Постепенно базовый лагерь приобретал обжитой вид. В цент­ре установили высокие мачты, служившие одновременно флагшто­ками и антеннами. По соседству выросли вместительные шатровые палатки: кают-компания (она же столовая), два склада – снаряже­ния и продуктовый.

Кухню возводили все вместе, усердно и основательно. Вы­ровняли площадку, окружили ее полутораметровой стеной из камен­ных обломков и накрыли шатром, сшитым тут же на месте из капро­новых полотнищ. Внутри из плоских камней выложили два стола: один для разделки продуктов, на другой поставили газовые двух­комфорочные плиты.

Делом рук своих остались довольны. Кухня получилась краси­вой, просторной и надежной. Вокруг «делового центра» в хаотич­ном порядке (кому где удобно) разбили многоцветные жилые палат­ки. Палаточный городок у подножия самой высокой горы планеты прихорашивался к официальному открытию.

22 марта 1982 года.    На мачты торжественно подняты госу­дарственные флаги Советского Союза и Непала. Базовый лагерь первой советской экспедиции на Эверест открыт. Почти все в сбо­ре. Не хватает лишь нескольких человек. Они сопровождают карава­ны носильщиков, вышедших две недели назад из Майни Покхари.

Там кончается шоссейная дорога, по которой грузовики до­ставили экспедиционные грузы из Катманду. Четыре каравана с интервалом в несколько дней идут по нахоженной столетиями тропе, что издавна вела из столицы Непала в Соло Кхумбу (высокогорный район, где обитают шерпы) и далее в Тибет. Две недели пути. В жару и дождь, снегопад и туман. С раннего утра до позднего вечера.

Вверх на перевал, вниз в ущелье и снова вверх. В разме­ренном неторопливом темпе. Спешить не надо. Надо прийти вовре­мя.  Часовой переход, короткий отдых. И снова, укрепив на лбу поддерживающий ношу ремень, в дорогу. 30-килограммовые бау­лы со снаряжением и питанием несут молодые и пожилые, мужчины и женщины. В убогой одежонке, большинство босиком, неприхотли­вые, привычные к местным условиям носильщики.

Для них эта тяжелая работа – нередко единственный источ­ник дохода. Как правило, цена переноски груза за день, установ­ленная правительством Непала, стабильна – двадцать четыре рупии (около полутора долларов). Но правила, как известно, не без ис­ключений. Иногда приходится поднимать цены до 27, иногда до 35 рупий.

Каждый раз прибавка вызывает бурный прилив энтузиазма. Местные жители вообще оптимисты по натуре. После нелегкого днев­ного перехода, уже в сумерках, подкрепившись немного рисом и обогревшись у костра, они затягивают свои задиристые и беско­нечные песни-частушки. Потом, вспомнив, что завтра снова вста­вать чуть свет, быстро расходятся на ночлег.

Некоторые направляются в «отели» со звучными названиями «Эверест», «Макалу» и тому подобное, что выросли словно грибы после дождя вдоль тропы, после того как Гималаи облюбовали аль­пинисты и горные туристы. Слово «отели» закавычено, поскольку это обыкновенные каменные или деревянные сараи с нарами внутри, а то и без них. Тогда постояльцы укладываются прямо на земля­ной пол, подстелив то, что несут с собой или на себе.

За ночлег взимается небольшая, но все же плата. Большинст­ву такое не по карману. Они привыкли обходиться без незамысло­ватых услуг местного сервиса. Носильщики ложатся в каком-нибудь защищенном от ветра месте, подкладывают под головы баулы с гру­зом и засыпают. Утром, наскоро перекусив лепешками из темной грубой муки, снова отправляются в путь.

Первое крупное селение на пути караванов – Лукла (2200 м). Никому прежде неизвестное, оно прославилось после постройки аэродрома. Хотя понятие «аэродром» как-то не вяжется с тем, что предстает перед глазами. Узкая и короткая взлетно-посадочная полоса начинается от трехсотметрового обрыва и под углом граду­сов в десять ползет вверх, упираясь в крутой склон горы. С од­ной стороны стоит деревянный навес, куда складывают вещи пас­сажиров во время дождя, с другой – сложенный из камней домик с антенной на крыше.

Неподалеку, живописно искрясь на солнце, лежат искорежен­ный фюзеляж и переломанные крылья. Лукляне уверяют, что за всю историю существования аэропорта это была единственная авиакатаст­рофа. «К тому же самолет разбился тогда по чистой случайности», – спешат добавить они. Хочешь не хочешь, но появляется мысль, что чистая случайность как раз в том, что здесь разбился один-единственный самолет. Словом, аэропорт в Лукле производит не­забываемое впечатление.

Из Катманду небольшие двухмоторные самолетики добираются сюда минут за сорок. Они вылетают из столицы Непала только по утрам. Во второй половине дня в районе Луклы обычно поднима­ется сильный ветер, сгоняющий в окрестные ущелья обрывки об­лаков, и моросит дождь.

В принципе можно перебрасывать грузы на самолетах до Лук­лы, а уж здесь нанимать носильщиков. Такой вариант обговари­вался при подготовке экспедиции. Чтобы перевезти все грузы, надо было зафрахтовать не меньше десятка рейсов весело раскра­шенных бипланов, вмещающих всего пятнадцать пассажиров. Реши­ли все же не рисковать. Караваны медленно, зато надежно. Само­леты быстро, но ненадежно. Случается, что неделями аэропорт закрыт из-за непогоды.

Небольшую часть снаряжения, необходимого для установки ба­зового лагеря и прохождения ледопада Кхумбу отправили самоле­том вместе с передовой группой в составе пяти человек. Спустя несколько дней в Луклу прилетела основная группа во главе с руководителем экспедиции Евгением Таммом. Отсюда они пошли вверх по самой известной и престижной среди альпинистов тропе, ведущей к подножию Эвереста (8848 м) и соседних восьмитысячни­ков.

Тропа, попетляв среди нескольких десятков крытых дранкой или плоскими каменными плитами домов Луклы, пересекает все селения. Затем, прижимаясь к склонам гор и повторяя их рель­еф, плавно спускается вниз, в ущелье, по дну которого шустро бежит мутноватая Дудх-Коси (Молочная река).

На берегу порожистой реки примостилось маленькое селение Пхакдинг, что в переводе значит «Плоская свинья». Почему «плос­кая» – никто объяснить толком не может. Говорят, что нормаль­ные свиньи здесь действительно когда-то водились. Они давно перевелись, но странное название осталось.

На расстоянии дневного перехода расположено самое круп­ное шерпское селение – Намче-Базар. Последние километры пути – сплошной подъем. Крутому серпантину кажется не будет конца. На­конец на противоположном склоне глубокого ущелья, выглянувше­го из-за очередного поворота, показываются, словно врубленные в бурные скалы, домишки Намче-Базара. Высота 3440 метров.

На узких извилистых улочках столицы страны шерпов в будние дня немноголюдно. Селение преображается по субботам, когда здесь открывается шумная и красочная ярмарка. Со всех сторон "Шерпландии" (так обычно именуют западные альпинисты район Соло Кхумбу) из далеких и близких селений стекаются в Намче-Базар людские ручейки.

Ярмарка начинается рано утром и заканчивается к полудню, когда все собираются в деревянных бараках, заставленных грубо сколоченными столами и стульями. Здесь за кружкой хмельного ри­сового пива обсуждаются последние новости, вспоминают тех, кто ушел с экспедициями в высокие горы, желая им благополучного воз­вращения домой.

Искусные охотники и скотоводы шерпы проявили свои недюжин­ные альпинистские способности в 20-х годах ХХ века, когда европейцы начали наведываться в Непал для разведки возможных подходов к подножию гималайских восьмитысячников. Вскоре шерпы-носильщики, шерпы-восходители стали такой же неотъемлемой частью любой экспедиции, как ледорубы, палатки, веревки, как сами аль­пинисты.

Ни одно серьезное восхождение не обходится без помощи шер­пов. Имена многих из них вписаны в славную, хотя во многом тра­гичную, историю покорения заоблачных вершин. В составе экспедиций разных стран побывали они на большинстве сложнейших гима­лайских пиков. Но многие, очень многие, не вернулись назад.

Тропа ведет дальше, к известному буддийскому монастырю Тхъянбоче, расположенному на высоте 3867 метров. Его конту­ры на длинном гребне хорошо видны из Намче-Базара. Кажется, что до него рукой подать. Но до монастыря часов пять-шесть хо­ду. Все это время справа маячит поразительная по красоте вер­шина Ама-Дабланг (6863 м), похожая на гигантский белоснежный клык. Сначала тропа плавно идет вверх, потом резко падает к горной речушке, перебирается по шаткому мостику на противопо­ложный берег и начинает карабкаться по крутому склону гребня.

После изнурительного 600-метрового подъема тропа, подныр­нув под деревянную арку со скульптурными украшениями, выводит на просторную, неожиданно ровную поляну, где находится монас­тырь. Тхъянбоче не минует ни одна экспедиция, штурмующая Эве­рест со стороны Непала.

Стало традицией жертвовать монастырю перед восхождением. Твердой таксы нет – кто сколько может. Посовещавшись с колле­гами, Евгений Тамм выложил на алтарь 100 долларов. Настоятель более чем удовлетворенный суммой, не мешкая, отправился молить­ся, чтобы восходителям сопутствовала хорошая погода и удача.

Тхъянбоче известен еще как центр обширного горного райо­на, где обнаруживали следы «снежного человека». На поляне пе­ред монастырем он появлялся собственной персоной давно, в 1951 году. Рассказывают, что, увидев приближающихся к нему мона­хов, быстренько скрылся в зарослях рододендронов и был таков. По правде говоря, вовсе не обязательно карабкаться к монасты­рю, чтобы услышать очередную историю о загадочном обитателе Гималаев.

Едва вы оказываетесь в самолете непальской королевской авиакомпании, как невольно вспоминается громогласная сенсация 50-х годов, касающаяся «снежного человека» или попросту йети (так именуют его непальцы). Прямо у трапа смуглолицые стюардес­сы вручают пассажирам красочные проспекты с надписью «Йети сэрвис» и изображением самого виновника сенсации – эдакого сим­патичного волосатого «снежного человечка» в белоснежном перед­нике с уставленным рюмками подносом в мощной лапе.

После посадки в Катманду туристы попадают в цепкие объятия фирмы «Йети трэвел», а поселить вас могут в лучшем отеле сто­лицы «Як энд Йети». Слово «йети» беспрестанно мелькает на рек­ламных щитах, на вывесках гостиниц и ресторанов, убогих забега­ловок и лавчонок, торгующих всякой всячиной. Словом, йети стал двигателем торговли и коммерции в Непале.

Обитает ли в Гималаях легендарный «снежный человек» на самом деле, никто толком не знает. Следы его находили, даже вроде бы не раз видели издалека, но поймать не смогли ни мест­ные жители, ни несколько хорошо оснащенных экспедиций. Как бы там ни было, но шерпы уверяют, что йети существует, ссылаясь на воспоминания стариков о встречах с «ужасным снежным челове­ком» и советуя взглянуть на его останки, хранящиеся в монастыре Пангбоче.

Он расположен в нескольких часах ходьбы от Тхъянбоче. Немного в стороне от основной тропы. Скальп йети хранится в полутемном помещении на втором этаже монастыря. Смотритель с торжественным видом извлек из деревянного ящика на свет божий дорогую реликвию – шлемообразный кусок кожи, покрытый кое-где остатками шерсти.

Когда и как оказался здесь скальп, точно неизвестно. Гово­рят, что не меньше трехсот-четырехсот лет назад. Он не явля­ется предметом поклонения. Но жители окрестных деревень счита­ют, что раз скальп так долго хранился в стенах священного монас­тыря, то расстаться с ним – значит, накликать беду и возмездие духов. Ни за какие деньги, несмотря на множество заманчивых предложений, шерпы не намерены расстаться с останками йети.

Правда, один раз скальп все же покинул стены монастыря. В I960 году первопокоритель Эвереста Эдмунд Хиллари, возглавляв­ший одну из безуспешно искавших легендарного «снежного челове­ка» экспедиций, уговорил монахов отдать ему на время реликвию. Из уважения к не менее легендарному в Гималаях восходителю они согласились при условии, что ее будет денно и ношно сопровождать их представитель.

Так скальп оказался в распоряжении европейских исследова­телей, которые пришли к единодушному и однозначному выводу – подделка. Весьма древняя, но стопроцентная подделка. Шерпов по­добное заключение специалистов вовсе не обескуражило. Скальп, вернувшись в свой деревянный ящик на втором этаже монастыря, по-прежнему оставался и остается поныне ценной реликвией.

Правда, к скальпу относятся без лишних сантиментов. Его можно сфотографировать, потрогать руками, даже, если есть жела­ние, примерить, что не считается грехом. Грех – это когда посе­титель, расписавшись перед уходом в толстенной амбарной книге, забывает оставить несколько рупий в дар монастырю. Тогда ему вежливо, но настойчиво втолковывают, что за осмотр останков «снежного человека» на Пангбоче надо платить.

Выше Пангбоче пейзаж разительно меняется. Живописные леса, заросли рододендронов с белыми, красными, желтыми цветами остаются внизу. На смену им приходят голые каменистые склоны, пок­рытые кое-где островками чахлой, выцветшей под палящим солнцам травы. Дневное светило палит во всю, естественно, днем. Ночью завывает пронизывающий ветер и сыплет снежная крупа.

На скалах вдоль тропы, на огромных, отшлифованных до блес­ка ветрами и дождем, валунах все чаще видна замысловатая вязь буддийских молитв. Природа здесь священна и является предметом религиозного поклонения. Шерпы молятся прямо на открытой мест­ности в «святых» местах, помечая их разноцветными флажками и лентами. Все чаще встречаются вдоль тропы каменные глыбы, на которых выбиты имена на разных языках и две даты: рождения и смерти. Смерти, настигшей восходителей при покорении гималайских вершин.

Высота 4200 метров. В неширокой долине, обрамленной с трех сторон увенчанными снежными шапками пиками и продуваемой наск­возь ледяными ветрами, виднеются строения одного из самых высо­когорных шерпских селений Пхериче. Несколько одноэтажных камен­ных домиков за каменными невысокими оградами вдоль центральной и единственной каменистой улицы – вот и вся Пхериче.

Тропа снова ползет вверх, выводя на небольшой, припорошен­ный ослепительно-белым снегом ледник. У высотных носильщиков-шерпов нет солнцезащитных очков. После трудного перехода они часами сидят на леднике, уткнувшись лицом в пушистый снег. Так шерпы лечатся от снежной слепоты.* Из каравана с основными гру­зами принесли большую коробку с очками. Теперь им будет легче.

Еще несколько часов подъема. Открывается вид на древнее русло знаменитого ледника Кхумбу. Неподалеку, на сравнительно ровной открытой всем ветрам площадке, находится кладбище. Точнее,  хранилище душ шерпов, навечно оставшихся на склонах Эве­реста и соседних гималайских исполинов. Тела погибших сжигают­ся, и в честь каждого ставится невысокий каменный столбик. Их немного, чуть больше десятка. По традиции, эти скромные памят­ники устанавливаются лишь тем, кого удалось обнаружить. Имена остальных остаются в памяти друзей и родных.

Высота 5000 метров. Начинается морена* ледника Кхумбу. Здесь примостился, пожалуй, самый высокогорный «отель» в мире под названием «Горак-Шеп». Еще несколько километров пути, и мы добрались наконец до 5300. На этой высоте разбит базовый лагерь, которому суждено на долгие месяцы стать домом родным для участ­ников экспедиции и их верных помощников-шерпов.

Караваны подойдут через несколько дней, но работа по обра­ботке маршрута* и установке промежуточных лагерей идет полным ходом. Первое серьезное препятствие на пути альпинистов, штур­мующих самую высокую гору планеты со стороны Непала, – ледопад Кхумбу, который нередко называют дорогой жизни (Впрочем, иног­да он превращается в «дорогу смерти»).

Через него ведет единственная дорога выше, в Западный цирк, где берет начало мощный ледник Кхумбу. После нескольких кило­метров спокойного течения он внезапно обрывается 600-метровым уступом, поворачивает под прямым углом, снова успокаивается и плавно стекает вниз еще на десяток километров.

Гигантский уступ – это и есть ледопад Кхумбу, долгое время считавшийся непроходимым. Мрачную славу создали ему бесчисленные и не лишенные основания рассказы о трагедиях, разыгравшихся здесь, об экспедициях, не сумевших преодолеть хаотичное нагромож­дение ледяных глыб, о коварстве бездонных трещин, прорезывающих ледопад вдоль и поперек.

Со стороны Кхумбу напоминает бурную горную реку, мгновен­но скованную свирепым морозом. Но ледяная река продолжает мед­ленно (один метр в сутки) стекать вниз. Ледопад постоянно меня­ет свой облик. Проходит какое-то время, и пройденный путь ста­новится непроходимым или слишком опасным. Приходится искать но­вые варианты подъема.

Маршрут разметили красными флажками. Навесили веревочные перила*, через трещины перебросили дюралевые лестницы. Самое опасное место в верхней части Кхумбу: отвесная семидесятиметровая ледовая стена с поперечной трещиной примерно посередине. У ее подножия еще одна трещина, забитая осколками льда. Сверху нависают многотонные голубоватые глыбы, готовые в любой момент обрушиться вниз.

24 марта. Спустя два дня после официального открытия базо­вого лагеря на высоте 6100 метров, чуть выше того места, где начинается ледопад, установлены палатки промежуточного лагеря. В них при необходимости можно переждать непогоду, отдохнуть или оставить часть груза. Дальше путь, размеченный красными марки­ровочными флажками, идет через белоснежное плато Западного цир­ка (Долина Безмолвия). Его гигантская чаша, окруженная горными хребтами, перерезана кое-где зловещего вида трещинами. Более мелкие скрыты под тонким слоем снега.

Слева видны склоны Западного гребня Эвереста, справа – Нупцзе, посередине маячит четвертый восьмитысячник планеты Лхоцзе. Далее маршрут уходит под склоны Нупцзе, украшенные оже­рельями голубоватых ледников. Несколько километров пути, и от­крывается панорама Эвереста. Теперь он виден весь, снизу довер­ху. Вот он, двухкилометровый контрфорс* юго-западной стены, счи­тающийся абсолютно непроходимым.

25 марта. У подножия стены на высоте 6500 метров разбит лагерь I. Здесь начинаются многие маршруты на Эверест и Лхоцзе. Вокруг огромное количество мусора, оставленного предыдущи­ми экспедициями. Постепенно он стекает вместе со снегом и льдом в район базового лагеря и еще ниже. Загрязнение Гималаев стано­вится угрожающим. Если дальше так пойдет дело, то во вполне обозримом будущем у подножия популярных восьмитысячников скопят­ся горы пустых консервных банок, картонных коробок, бутылок, бумаги и прочего хлама.

Идет заброска грузов в первый лагерь. Самое сложное место – ледопад Кхумбу. Из базового лагеря он выглядит небольшим, но его прохождение выматывает до предела. Основная часть работы ложится на плечи шерпов. Со стороны кажется, что кто-то развесил многоцветные гирлянды по всему ледопаду – это носильщики подни­маются вверх по тонким ниточкам веревочных перил. Они хорошо ак­климатизированы и без видимых усилий проходят весь путь до пер­вого лагеря.

Шерпы одеты кто во что горазд. На них разномастная форма с названиями разных стран и альпинистских клубов. Выдача высоко­горным носильщикам формы и снаряжения – обязательное условие любого контракта. Поскольку за год многие из них участвуют в работе нескольких экспедиций, скапливается излишек амуниции, ко­торый можно с выгодой продать. Что шерпы и делают, пополняя скудный бюджет своих многодетных семей.

У всех членов экспедиции сложились самые дружественные от­ношения с шерпами. Этими доброжелательными и уравновешенными, верными и исполнительными, удивительно сильными и выносливыми людьми. Если бы проводились соревнования по переноске грузов в горах, им, без сомнения, не было бы равных. Другое дело, что большинство шерпов плохо владеют техникой (никто ведь не обуча­ет их премудростям скалолазания) прохождения сложных скальных участков, которыми изобилует будущий маршрут. Полной уверенно­сти, что они осилят его нет. Впрочем, будущее покажет.

А пока многосложный механизм экспедиции набирает обороты. Снизу подошли караваны с грузами. Потребовалось несколько дней, чтобы разобрать и рассортировать их. Получив заработанные рупии, носильщики ушли вниз. У подножия Горы остались лишь те, кому предстояло несколько месяцев жить бок о бок друг с другом, рабо­тая ради общей цели – победы над Эверестом. Победы, которая всег­да достигается дорогой ценой.

В ночь на 26 марта Эверест впервые показал свой крутой нрав. Неожиданно поднялся сильный ветер, норовя сдуть установ­ленную в лагере I вместительную палатку «Зима». Порывы усили­вались. Лопнули несколько оттяжек. С трудом связали их. Не по­могло. Ураган начал прямо-таки вырывать из снега колья, к ко­торым крепились оттяжки. Решили повалить палатку, пока ее не разорвало в клочья.

К утру стало вроде бы поспокойнее. Когда попытались снова установить «Зиму», увидели внушительных размеров дыру, все же прорванную ночью ураганом. Сквозь нее ветер, словно мощнейший пылесос, высасывал из палатки все подряд и деловито гнал добы­чу по Долине Безмолвия. Пришлось одному из альпинистов прикрыть амбразуру телом, чтобы «Зима» вовсе не опустела. Поблизости нашли ботинки, но вот пуховка* исчезла. Ее случайно обнаружили несколько дней спустя в глубокой трещине метрах в двухстах от лагеря.

Тем временем внизу продолжалась работа по сортировке экс­педиционных грузов. Жизнь базового лагеря входила в размерен­ное русло, регламентированное распорядком дня. Точнее, временем приема пищи: 6.00 – завтрак для альпинистов, уходящих на марш­рут, 9.00 – завтрак, 12.00 – второй завтрак, 14.00 – обед, 19.00 – ужин. Большинство членов экспедиции еще плохо акклима­тизировались. Всех донимали головные боли и сухой мучительный кашель.

Впрочем, естественные и неизбежные для акклиматизационного периода неприятные ощущения нисколько не влияли на творческую потенцию экспедиционных юмористов. В базовом лагере появились названия площадей и улиц, даже тупиков. Палатки украсили надпи­си, свидетельствующие об их принадлежности тому или иному вос­ходителю. «Хижина дяди Тамма» принадлежит, как нетрудно дога­даться, руководителю экспедиции.

Евгений Тамм[1] 55 лет. Любовь к альпинизму при­вил ему отец – известнейший советский физик, лауреат Нобелевской премии академик Игорь Тамм, всегда проводивший отпуск в горах и бравший сына с собой. В две­надцать лет Тамм-младший уверенно стоял на горных лыжах и совершал несложные восхождения. Его первая верши­на – Сунахет на Кавказе.

По стопам отца пошел и в выборе профессии. С той лишь разницей, что занимается не теоретической физи­кой, а экспериментальной. Евгений Тамм – доктор физи­ко-математических наук. Руководит сектором Физическо­го института имени П.Н. Лебедева Академии наук СССР. Все свободное время отдает горам. Заместитель председателя Федерации альпинизма СССР, неоднократный участник и руководитель экспедиций на семитысячники Памира и Тянь-Шаня. Совершил первопрохождения* по новым маршрутам на пик Коммунизма, на Хан-Тенгри с севера, на пик 26 Бакинских комиссаров.

Его сын Никита и дочь Марина, хотя разделяют любовь отца к горам (чисто теоретически), сами не ста­ли восходителями (на практике). Теперь вся надежда, как полагает Евгений Тамм, на внуков, которые, воз­можно, не дадут угаснуть семейной альпинистской традиции.

Кстати говоря, в этом плане гораздо лучше обстоят дела у старшего тренера экспедиции Анатолия Овчинникова и тренера Бориса Романова. Они живут на окраине базового лагеря, в со­седних палатках. В том месте, которое с легкой руки экспеди­ционных острословов получило неофициальное, но весьма едкое название – «Тренерский тупик».

Анатолий Овчинников. 55 лет. Альпинизмом увлек­ся на первом курсе Московского высшего технического училища имени Н.Э.Баумана, где и сегодня продолжает заниматься научно-педагогической деятельностью. Про­фессор, доктор технических наук.

Один из самых известных советских восходителей. Обладатель почетного звания «Снежный барс», присуж­даемого за покорение всех четырех семитысячников страны. Член Федерации альпинизма СССР, начальник учебной части Международного альпинистского лагеря «Памир». Неоднократный чемпион Советского Союза в классе высотных восхождений. Бывал в горных районах Англии и Японии, проходил сложнейшие скальные марш­руты на Эгюй-ди-Миди и Экрен во французских Альпах.

Его сын Владимир, дочери Анна и Евгения давно и с удовольствием занимаются альпинизмом, хотя не достигли громких успехов. Анатолия Овчинникова это вовсе не расстраивает. Куда важнее, что в горах, по его мнению, можно по-настоящему отдохнуть и от­влечься от круговерти современной жизни. К тому же там намного чаще, чем на уровне моря, можно встре­тить искренних и надежных друзей.

Борис Романов придерживается такого же мнения. Тем более что со своей женой Татьяной познакомил­ся на спортивных сборах в горах. Их старший сын Сергей и дочь Светлана уже достигли значительных успехов на горных маршрутах, а десятилетний Дима по­лон решимости стать достойным представителем этой дружной альпинистской семьи.

Спортивная биография главы семьи началась с по­корения пика Николаева на Кавказе. Потом были более сложные вершины и маршруты к ним. Он многократный участник и руководитель высотных экспедиций на семитысячники Советского Союза. Один из авторитетнейших специалистов, председатель Федерации альпинизма СССР. Покорял легендарные Пти-Дрю и Эгюй-ди-Миди в Альпах.

54-летний Борис Романов, кандидат медицинских наук, возглавляет кафедру физического воспитания I Московского медицинского института имени И.М. Сеченова. В свободное от работы и гор время любит по­охотиться или порыбачить с сыновьями.

Мы познакомились с представителями, так сказать, «мозго­вого центра» экспедиции. Теперь разберемся, что предусматривал разработанный ими тактический план штурма Эвереста.

Итак, каждая из спортивных групп должна совершить по три выхода на Гору, совмещая акклиматизацию с обработкой маршрута, организацией промежуточных лагерей и заброской в них необходи­мого снаряжения. Акклиматизация предусматривает чередование последовательных подъемов на высоты 6500, 7500 и 8500 метров с 4–6-дневным отдыхом в базовом лагере.

В каждом выходе достижение указанных высот должно произво­диться несколько раз, поскольку каждый восходитель будет неод­нократно проходить один и тот же отрезок маршрута, занося выше необходимое снаряжение, кислород, питание, горючее. Чтобы луч­ше ориентироваться в том, что происходит на склонах Горы, кто какую работу выполняет, познакомимся с составами спортивных команд.

Команда №I: Эдуард Мысловский (руководитель), Николай Черный, Владимир Балыбердин, Владимир Шопин. Команда №2: Валентин Иванов (руководитель), Сергей Ефимов, Михаил Туркевич, Сергей Бершов. Команда №3: Ерванд Ильинский (руководитель), Сергей Чепчев, Казбек Валиев, Валерий Хрищатый. В составе экс­педиции есть и еще одна команда, созданная незадолго до отъез­да в Непал.

Не особенно полагаясь на помощь высотных носильщиков-шер­пов на сложнейшем маршруте по контрфорсу юго-западной стены, было решено для подстраховки усилить спортивный состав экспедиции еще одной вспомогательной группой. Первоначально предполагалось, что она окажет помощь в организации промежуточных лагерей и заброске туда грузов, а ее восхождение планировалось лишь при благоприятных стечениях обстоятельств.

Позже, уже в Гималаях, тренерский совет отменил деление спортивного состава экспедиции на основных и вспомогательных. Все стали равны перед вершиной. Все получили равные шансы на штурм Эвереста. В команду №4 входило пятеро альпинистов: Вя­чеслав Онищенко (руководитель), Валерий Хомутов, Владимир Пуч­ков, Алексей Москальцов, Юрий Голодов,

28 марта. Сергей Бершов забивает первый крюк в скалы – по­ложено начало прохождению нового пути на Эверест. От лагеря I сюда около часа хода. Маршрут начинается метрах в пятистах от кулуара Бонингтона*. После ледового конуса тянется пояс се­рых гранитов. Скалы 3–4 категории трудности, прочные и надеж­ные. Провешены первые десять веревок (каждая по 45 метров), еще шесть. Группа Иванова обработала маршрут до отметки 7000 метров.

Ее сменила группа Онищенко. (Правда, на маршруте работали двое. Остальные организовали промежуточную ночевку между лагерем и будущим вторым). Скалы разной сложности. Встре­чаются очень сложные участки. Высота постоянно напоминает о се­бе головными болями, мучительным кашлем, недомоганием. Погода тоже не балует: снегопады, сильные ветра. Навешено еще шесть ве­ревок, но удобного для лагеря места не найдено. Группа ушла вниз.

Закончился первый из трех предварительных выходов на Гору. По плану к концу марта надо было установить лагерь II и занести в него снаряжение, кислород, питание. Выполнить задачу не уда­лось. Забегая вперед, заметим, что незначительное на первый взгляд отклонение от графика переросло постепенно в серьезную проб­лему. Но тогда казалось, что удастся без особого напряжения на­верстать упущенное во время очередного выхода на маршрут.

Второй круг, как и первый, начинала группа Мысловского. Отдохнув несколько дней, они вместе с Анатолием Овчинниковым вышли из базового лагеря. Прохождение ледопада с тяжелыми рюкза­ками далось нелегко, хотя стараниями «начальника Кхумбу» Леони­да Трощиненко путь поддерживался в отличном состоянии.

Леонид Трощиненко. 36 лет. Альпинизмом увлек­ся, когда был студентом Механического института в Ленинграде. Не бросил горы и потом, когда работал на кафедре прикладной математики Ленинградского универси­тета. За его плечами много сложных восхождений на семитысячники страны, не раз руководил высотными экспедициями.

 Заветная мечта – Эверест. Ради него Леонид отло­жил на несколько лет серьезные занятия наукой, цели­ком отдавшись подготовке к штурму. Мечта, казалось, воплощалась в жизнь, его зачислили в основной спортив­ный состав. Радужные надежды рухнули неожиданно и окон­чательно. Незадолго до отъезда в Непал, после послед­него медицинского обследования, врачи дали категори­ческое заключение: работать на больших высотах не мо­жет. Отстоять Трощиненко не удалось.

Больше других, пожалуй, переживал его девятилет­ний сын, уверенный, что с папой поступили несправед­ливо и неблагородно. Как бы там ни было, но Трощинен­ко поехал в Гималаи, но не в составе спортивной группы, а заместителем руководителя экспедиции по хозяй­ственным вопросам. Позже он принял на себя еще одну не менее хлопотную обязанность по поддержанию безо­пасности пути через ледопад Кхумбу.

Преодолев ледопад, группа Мысловского долго и медленно пересекала Долину Безмолвия. Сказывалась недостаточная аккли­матизация. Каждый шаг простого пути давался с трудом. К вечеру добрались наконец до первого лагеря. Переночевали и отправи­лись выше. Впереди шли Балыбердин и Шопин, обрабатывая маршрут.

Овчинников, Мысловский и Черный по навешенным перильным веревкам карабкались по отвесным скалам с тяжеленными двадца­тикилограммовыми рюкзаками, неся необходимое для установки вто­рого лагеря снаряжение. За день передовая двойка прошла вверх несколько веревок, но удобного места не нашла. Балыбердин, Шопин и Овчинников спустились ночевать в первый лагерь. Мысловский и Черный решили провести ночь в поставленной ими палатке примерно на 7000.

1 апреля. Мелкие камешки, сдуваемые ветром, барабанят по крыше временного пристанища Мысловского и Черного. Не обош­лось без первоапрельской «шутки» Эвереста. Внушительных разме­ров камень, сорвавшийся невесть с какой высоты, пробивает па­латку, а заодно флягу Мысловского, лежавшую на дне. (В базовом лагере шутили в этот день более гуманно. Кто-то с утра вывесил на кают-компании объявление о том, что сегодня санитарный день, а ближайший пункт питания находится в нескольких километрах от лагеря, на высоте 8848 метров).

Инцидент с камнем заставил поторопиться. Взяв грузы, пошли вверх за Балыбердиным и Шопиным, ушедшими снова вперед на обработку маршрута. Наконец в конце 28-й веревки передовая двойка нашла место для установки лагеря II. Снизу подошли Мысловский и Черный с необходимым снаряжением. Подготовить площадки на двух гребешках, разделенных кулуаром, оказалось непросто.

Если дальняя далась относительно легко, то на ближнюю затратили много сил. Она маленькая с торчащим посередине кам­нем. Разбить его молотком не удалось. Попробовали увеличить раз­меры площадки с помощью мелкой рыболовной сетки. Закрепили ее на крючьях. Попробовали набить камнями, но получилось ненадеж­но.

Поставили палатку на более удобной дальней площадке. В ней остались ночевать Балыбердин и Шопин. Лагерь II на 7350 начал свое существование. Остальные ушли вниз. На следующий день двойка установила вторую палатку, все же набив камнями рыболовную сетку. Камень, что не удалось разбить молотком, вы­пирал сквозь пол палатки. На нем устроили  импровизированный стол.     

Выше второго лагеря предстояло пробиваться группе Ерванда Ильинского. (Впрочем, самого руководителя не было среди вос­ходителей. Сопровождая караван носильщиков, Ерванд пришел в ба­зовый лагерь одним из последних и не успел как следует аккли­матизироваться. Его место в четверке занял шерпа Наванг). За два дня напряженной работы на отвесных скалах четверка навеси­ла 17 веревок.

До гребня, на котором предполагалось разбить третий ла­герь, оставалось не больше 2–3 веревок. Их-то у восходителей не было. Завесив грузы в конце пройденного маршрута, они от­правились вниз. По пути встретили группу Онищенко. Ей предстоя­ло навесить оставшиеся веревки и поставить лагерь Ш.

8 апреля. В базовый лагерь передано тревожное сообщение: заболел Слава Онищенко. Горная болезнь в опасной форме. Ему настолько плохо, что он не смог поговорить по рации с руководи­телем экспедиции.

45-летний Вячеслав Онищенко опытный восходи­тель. Семь раз поднимался на семитысячники Советско­го Союза. Неоднократный чемпион страны. Успешно поко­рял альпийские знаменитости – Гран-Капуцин, Пти-Дрю (прошел четыре маршрута: из них три высшей, шестой категории трудности), Гран-Жорас (вместе с легендарным скалолазом Михаилом Хергиани проложил новый  путь к вершине, носящий с тех пор назва­ние «Русский вариант»). Он единственный из спортивной группы экспедиции имеет звание заслуженного мастера спорта СССР.

В альпинизм пришел случайно. В институтские го­ды серьезно занимался лыжами и как-то поехал на спортивные сборы на Кавказ. Там встретил Бориса Ро­манова, руководившего тогда альпинистской секцией института, который предложил попробовать себя на горных маршрутах. Слава попробовал. Понравилось и получилось.

Вскоре Онищенко покорил первую в своей жизни вершину Софруджу на Кавказе. Как дальше развивалась его спортивная карьера, вы знаете. Его жена Юлия тоже увлекается альпинизмом. Дочь Надя и сын Петя большую часть летних каникул проводят вместе с ро­дителями в горах, обещая со временем стать опытными восходителями.

Спортивный врач по профессии, Онищенко тогда, наверное, лучше, чем кто-либо другой, понимал сложность ситуации. Он по­чувствовал, что заболевает, день назад. Попытался пересилить болезнь. (Раньше это ему иногда удавалось). Не получилось.

Теперь «горняшка»* зашла слишком далеко. Слава прекрасно понимал и то, что на отвесных скалах помочь ему практически не­возможно. До базового лагеря два километра сложнейшего спуска. Если не сумеет идти самостоятельно, спасательные работы сорвут все планы экспедиции. Надо спускаться. Чего бы это ни стоило.

Почти без сознания, постоянно дыша кислородом, Онищенко шел вниз в сопровождении товарищей по группе. Спуск потребовал от него, наверное, больше сил и мужества, чем все предыдущие восхождения вместе взятые. Наконец   миновали скальный участок маршрута и спустились на ледовый склон.

Из первого лагеря навстречу вышла группа Мысловского. Шопин и Балыбердин попробовали нести поочередно Онищенко. Не по­лучилось. Слишком тяжело на такой высоте. Слава продолжал спус­каться медленно, но самостоятельно. Вечером спустились к лаге­рю и провели там неспокойную ночь. На следующий день, поддержи­ваемый с двух сторон товарищами и дыша кислородом, Онищенко преодолел не сложный, но долгий путь по Долине Безмолвия.

«Базовый лагерь знал, что мы спускаемся, – вспоминает Вячеслав, – и вскоре на леднике нас встретили Сергей Бершов, Ми­хаил Туркевич, Борис Романов, врач Свет Орловский,  «начальник ледопада» Леонид Трощиненко. Все они шли навстречу, чтобы по­мочь мне спуститься. Я был благодарен им, хотя там, на ледни­ке, у меня не было сил поблагодарить ребят. Я сделал это потом, несколько дней спустя».

Своими ногами Онищенко все же дошел до базового лагеря. Дошел в полном смысле на пределе человеческих возможностей. Приведем в подтверждение некоторые выдержки из медицинского жур­нала Орловского: «Общее состояние очень тяжелое. На вопросы отвечает с трудом. Сознание затемнено... Артериальное давление 50/0. При осмотре засыпает... Заключение: горная болезнь с на­рушением периферического и мозгового кровообращения».

Больного перенесли в кают-компанию, положили на раскладуш­ку, поставленную прямо на стол, чтобы доктору было легче прис­пособить капельницу. Все готовы помочь, понимая напряженность ситуации. Орловский отдает четкие распоряжения: «Зажечь две керосиновые лампы! Убрать со стола, унести посуду! Двум помощни­кам чисто вымыть руки! Полиэтиленовый пакет с кровозаменяющим раствором держать за пазухой, чтобы согреть!»

За несколько часов в локтевую вену Онищенко введено 1000 мл сильнодействующих средств и растворов. К утру состоя­ние значительно улучшилось. Руки стали теплыми. Артериальное давление 110/60. Сознание прояснилось. Его жизнь вне опасности, но для полного восстановления нужно больше кислорода.

Трое шерпов понесли Онищенко на станке из базового лагеря вниз. Своего самого талантливого и титулованного ученика, которому так не повезло на сей раз, сопровождал Борис Романов. Вскоре Слава смог идти самостоятельно.

Некоторое время спустя Онищенко вернулся в базовый лагерь с робкой надеждой продолжить восхождение. Доктор категорически заявил, что это исключено. Первый участник группы восходителей, отбираемой столь долго и тщательно, выбыл окончательно. Будет ли кто еще?!