«ТОЛКАЧ» (1)

Пароходство «ВОЛГОТАНКЕР» готовилось к открытию навигации 1975 года на Волге. Танкера этого, в общем-то, речного пароходства занимались перевозкой нефтепродуктов не только в пределах Волжского бассейна, но и выходили в Балтийское и Черное моря, доставляя грузы в порты прибрежных иностранных государств. Но для плавания в море все суда должны быть обеспечены необходимым снабжением, включая сигнальные ракеты и фальшфейеры разных цветов для подачи  сигналов бедствия и других световых сигналов. Срок годности имеющихся на судах пиротехнических средств к открытию навигации истёк. Значит, суда должны быть снабжены новыми сигнальными средствами. Заявка на новую пиротехнику заводу-изготовителю  была подана своевременно, но её поставка в пароходство задерживалась, что создавало серьёзную угрозу срыва плана перевозок судами пароходства.  Работники отдела снабжения пароходства почти каждый день звонили на завод-изготовитель, но… безрезультатно.  Пиротехника с завода не поступала.  Для ускорения решения вопроса поставки пиротехнических средств руководство пароходства решило послать на завод-изготовитель, находящийся в Челябинске, «толкача», что, вообще-то, в условиях  плановой социалистической системы хозяйства  приобрело размах самой обыкновенной деятельности в отношениях предприятий-заказчиков и предприятий-изготовителей.

   Выбор роли «толкача» выпал на меня.

   Я в то время работал капитаном-наставником «Службы безопасности судовождения и штурманского обеспечения» пароходства «ВОЛГОТАНКЕР», штаб-квартира которого находилась в городе Куйбышеве.

   Учитывая важность цели командировки, я был вызван к руководству пароходства для получения инструктажа, которым мне указывалось добиться отправки вагона с пиротехникой в Куйбышев всеми правдами и неправдами, применяя любые способы обольщения или подкупа тех должностных лиц, от которых как-то могло зависеть ускорение отправки злополучного вагона. Для этой цели мне со склада пароходства было выдано три килограмма вяленой волжской воблы, что в то время было исключительно дефицитным продуктом, и литр чистого спирта. В случае удачи моей миссии, мне было приказано сразу же, как только вагон будет отправлен, звонить в пароходство с сообщением всех реквизитов вагона, дабы исключить его затерянность или хотя бы минутный простой на запасных путях ит.п. В случае же неудачи – не выезжать из Челябинска, добиваясь отправки вагона «не мытьем, так катаньем».

   Вооруженный таким «грузом» и такими напутствиями, я выехал в Челябинск.

        Приехав в Челябинск во второй половине дня, я первым делом занялся поиском гостиницы. Это заняло не очень много времени. Необыкновенно легко и быстро устроившись в гостинице где-то в центре города, что по тем временам было исключительно редкой удачей, я навёл справки о заводе, на который мне следовало явиться на следующий день. Идти на завод прямо сейчас не имело смысла, так как день клонился к вечеру, и, стало быть, рабочее время отдела сбыта к моему приходу уже будет окончено.

   Чтобы как-то скоротать время, я решил сходить в драматический театр, который был не далеко от гостиницы. Это было время весенних каникул школьников, поэтому для них в театре шел спектакль «Дуэль и смерть Пушкина». Нечего и говорить, что на этом спектакле было много школьников старших классов и учащихся техникумов. Явно это был какой-то коллективный культпоход  учащихся в театр.  Они занимали весь бельэтаж. И весь бельэтаж не давал  возможности зрителям смотреть спектакль, а артистам играть. Шум, какой-то гомерический хохот, глупые, если не сказать идиотские, громкие реплики неслись с бельэтажа в течение всего первого действия, вызывая возмущение зрителей. .Когда же кончилось первое действие и начался антракт, неудержимая толпа молодежи ринулась в буфет, надавив и сдвинув буфетную стойку, подойти к которой другим посетителям не было никакой возможности. Работники буфета были вынуждены прекратить торговлю, и сотрудники театра вызвали наряд милиции. Но всё время до прихода милицейского наряда толпа молодёжи бесчинствовала в фойе театра так, что не было никакой возможности спокойно отдохнуть в фойе. И только прибывший милицейский наряд  смог с трудом навести относительный порядок.

   Но этим дело распоясавшейся толпы учащейся молодежи не закончилось. Во время второго действия гиканье и улюлюканье продолжали нестись с бельэтажа с неистовой  силой. А когда по ходу действия Пушкин произнёс слово “сифилис”, эффект бельэтажной публики был неописуем, да таким громким, что спектакль прекратили, закрыв занавес. Был вызван дополнительный наряд милиции, и только его силами большинство зрителей бельэтажа  из театра были удалены.  Наступило спокойствие, спектакль был продолжен и доведен до конца.

   Странно, но во время этого инцидента я не видел преподавателей, сопровождавших своих учеников на этот спектакль, поставленный, вообще-то, именно для учащихся старших классов. Ну, да Бог им судья, этим горе-воспиателям.

   Интересно, что именно в эту командировку в Челябинск, я наблюдал ещё один интересный эпизод в зрелищном учреждении. Дело было так.

   Как-то днём я зашел в фойе цирка и подошел к буфету. Взял сдобную булочку, стакан чая и устроился перекусить, стоя за каким-то высоким столиком. Через закрытые двери было слышно, что  в зале идет представление для детей (повторяю, что это было время весенних школьных каникул). Оттуда доносился детский смех, реплики клоунов и прочие звуки, свойственные цирковому представлению. В фойе было безлюдно.

   Вдруг открывается одна дверь и  из зала, где шло представление, выходит клоун.  Это был взрослый мужчина с размалеванным гримом лицом, в рыжем парике, с прикрепленным вздернутым носом с крапинками-веснушками и в коротких детских штанишках. На боку у него на перекинутом  через плечо ремне висела огромная деревянная кобура. Клоун спокойным, размеренным шагом подходит к стойке буфета, достает из огромной кобуры деньги, расплачивается за стакан вина, выпивает его, вытирает рукавом губы и так же спокойно возвращается в зал. Представление продолжается!

   Однако всё это было лирическим отступлением от моего повествования.

    А как же обстоит дело с пиротехникой? А вот как!

    Вернувшись в гостиницу из театра, я хорошо отдохнул. Выспался и около 11 часов по местному времени направился в отдел сбыта нужного мне завода.

    В моем портфеле лежали несколько штук воблы на тот случай, если понадобится кого-нибудь «ублажать» Спирт я решил до поры до времени не задействовать, пологая, что прежде, чем его использовать, разумно завести кое-какое знакомство, распознать склонности и возможности лица, от которого в какой-то степени находится зависимость  отгрузки и отправки вагона с пиротехникой.  Поскольку в Челябинске я был впервые в жизни, на поиск завода ушло какое-то время, поэтому на завод я прибыл где-то в середине рабочего дня, как раз в то время, когда и бюро пропусков, и сам отдел сбыта были на обеде. Пришлось ждать конца обеденного перерыва. После обеденного перерыва часа полтора ушло на оформление мне пропуска.  Признаться, я сильно расстроился. Ну, думаю, день пропал. Надо было придти на завод к началу рабочего дня. И, чтобы ускорить процесс оформления пропуска, мне все же пришлось «презентовать» начальнику бюро пропусков пять вяленых вобл. Но это меня не огорчило, так как  у меня ещё оставался значительный запас вяленой воблы.

   Как бы то ни было, я всё же добрался до отдела снабжения, но…  почти в конце рабочего дня.  Последнее обстоятельство меня не на шутку расстроило. Что можно сделать за какой-то час, подумал я, какие и с кем завести знакомства, кого «ублажить» хоть вяленой воблой, хоть спиртом? Ладно, решаю сам себе, завтра к восьми утра буду на заводе, а сегодня день можно считать потерянным. Вот с таким настроением я вошел в кабинет начальника сбыта.  Им оказалась довольно приятная миловидная женщина «бальзаковского» возраста и весьма интеллигентной внешности. Мне как-то показалось, что разговаривать с ней мне будет легко, а про спирт даже заикаться не следует.

   Войдя в кабинет, вежливо поздоровавшись и представившись, я принял её приглашение сесть. Сел. Обращаясь ко мне, она говорит:

   - Слушаю вас.

   Я стал излагать цель своего визита и довольно пространно стал объяснять значение наличия пиротехнических средств на транспортных судах, плавающих в бассейнах Балтийского и Черноморского морей. Я почти вошел в раж в своем монологе, как она меня вежливо остановила словами:

   - А вагон с пиротехникой в Куйбышев в адрес пароходства «Волготанкер» мы отправили.

   - Когда? – вырвалось у меня после короткого шока, вызванного её словами.

   - Сегодня утром, - спокойно сказала она. – Вот, пожалуйста, все его реквизиты. Записывайте. Вагон уже в пути.

   Я лихорадочно стал записывать реквизиты вагона. Меня охватило такое волнение, что я не знал, что ответить. Записав реквизиты вагона, я выскочил из кабинета, не найдя достойных слов благодарности.  Настолько велика была моя радость.

   В те далёкие семидесятые годы прошлого столетия таких слов, как «сотовые» или «мобильные» телефоны, не было даже в нашем лексиконе.  Междугородные  переговоры заказывались на междугородных телефонных станциях. Поэтому я, как и был проинструктирован, бегом побежал на междугородную  телефонную станцию, чтобы сообщить реквизиты вагона начальнику отдела снабжения пароходства. Пока я искал междугородную телефонную станцию, пока заказывал разговор с Куйбышевом, рабочее время кончилось, и я, опять же, как и был проинструктирован, заказал домашний телефон начальника отдела снабжения. Через час, наконец, связавшись с ним, я, уже достаточно успокоившись, твердым, хорошо поставленным голосом говорю ему в трубку:

   - Вагон с пиротехникой отправлен. Вот его реквизиты. Встречайте!

   - Как! – услышал я в ответ, - Уже отправлен!? Неужели! Да мы тебя с оркестром встречать будем! Ай да молодец! Повтори реквизиты вагона!

   Я торжествовал!

Весь следующий день я гулял по городу и вечером поездом выехал домой.

   Встретили меня, конечно, без оркестра, но в управлении пароходства обо мне пошла слава как об умелом «толкаче». А я, на горе себе, не рассказал,  как было дело на самом деле. И напрасно, ибо эта самая слава умелого «толкача» послужила мне недобрую службу, в результате чего я ещё раз  был вынужден заниматься ненавистной мне работай «толкача». Но об этом в следующем эпизоде.