Однажды Олег Дорогин пришёл на железно-дорожный вокзал, решил съездить в Октябрьский, в котором не был уж лет пятнадцать, и там узнал, что такой станции больше нет, поезда и электрички едут мимо без остановок.

- Два года уж как отменили, - пояснила кассирша, увидев его растерянность.

Он поехал в автобусе, благо автовокзал рядом.

Что такое закрытие станции для железнодорожного посёлка – это смерть. Медленное доживание пенсионеров и неудачников.

А всё вроде бы также – вон, ещё предвоенные, двухэтажные, охристой краской крашенные бараки, вон три «хрущёвки» 60-х годов…  Вон дом, где был госпиталь, вон магазин, спортзал, за переездом деревенька, к которой когда-то и прилипли первые постройки этого посёлка, там видны огороды, картошка цветёт…

 Пустые пыльные улицы, даже собак нет. Рядом со спортзалом, когда-то казавшимся действительно дворцом спорта, в котором и сам Дорогин около года занимался боксом, панельная пятиэтажка. Там в первом подъезде старый приятель живёт Толя Букин. Тренер по боксу, а когда-то вместе начинали тренироваться. Тренер  их был однорукий. Правую на войне оторвало. «Спасибо, правой, я только по тому и жив, что её оторвало, - говорил Степан Николаевич в подпитии. - Ничего, у меня левая ударная!» - добавлял всегда. И ведь тренировал, и неплохо тренировал!

Вот у него и занимались. Толя Букин потом и выучился в пединституте, работал в школе физруком и тренером…

Дорогин зашёл в обшарпанный, пахнущий тленом подъезд, дверь в Толину квартиру была не заперта, но Тля был ещё трезвый.

Сели за стол в кухне.

- Ну, как вы тут живёте-то? - Жилкин спросил.

- Доживаем, - поправил Букин, разливая по стаканам водку, которую принёс Дорогин. - А я так и давно уже… Как Лёха погиб – всё…

Он опять завёл давно уже известную историю: был у него ученик, талантливый мальчишка, в семнадцать лет Первенство Союза по юниорам выиграл. Букин даже был одно время старшим тренером молодёжной сборной «Локомотива». Потом случилось несчастье – парень под поезд попал, погиб. И Букин запил. Да так с тех пор уже лет тридцать и пьёт с недолгими перерывами. И ведь продолжал тренером работать. Несколько мастеров спорта подготовил. «Нет, всё не то. Вот Лёха был, с ним бы мы и Чемпионат мира выиграли и Олимпиаду. Трудяга был, но и талант, от Бога талант…»

- Сейчас-то тренируешь?

- Кого? Смеёшься? В котельной по сменам…

Дорогин не стал допивать с Букиным, ушёл…

Прошёл мимо своего дома… Уж какой бы ни был убогий барак, какой бы неказистый ни был дворик – а тут детство прошло, вот тут в песке копался, там вон в кустах и на пустыре в войнушку играли… Дом пустой, полуразваленный… Прошёл побыстрее.

В библиотеку ещё зашёл, при доме культуры. Кирпичное двухэтажное здание, когда постоянно наполненное людьми, голосами, музыкой. Теперь уныло-пустое. Но бибилотека работает, открыта…

- Здравствуйте, ступил через порог.

- Ой, здравствуйте! Что ж вы не дали знать. Мы бы устроили встречу с читателями, вас любят… - засуетилась библиотекарша.

- Как живёшь-то, Поля?

- Да нормально… Только что же вы, мы бы встречу…

- Да какая встреча. Кому это нужно… Кому нужно – вот, книжку подарю.

- Спасибо.

Он подписал книгу. Полина смотрела на него. Когда-то вот в этом доме культуры, в большом зале они танцевали, а потом целовались на задней лестнице…

- Вот у нас все ваши книги, - указа она на полку.

- Да перестань ты выкать-то, Поля. На! - он сердито подал книгу. – Пойду, автобус скоро. - И ушел, а вскоре уехал.

Вот тогда-то он укрепился в мысли, что нужно побывать на родине предков. Но и тогда ещё не сразу собрался.

 Сестра говорила, что родом они из деревни Большие Дворы. А больше она и не знала ничего. У матери не успел ничего расспросить (по молодости не до того было)…

Чем дольше жил, тем больше тянуло туда. В Октябрьский ездил много раз. Потом перестал – да детство и юность там прошли, но понимал, что корни его не там… «Голос рода», - так сам назвал он это чувство, звал его в Большие Дворы.

К тому времени он уже давно жил один. Бывшая жена вышла замуж за другого, дочь когда уже подросла, неожиданно стала иногда захаживать… Позже понял, что интересовала квартирка. А жил он в однокомнатной, неуютно-холостяцкой, «пробитой»  в своё время руководством местного отделения Союза писателей…

Больших Дворов в области было двадцать семь. Ещё три деревни с названием Большие Дворища.  Но была ещё подсказка – уезжая из деревни долго ехали вдоль озера. Где-то посередине пути останавливались на ночёвку в большом селе.  А вернее в монастыре, в то время уже пустом, каком-то домике там за монастырской оградой  ночевали. «Там ещё монашки даже оставались», - вспоминала сестра Елизавета (когда уезжали, а точнее, убегали, из родной деревни ей было года четыре). «Это уж потом я поняла, что монашки, а куда деваться-то им старухам… А церковь закрыта была…» «Мама им что-то дала, помолитесь, сказала, за нас». «В пору вам, мученикам, за нас молиться», - старуха ей ответила. Вот это я точно помню», - говорила Елизавета. «Потом я уж и не помню – как ушла за стену, к озеру вышла. А солнышко садиться уже и вода в озере розовая, лиловая… А там, в озере – остров и с острова – дон-дон-дон… Будто звон колокольный слышен. Тут мама прибежала и давай меня ругать, что убежала-то я. А я ей говорю  послушай какой звон. Она не слышит. Да вон же, говорю, с острова. Она и остров не видит… Так  не знаю, что это было такое – видение или что… А на следующий день приехали в город. Там папа лошадь и телегу продал. Оттуда уже в Октябрьский  и приехали на поезде. Больше и не бывала я в Больших Дворищах…»  Рассказывала сестра Елизавета уже незадолго до смерти – не старая была, под шестьдесят, но ведь и прошло-то с того детского времени более полувека – вот ничего толком и не помнила.

Вооружившись картами Дорогин понял, что озеро скорее всего – Сухтинское – только вдоль него можно было сутки на телеге ехать… На районной карте (а в ту пору её непросто было тоже достать, но достал через знакомых  в милиции – всё-таки член Союза писателей) нашёл и деревню…

И вот, наконец-то собрался, поехал…

Сколько таких русских дорог прошёл и проехал Олег Дорогин!.. Много. И всё одно – лес, деревня, река, поле, снова лес и деревня. И когда глядишь на эти деревни, сами собой вспоминаются строчки: «Эти бедные селенья, эта скудная природа, край родной долготерпенья…» И сейчас всё как было при Тютчеве, и наверное при Аввакуме и раньше…

Но вот за пустошами и кустами сталью запосверкивало справа по ходу автобуса Сухтинское озеро.  А вскоре приехали в большое село Крутицы.

- Полчаса стоим, - сказал водитель, открывая двери автобуса и закуривая не выходя из кабины.

Дорогин вышел: длинная прямая улица с избами и щитовыми двухквартирными домами. Отворотка,  по одной стороне которой длинный забор из бетонных плит. Проходная. Табличка: «Крутицкий рыбзавод». А впереди стены, полуразрушенная башня даже, внутри виден обезглавленный храм. Видимо, тот самый монастырь, в котором, по рассказу сестры, ночевала семья по дороге в город.

Через разбитые ворота прошёл во двор, храм немой развалиной в центре.  В пролом стены заглянул и сквозь грязную побелку глянули прямо в него, в душу глаза…

Дорогин вышел к озеру… Нет там никакого острова… Но откуда этот гул… Что это? Колокол?..

И очнулся. От автобусной остановки доносился сигнал, водитель оповещал, что скоро автобус отъезжает.

Олег Дорогин поспешно вернулся к автостанции, сел в автобус. И вскоре снова поплыли за окном поля, кусты, озёрная гладь…

Ещё через полтора часа он вышел в Семигорье, а автобус поехал дальше по дороге вдоль озера.

Дорогин знал, что отсюда дорога вдоль реки к деревне Большие Дворы…  

Семигорье село большое: на холме розовые развалины церкви, деревья, кусты – наверное, кладбище… Вдоль улицы, сбегающей от холма к озеру, старые избы, новые дома, вон даже кирпичный куб стандартного для сельской местности всего Сюза Дома культуры…

За крайними домами, через луговину дорога и в конце её какое-то оживление – люди, голоса, чёрная машина «Волга», свежепобеленная стена…

- Мать, чего там у вас происходит-то? - спросил у старухи, стоявшей в проёме калитки.

- Да ферму новую открывают. Начальство приехало…  Девки-то наши, выпускницы, остаться решили. Комсомольская бригада будет…

- Ясно. Хорошо. А как Большим Дворам пройти?

- Так вот по этой дорог и придёшь, - махнула старуха. И заинтересованно взглянула на него. - Ты чей же будешь-то?

- Дорогиных, - ответил Дорогин и пошёл в указанном направлении.

- Нет у нас таких, - сказала старуха, но Олег сделал вид, что не услышал, шёл по грунтовой укатанной колёсами, утоптанной ногами дороге… Шёл туда, где когда-то был и его дом.

Что ждёт там его? – он не знает. Найдёт ли там свою родину?..

Вдоль реки, отороченной ивняком, мимо клеверного поля шёл Олег Дорогин. И уже виднелись впереди, на невысоком пологом холме дома…

И опять старуха у калитки стояла. Будто бы та же самая, что и в Семигорье…

- Дорогиных? - переспросила она… - Вон там стоял дом, дорогинским называли, кто там жил, я не помню, помню уж пустой дом. Потом школа была начальная, а старшие-то классы в Семигорье. А потом раскатали дом, не знаю по что… А больше никто не скажет ничего, я самая старая тут, так кто чего вспомнит, никто не вспомнит…

Дорогин слушал и не слушал её, смотрел туда, где стоял когда-то родительский дом… Пошёл, опустился прямо в траву. Ещё угадывались гряды, выделялись более густой травой на унавоженной земле… И вот эти яблони, наверняка, ещё при родителях были и при деде… Он поднял с земли мягковатое безопасное для непрочных зубов яблоко и надкусил. Горькое…

Яблоко из дедовского сада

Горькое, как родина без нас…