Анюшкин сам шёл навстречу. Он так искренне улыбался, так сиял, что все заранее приготовленные Глебом упрёки и извинения разом испарились. Да и чего, собственно говоря, объяснять свою истерику человеку, который все и вся уже в этом мире знает.

С Анюшкиным медлительно вышагивал крупный, головастый мужчина, лет чуть за пятьдесят, с короткой, выбритой по щекам, бородкой, с маленькими умными глазками под нависшими светлыми бровями и стрижкой «с чёлочкой». На мужчине были только бежевые брезентовые шорты и синие сабо. Мощная грудная клетка, сильные, развитые руки – обнажённая фигура былого атлета несколько портилась короткими ногами. Анюшкин ещё метров за десять радостно взмахнул ручонками:

- Глеб! Знакомьтесь – Дажнёв.

- Глеб.

- Владимир Викторович.

- Вот я вас и передаю в надёжные руки. Владимир Викторович – руководитель лагеря. Вы сейчас получше узнаете друг друга и сойдётесь, непременно сойдётесь. Хорошие люди легко это делают.

Сходящиеся потихоньку присматривались друг другу. Глебу на сегодня оставались силы только на вежливость. Дружбы сегодня он уже не искал. А Дажнёв чего-то хотел, не ради же чудака с молоком он, начальник, как простой крокодил Гена, ходил по зелёной поляне в поисках друга. Ему, с таким хозяйством, поди, и так не скучно. Да ещё и столь пышная хозяйка угловой палатки... Надо, надо собраться и послушать.

- Меня добрый Анюшкин подлечивает. Застарелая язва. Давление.

- Да, набор травок подобрал. В молоке надо запаривать.

Маленькие умные глазки сверлили, сверлили, спрашивали: можно ли сходу?

- Вы же, Глеб, из «защитников»? Я много про вас наслышан. Вы – герой.

- Кто это так постарался?

- Ну, как же! Про вас все говорят: пройти всю мясорубку. Выжить. Устоять.

- Разве это героизм – выживать? Это просто инстинкт.

- Я отругал Юлю за то, что она мне не сказала, когда вы приходили.

- Дежнёв спал тогда. – Напоследок вклинился Анюшкин.

- Простите, ночь без отдыха. Народ-то, сами понимаете, ещё тот собран. Все очень замечательные, очень политически активные люди. Но вместе никак не могут! Все, буквально все лидеры! Вот моя задача их разводить, как волка, козу и капусту. Сколько лет вы уже в патриотическом движении?

Глеб даже опешил: сколько же? Как книжку про походы Суворова прочитал? Или после «Протоколов»? С какой точки начать? С маминой колыбельной? Ладно-ладно:

- С восемьдесят шестого.

- Хороший стаж. Какие надежды тогда были! Вы в «Трезвости»?

- Нет, «трезвенником» не был. Хотя не пью.

- Это хорошо.

- Вначале в «Историческом обществе», потом, совсем недолго, в «Памяти». Затем в «Союз духовного возрождения» вступил. Просто меня по жизни лично Михаил Михайлович Татонов водил.

- Чудесный человек. Его многие тогда не понимали, а он ведь первым указал путь развития современного коммунистического движения в сторону христианских нравственных идеалов. Жаль, жаль его тогда не услышали. Но все великие люди обгоняют своё время. А вы здесь как? По работе, по творческим делам?

Это было грубовато. Что ж так сразу? Надо было хотя бы покормить, помыть, а потом уж и лыто спрашивать. Глеб нежно уворачивался от буровящих его глазок.

- Я мимо ехал. По делам отцовской фирмы. А у меня в дороге все документы украли. Теперь как привязанный. Без права эмиграции, но и без прописки. Бомж!

Тон был взят неточно, и Глеб с надеждой взглянул на совсем затихшего Анюшкина. Тот оказался на высоте:

- Владимир Викторович здесь столп и утверждение. Какое огромное мероприятие на нём! Действительно, тут с полсотни лидеров – да каких ярких и ярых лидеров! Как-то он их держит? И ещё подумать: ведь не к каждому люди поедут. Со всей страны, да в такое трудное материальное время. А он вот собрал. Хорошо, очень хорошо! И администрация района навстречу пошла.

От таких лещей Дажнёв даже не поморщился. Хм, удобный отнорочек на крайний случай. И Глеб тоже заулыбался в начальническое лицо:

- Я, действительно, оказался в крайне глупом положении. Без связей, знакомств. О политике, кажется, здесь никто не слышал. Хотя, может это и к лучшему?

- Нет, вы так не говорите! Нельзя унывать. Что бы ни случилось, мы должны смотреть только вперёд. В этом наша жизнь. И, прежде всего, мы должны уже сейчас готовиться к новым выборам, искать и вовлекать новые силы, находить и адаптировать новые идеи. Политика должна стать делом каждого гражданина, каждый должен вырасти в сознательного патриота. Залог победы в том, чтобы во всех домах люди начали понимать, как демократы обкрадывают каждого лично, лишают будущего его детей, отнимают у стариков их славное прошлое. Пусть мы проигрываем в деньгах, но наша сила в людях...

Удивительно, как Дажнёв, шагая размеренно неспешно, умудрялся всё время быть чуть-чуть впереди. Так, даже не на полкорпуса – меньше, но впереди. С ними все здоровались громко и издали. А потом чувствовалось, как смотрели в спину. «Надо бы тоже раздеться, подзагореть и слиться с местным социумом». Тем более, что за эти дни он очень неплохо похудел.

- Удачно выбрали место. Такая красота вокруг. – Глеб решил сменить тему.

- О, это действительно так. Нас с Юлей глава района повозил, показал местные достопримечательности. Мосты, горные покосы, озёра. Плотина у них тут есть – ох, чудное впечатление. И в тайге, на кордоне побывали. Там и познакомились с добрым Анюшкиным. Вы тоже сейчас там отдыхаете?

- Отдыхаю.

- Не вздыхайте, я попрошу главу, он вам посодействует. Документы восстановят, и всё обернётся просто приятными воспоминаниями о неожиданном отдыхе. А сейчас мы отобедаем. Что там Юлечка для нас приготовила?

Они подошли к знакомой угловой палатке. Под развёрнутым теперь пологом большого тамбура стоял складной алюминиевый столик с белым пластиковым покрытием и маленькие складные стульчики. Глебу улыбалась уже знакомая пышная красавица в накинутом поверх купальника светлом тонком пончо – чтоб плечи не обгорали.

Нет, белого костюма явно не хватало. Здесь, в её присутствии, Дажнёв несколько потерял свою монументальность, даже в массе вроде как поубавился. Гостей посадили за ещё пустой столик, а хозяин нырнул внутрь за рубашкой.

- Какой у вас представительный муж. Сразу видно спортивную закалку и, главное, хороший уход умеющей любить жены.

Неожиданно Глеб получил пинка по голени от такого тихого Анюшкина. Юля особо обворожительно улыбнулась и тоже исчезла, но в соседней маленькой палатке. Где у них, оказывается, хранились продукты.

- Вы что?! – Совершенно беззвучно зашипел Анюшкин ему в самое ухо. – Она ему не настоящая жена... Вы же сейчас...

Дажнёв вышел в шикарной белой рубашке с картинкой на тему далёких островов. Сел осторожно, прочувствовал прочность стульчика, и облегчённо вздохнул.

- Мне не пришлось быть тогда в Москве. А я так хотел. Ведь очень многие из моих товарищей тогда стояли у Белого дома. Да вот не судьба: у сына случились форс-мажорные обстоятельства ... с институтом. Но какую же бойню эти демократы учинили, какой позор на весь мир! И ещё после этого они на что-то надеются! Нет, после такого их власть обречена. И когда мы придём, они за всё ответят. За всё.

Юля грациозно поднесла полупрозрачный поднос, сплошь уставленный большими и маленькими тарелками, тарелочками, розетками, стаканчиками и пакетиками. Она опять особо улыбнулась Глебу и стала накрывать. И как же это всё разнообразие поместить на столике? Это чудо, просто чудо! Юля цвела.

- Да, она у меня, действительно, молодец. В таких, в общем-то, диких условиях суметь сохранить полное ощущение домашнего быта. Мы же с ней уже второй лагерь проводим. Первый в прошлом году на Урале, у озера Ермель. Но там задачи ставились совсем иные, чисто политические, штабно-организационные. А здесь нами впервые проводится лаборатория на сверхидеологические изыскания. Психотронные, если можно так сказать. Впервые в мире!

Еда, за исключением местного алтайского сыра и хлеба, в основном вся была из импортных упаковок. Анюшкин ел очень осторожно, комично разглядывая через свои лупы каждую бумажку, вычитывая каждую буковку. Все начали потихоньку над ним подтрунивать, а он оправдывался тем, что, когда готовит сам, даже не догадывается сколько получается в результате холестерина, сколько естественных и неестественных красителей, и консервантов.

- Консервов, тех примерно полбанки уходит. Если больше, то тогда, действительно, жиров многовато. В Бийске-то консервы из одного сала и жил делают! Надо же, даже сколько натрия написано. И метавитила какого-то. И как мы без всего этого раньше обходились? Но жили же! Побольше лука, перца, и всё. А теперь вот мучайся, высчитывай – чем суточный баланс микроэлементов в организме поддерживать? Кроме метавитила…

- Володя, тебе надо Анюшкина к себе ассистентом взять. На лекции по раздельному питанию! – Юля хохотала, держась за спинку стула Глеба.

- Правильно! Владимир Викторович будет себя на моем фоне показывать и доказывать правоту своих теорий: он такой большой – от раздельного питания, а я такой маленький – от всеядности! Очень будет наглядно. Очень.

- Нет, вы зря так смеетесь! Раздельное питание – основа здоровья. Я даже объясню научно: прежде всего, всё нами познается через внешние органы чувств – зрениие, обоняние. А только потом включаются вкусовые рецепторы. Поэтому, ещё глядя на витрину, вы уже выделяете желудочный сок именно для усвоения мясной пищи. Даже не попробовав и не понюхав! Так и здесь: я внимательно смотрю на хлеб – и кусаю, потом на колбасу – и тоже кусаю! Но только внимательно и раздельно! Раздельно! Смотрите: хлеб я всегда держу в левой руке, а колбасу в правой! Всегда! Главное - не перепутать!

- И что, Владимир Викторович, за это учение люди деньги платят?!

- Конечно, платят! Еще как платят.

- Тогда, действительно, возьмите меня. Хоть подопытной мышкой. Я буду на глазах есть. Что дадите и прямо из рук. – Анюшкин сжал кулачки под подбородком и изобразил мышь.

- А если без шуток, то совершенно не важно, что и как ты ешь. Задача в том, чтобы научить человека контролю над собой. Самоконтроль – это основа и личного, и социального благоустройства. На этом и вся партийная дисциплина держится. Только человек, следящий за любыми своими проявлениями, может быть человеком будущего века. Человек несущий свою свободу на щите самоограничений. Как лик Горгоны.

- Постойте! Но это же образ смерти? И насчёт контроля над собой: не это ли самое преследует столь жуткое количество информации на сих баночках? Не столько ешь, сколько читаешь, считаешь, раздумываешь.

- Совершенно верно! Даже в еде – на первом месте мысль, на втором желание. У Запада есть что взять. Вообще, нам нужно побольше изучать своих врагов, вычислять причины их сегодняшней победы. Мы не должны стоять, а тем более, лежать на месте. И развитие не возможно без диалектического подхода: кроме своего проверенного, нужно брать и лучшее чужое. Усваивать. Впитывать.

- А это образ каннибализма! – Не отставал очень умный Анюшкин.

- Да я даже из ваших подковырок самое лучшее на вооружение возьму! – Вдруг удачно вывернулся Дажнёв. Все сыто рассмеялись.

- Юлечка, ты бы с нашим оппортунистом посекретничала, как лучше его лекарство заваривать. А мы с Глебом пока маленько поскучаем без вас.

Намёк был прост и доступен. Анюшкин с готовностью подхватил поднос, Юля составила на него опустевшие тарелки, и они, воркуя, удалились. Дажнёв посмотрел им вслед, налил в чистые одноразовые стаканчики минералку. Очень осторожно откинулся, всмотрелся в выпрыгивающие крохотными капельками пузырьки, сощурился. Неожиданно перешёл на «ты»:

- Ты не осуждай. Юля – моя полевая жена уже много лет. Она называет себя моей Берегиней. Так оно и есть. Там, дома, всё другое, а здесь без неё не смог бы. Развестись в своё время из-за карьеры не решился. Тогда это строго наказывалось. Ну, и сын, конечно. А впрочем, и теперь не легче. Да только зачем? Все всё понимают – проформа, атавизм. Ты-то женат?

- Разведён.

- Дети?

- Дочь. Второклассница.

- Тяжело. Но надо жить дальше. Ты готов?

А может, хватит? Что уж так долго-то кругами бродить? Пора бы и к вербовке перейти. Давай торговаться: чем я тебе интересен? И что у тебя для меня есть? Что на что будем менять? Какие скидки, если оптом?

- Я, прости, может слишком в лоб, но ты как после расстрела себя чувствуешь? Гм... Понимаешь, для многих это стало слишком сильным стрессом. Многие из наших товарищей сломались. Мы их не осуждаем: человеческая психика очень тонкий, нежный механизм, мы ещё не можем пока свободно управлять ею. Будет время, верим, наступит... А пока становятся особо ценными те, кто, пройдя такое горнило, не потеряли стремления жить. И не просто, а именно активно жить в этой стране. Те, кто, как ты, сумели выдержать всё и теперь, уже прекрасно понимая с кем они имеют дело, очень осознанно идут на борьбу. Если ты чувствуешь в себе силы для новой борьбы, то тебе стоит чётко для себя решить: с кем ты? Сам понимаешь, что один в поле не воин. Пока мы вместе, мы заставляем мир с нами считаться. Пусть пока как с оппозицией. Но будет время...

Дажнёв снова налил себе водички, протянулся к Глебу, стульчик под ним простонал. Но у того стакан был ещё полон.

- Почему не пьёшь? Жара третий день, в организме нужно уровень жидкости поддерживать. А, впрочем, о чём это я? Да, тем более, если ты в этой жизни хочешь не дворником быть, не сторожем, а кем-то, кто держит в своих руках реальные рычаги, кто участвует в управлении, в устроении мира, то это возможно только с партией... Я всё могу пережить, всё сегодняшнее стерпеть, но, как подумаю, как нас тогда везде уважали! Ведь одного только слова было достаточно, чтобы какую-нибудь войну в Египте прекратить! А сейчас мы кто? Вот, западные подачки едим! Ладно, это всё временно. Мы сейчас собираем силы для новых боёв, и нам нужны свежие кулаки и перспективные головы. Ты же известный компьютерный системщик, после МГУ с Закиевым работал. Потом в Баумановском.

А это лишнее! Ещё бы помянул, как отца из партии исключали. Или в каком году мать на пенсию отправили. Дажнёв и сам понял, что проболтался насчёт своей осведомлённости, осёкся. Глеб поставил свой слишком лёгкий стаканчик чересчур сильно. Тонкий пластик смялся

- Ну что мы всё в кошки-мышки играем? – Дажнёв разозлился на себя.

- Действительно, играем.

- Сам понимаешь – я один всё не решаю, но моя рекомендация дорогого стоит. Так что слушай: мне поручено представить в ближайшее время – понимаешь кому? – список кандидатов ... ну, как бы выразиться? Список лиц ... пассионарных, что ли? И ещё я...

Но тут появились Юля и Анюшкин. Анюшкин был тёмно-красен и крепко пришиблен, Юля же подчёркнуто спокойна. Она строго и внимательно оглядела Дажнёва и Глеба, и, не присаживаясь и тем давая понять о том, что пора прощаться, заговорила быстро и напевно:

- Ах, Глеб, какой вы, однако, интересный человек. Мне Анюшкин про вас такого понарассказывал! Я теперь спать спокойно не смогу. Приходите в ближайшее время в гости, и тогда сами всё подтвердите. Договорились? Я буду ждать.

Анюшкин подавал какие-то знаки, но Глеб, помня его неожиданный пинок под столом, держался от него на расстоянии. Гости поблагодарили хозяйку за стол, за душевное тепло, она их за интересное времяпровождение, а Дажнёв вызвался проводить до ворот. По дороге он откровенно игнорировал Анюшкина, который согласно приотстал, и, навострив уши, терпел поодаль.

- Нужно закончить мою мысль. Не буду повторяться, что мы можем сделать тебе будущее. Это не какие-то далёкие обещания, кое-что совершается уже сейчас. Мы – партия дела, мы и поддержим, и подкормим, и приподнимем, если есть проблемы. А они у тебя есть. Наверное есть. Поэтому подумай: у нас не только горизонты, у нас, коммунистов, совершенно реальное будущее. Почему? Партия сейчас сильно меняется. Что-то отсеивается, что-то приобретается. А самое главное – сегодня мы берём на вооружение абсолютно все идеалы, какие только ещё горят в душах людей. Сегодня мы их синтезируем. И приспосабливаем. То есть, создаём систему единого и универсального смысла жизни для всех, всех социальных слоёв, этнических групп, даже отдельных в своей неудобном эгоизме психотипажей. Это мудро при современной социальной обстановке, при крайней поляризации всего общества. Ты здесь не засматривайся: эти придурки вокруг – так, они лишь силовые поля. Без ума, только силы. Но силы очень страшные. Вот мы их тоже под себя берём, каждого на свой уровень, конечно. Как гениально сформулировал Ленин: «Идти – врозь, бить – вместе»! Нам годится всё: йога, тантризм, язычество финнов – всё, вплоть до магии и фетишизма... И ивановство, в том числе... Это же всё живые магниты, к которым многие тянутся. Вот на определение: почему тянутся? за чем тянутся? чем? – и направлена работа данной лаборатории. Здесь мы определяем силу психического влияния неординарных личностей на подсознание масс. Ведь полная ерунда, кто там из них чему учит, ерунда! Что их Порфирий или Блаватская! Пусть хоть Заратустра. Главное, их степень намагничивания толпы! А пить или не пить русскому народу, курить или не курить – всё мусор в конечном счёте! Кому-то можно, кому-то нельзя. Сказано же: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено бычку»! А когда всё устоится, всё отстоится, ты с ними никогда даже не встретишься. Подумай, Глеб, но я надеюсь на твой скорый ответ. Помни главное: мы тебе всегда сможем помочь. Всегда. Мы – сила. Всегда. Ну, вот, кажется, и всё? Прощайте?

Они крепко пожали друг другу руки. «Сильные у него пальцы. Здоровый? Ну-ну». Дажнёв ещё немного постоял в воротах, смотря им в спины. Ну-ну. Это было физическое ощущение: межлопаточные уколы от маленьких острых глазок крупного человека.

Молча поднимались к ручейку. Вдруг Анюшкина взорвало:

- Нет. Не так! «Что дозволено бычку, то не дозволено Юпитеру!» Если ты бог, будь добр вести себя по-олимпийски. Будь добр! А они ещё называют себя оппозицией, светлым будущим! Да чем же оно светлее того прошлого? Я, ведь, дурень, на какое-то время поверил: да, коммунизм стал меняться. Да, от него только корочка осталась. А нутро новое. Куды там, кума, оксись! Чур! Чур меня! Нет, собакам, собакам нужно верить. Они правильно себя ведут: с собаками – по-собачьи, с человеками – по-человечьи. С котами … да. Ну, как же может строиться принципиально новая идеология, новый мир без самого главного – без понятия о любви? Чем же тогда людей вместе склеивать? У них всё: рычаги, приводные ремни, винтики и колёсики – всё, кроме силы притяжения и единения – любви! Вот собрали этот паноптикум сект. Я-то думал, чтобы изучить опасность удаления от истины, а они – «взять это на вооружение»! Силы ада на вооружение!

- Да успокойтесь вы. Вас-то что коснулось? Толи вы чего не видели? А когда к вам местечковый Совмин приезжает зайцев бить?

- Так то – сегодняшние. А эти, я думал, на будущее.

- А отчего думали?

- И ... правда? Ну, так, хочется же.

- Очень хочется.

- И ещё эта Юля.

- Красивая женщина. Тоже разочаровала?

- Тоже.

- А она чем перед вами оказалась виновата?

- Чем?.. Действительно, чем? А своей красотой. Она же Афродита!

- Так вам-то Афину положено любить. А не такими чароваться.

- Вот сами и любите себе Диан! Но! Я же видел ваши искорки из глаз!

- Ревнуете? Вовсе зря. Это было исполнение обязательного ритуала. Как ленточка на куст. Просто я старался быть ей сомасштабным, а не мельтешить как пчела у чресел. Пардон.

- Вы только ещё меня не разочаровывайте, пожалуйста.

- Хорошо. Предлагаю гипотезу: Юля вас обидела тем, что обратилась к вам – нет! я не скажу «как к немужчине»! – как врачу. Но совершенно не к тому: она попросила вас дать средство, чтобы избавить одного человека – и я опять молчу какого! – от импотенции. Да ещё, поди, спросила, сколько это у вас стоит. И при этом разговоре всё время смотрела вам прямо в глаза. А? Прямо в глаза? А?

- Ну... Очень похоже.

Они как-то не очень спешно шли к кордону. За спиной Анюшкина болталась сумка с даже не вынутыми сегодня рамочками.