё я вам опишу об усадьбе. Всё посеяла. Пойду, погляжу – душа радуется. Всё хорошо, всё рacтет, только нету вас, милый Митроша. Я и табак посадила: приходи скорее домой. Плохо без тебя, Митроша, дорогой мой сокол!..».