Успокоенный и на всех наворчавшийся Анюшкин уже сладко подхрапывал. Глеб, лёжа лицом к окну, нежно-нежно поглаживал заветный мешок, скользко белевший на приставленном к кровати стуле. Как же он, оказывается, наскучался по своим бумажкам, и теперь, ох, как трудно было дожидаться утра, чтобы, не беспокоя хозяина, всё перебрать, перелистать, перечитать уже сделанное и настроиться на дальнейшую писанину. Боже, как он в эти дни на неё зарядился. Аж всё внутри пылает... Глеб покосился в окно: там, над непривычно косым, высоким горизонтом висели круглые звёзды. Луна, значит, зашла. Как тут, в горах, всё быстро. День-ночь. Ни вечерней зари, ни утренней. Ночь-день. Ножницы. Или гильотина. При такой скорости жизнь горцев субъективно не девяносто-сто лет, а все двести. Отсюда эта их уже врождённая внутренняя усталость, старческая внутренняя опустошённость, нелюбопытливость, непытливость, при всей внешней гоношистости. Вспомнились их московские «грузинские мальчики», те, что в застойно-совковое время так давили им на самолюбие папиными деньгами, густой, в пятнадцать-семнадцать лет, щетиной, и животным небрежением к русским девушкам. Девушки, эх, русские девушки... Это мы искали в них тургеневские и блоковские черты, задыхались при случайном касании, в тайне от лучших друзей читали стихи у осиянного полнолунием окна.... А те так запросто, и, в общем-то задёшево, покупали восторженную студенческую нищету пощёлкиванием пальцев таксистам и официантам, и на следующее утро брезгливо выбрасывали: «тхы как хочэшь это назови»... А к тридцати «мальчики» уже заметно лысели, отпускали животики, от ранней неспособности становились голубовато-визгливыми. Как специалисты они, со своими липовыми дипломами, были никто, да и торговали воровато. А папы разорялись, а в Абхазии начиналась война. И их уже просто стали бить, гнать везде, где они отрывались от своих национальных гостиничных гетто... Но как же те, о ком мы читали стихи?..

Стоп, стоп, стоп, чего это он? Устал от гор? Домой захотелось?

Да. Захотелось. Слишком многого за эти, страшно сказать, всего-то три дня, он в горах нахлебался. Что там, у источника, пророчил ему злополучный водила про любовь и смерть? Вот, кажется, и попробовал... Того и другого... Но что за созвездия здесь? Должно же быть хоть что-нибудь родное, знакомое? Глеб изогнулся: действительно, справа нависла «W» Кассиопеи. Кассиопея. Отчего-то он ещё в десять лет решил, что эта «W» будет его тайной.... Старик Аристотель спрашивал: «Что есть время? Движение звёзд или жужелицы»? Время, дорогой дедуся, это движение жужелицы под звёздами.

Ладно. Теперь забота – эти бумаги. И ищущие их. Предположим, что шофёр затеряется. Или будет упорно нем. Тогда, вполне даже возможно, что и мы выживем, и завершим предначертанное. Главные, всё-таки, охотники – это не местные пастушки, а те. Те, кто... Кто – что? Те, кто знают, что такое Буква.

А Буква есть рисунок звука. Его портрет и отпечаток. Но сам-то звук есть дыхание. Дыхание же есть жизнь. И Слово есть начало. Начало всему. Слово – это созвучие. Со-звучие. Единство множества звуков-дыханий. Мир, зачатый ещё лишь задуманным, молчащим словом-идеей, звучит произношением, при том дыханием-жизнью разлагаясь во времени. И умирает в слухе. Но память о прозвучавшем рождением-разложением мире впечатляется в буквы. Буква есть совершенное завершение звука, окончательный итог звука-дыхания-жизни. Кто надписал букву, тот и замкнул-закончил звук памятью в вечность. Могильный памятник – замок. Открыть его может ключ знаний письма и чтения – знание азбуки. Поэт, дающий слово, – родит. Рапсод, поющий слово, – живит. Слушатель поглощает. Но писатель – молчаливый поэт-рапсод – родит, живит, но отпускает, а бальзамирует и хоронит. Он – Анубис... А историк литературы – гиена в Городе мёртвых....

Из рукописей Глеба:

Выдвигаясь на «Останкино», никто не учёл, что свободных стволов в парламенте практически не было. Для охраны мэрии осталось единственное, не задействованное на внутренних постах в «Белом доме» наполовину вооружённое подразделение парламентского полка - менее 10 автоматчиков, да десяток их безоружных товарищей. Этот надёжный комендантский резерв, отличавшийся жёсткой дисциплиной, ранее всегда был со штабом Ачалова.

            В результате в охране колонны на «Останкино» ушло всего 18 вооружённых человек, в чём мы убедились во время построения у здания техцентра АСК-3. Эти люди оказались из разных групп и никак не были связанны между собой. Часть из них составляли демонстранты, отобравшие оружие у омоновцев. Ни одного «баркашовца» в «Останкино» не было. Среди вооружённых людей в «Останкино» находились представители группы «Север» и Союза офицеров, которые почти все погибли, один-два командира казачьего батальона и наша группа во главе с Макашовым.

            Факт: Дорога на «Останкино» была перекрыта превосходящими вооружёнными частями дивизии МВД имени Дзержинского на грузовиках и БТРах.

            Автоколонна демонстрантов останавливалась перед ними!

            Эту колонну внутренние войска МВД добровольно (по приказу своего командующего) пропустили. МВД было известно, что в колонне всего два десятка человек с оружием.

            У пересечения с улицей Чехова останавливаемся на красный свет и поджидаем отставших. Неожиданно справа на большой скорости нас начинают одна за другой обгонять машины с солдатами и БТРы дзержинцев. Водитель зло замечает, что сейчас на Садовом кольце нам приготовят встречу со свинцовым «гарниром», и решительно жмёт на газ. Ждём очередь в лобовое стекло вплоть до Колхозной. К Рижскому вокзалу напряжение постепенно спадает. Нам показалось даже, что дзержинцы смылись, возможно, получив панический приказ.

Я иногда задаюсь вопросом: решились бы они нас расстрелять, если бы тогда по радио мы назвали другую цифру вооружённых - тысячу или две? Ответ однозначный - расстрел всё равно бы произошёл. Возможно, в первые бы минуты и наблюдалась бы некоторая растерянность. Но у телецентра и без всяких радиоперехватов им с первых минут было видно, что люди приехали без оружия. Учитывая, что у них по оглашенным на пресс-конференции Павла Грачёва 6 октября официальным данным в засаде стоял 21 БТР (6 было изначально и 15 дополнительно подошло с десантом в 100 автоматчиков), а в самих зданиях телецентра было около 500 автоматчиков, им для оправдания своей акции как раз и нужно было выманить к «Останкино» побольше баррикадников с оружием.

Итого по отчётам  ГУК ВВ МВД без учёта убывших с Васильевым до начала бойни в АСК-1 и АСК-3 находилось - 410 (486), с учётом Васильева - 560 (636) военнослужащих и сотрудников милиции при 10 БТРах 6-го ОСН. А в 200 метрах в районе телевышки находился ещё и войсковой наряд в/ч 3179 и ОМОН неизвестной численности.

Макашов громко объявляет в мегафон (цитата по стенограмме): «... внушим без крови! позор тем, кто поднимет руку на народ. Но мы не будем первыми стрелять. Если найдутся придурки, которые будут стрелять, мы им сделаем так, что им останется только: чемодан-вокзал-Израиль... Если какой-нибудь придурок сделает хотя бы один выстрел, он потеряет свою жизнь, себя, всё!»

Факт: У телецентра «Останкино» 3 октября с 17.45 до 19.00 полтора часа шёл мирный митинг с требованием предоставления эфира парламенту. Никаких попыток штурма или проникновения в здание телецентра демонстрантами не предпринималось несмотря на требование Макашова выйти на переговоры Брагин не явился.

Демонстранты с официальными полномочиями предупредили всех об ответственности за любой выстрел, особое внимание уделив спецназовцам. Сообщили им, что идёт безоружная демонстрация в двести тысяч человек. Макашов гарантировал командиру группы БТРов из 6-го ОСН ОМС ДОН ВВ МВД, что со стороны демонстрантов не будет сделан ни один выстрел.

К началу расстрела в «Останкино» было менее 4 тысяч безоружных демонстрантов, прибывших на автотранспорте, их охраняли 18 вооружённых человек.

 Грузовик выдавил только наружные двери в техцентр.

Как только грузовик со скрежетом стал застревать под козырьком подъезда, Макашов приказал отвести его назад и запретил кому-либо лезть в распахнутые внешние двери. Закрытые внутренние двери, способные стать смертельным препятствием, Макашов не стал выбивать, видимо, рассчитывая на чисто мирный исход.

Он положил автомат и вышел с мегафоном в руках в этот недоделанный пролом прямо под прицелы спецназовцев. Сказал: «Я генерал-полковник Макашов. Я без оружия. Требую командира спуститься ко мне на переговоры!»

Факт: Около 19.00 руководство милицейской охраны техцентра АСК-1 по собственной инициативе вышло на переговоры, где объявило Макашову о готовности перейти под юрисдикцию Верховного Совета и передать техцентр его официальным представителям. Офицер милиции был схвачен на улице спецназовцем Дзержинского и силой удерживался в здании техцентра.

Противодействующие милиции спецназовцы «Витязя» во главе с подполковником Лысюком и генерал-майором милиции Голубцом от переговоров уклонялись. После того, как грузовик протаранил входные двери к техцентру, генерал Макашов без оружия один вышел в вестибюль на переговоры. Он предложил спецназовцам не препятствовать законной власти и дал им время свободно покинуть здание. Сурово предупредил о недопустимости любого выстрела.

Молодые люди с гранатомётом расположились справа от распахнутых дверей. К Макашову в это время подошёл один офицер и сказал, что с гранаты в гранатомёте не снят колпачок. Заметил, что так стрелять бесполезно. Макашов ему ответил, что из гранатомёта стрелять никто и не собирается. Мы с Крестоносцем тоже подтвердили, что это - чистой воды демонстрация. Во время разговора мы стояли поодаль от студентов слева от грузовика. Ребята с гранатомётом не слышали этот разговор. Похоже, им никто ничего так и не сказал, а от смерти одного из них отделяло всего 4 минуты.

Под командой Макашова мы впятером или вшестером влезли в проём. Я был через одного-двух человек от него. Согнувшись, пролезли уже внутри здания под лестницей и двинулись цепочкой вдоль какой-то высокой стены.

Мы оказались в холле центрального подъезда. Балкон, охватывавший дугой холл, надёжно укрывал «космонавтов» из спецназа дивизии МВД (и Голубца с Лысюком, расположившихся в эти минуты прямо над нами на балконе!) безопасным мраморным парапетом.

Слева, прямо над головой послышался топот бегущего по балкону в нашу сторону человека. Неожиданно в темноте по нашим головам несколько раз мазнул красный лазерный луч, тонкий и прямой как шпага. Судорожно пометавшись по стене, вдоль которой мы стояли, дрожащий луч остановился на щеке Макашова. Метрах в 6-8 перед собой, прямо над головой я увидел торчащую из-за парапета голову шумно дышавшего «космонавта» из спецназа в сфере и маске. Он изготовился для стрельбы по нам из автомата с лазерным прицелом и с трудом фиксировал красный луч на левой щеке Макашова, его руки заметно дрожали.

Ставший прекрасной мишенью Альберт Михайлович чуть не принял роковое для всех нас решение, отдав приказ выдвинуться за колонну в сторону автоматчика. К нашему счастью, начальник его охраны – Саша-морпех – сразу же настоял, чтобы все вылезли обратно. Как только последний из нас вылез из помещения техцентра на улицу, раздался первый выстрел.

Слева в метре от нас у центральной колонны с грохотом упал автомат, и без звука осел на асфальт знакомый киевлянин из Союза офицеров (Николай Николаевич К.), одетый в гражданскую одежду. Пуля снайпера попала ему в правую ногу, раздробив кость. Стреляли с крыши противоположного техцентру здания телецентра АСК-1. Николай стоял вплотную к гранатомётчику у вывески «Государственная телекомпания «Останкино»« (если смотреть с крыши телецентра, они сливались воедино). Вероятно, плохо обученный снайпер хотел поразить именно парня с гранатомётом, но промахнулся всего на 20-30 сантиметров. Возможно, это была неудачная попытка поразить надкалиберную реактивную гранату РПГ-7.

...тогда один журналист из радио «Свобода» явно непарламентских ориентации прямо в Мюнхен сообщил правду о событиях в Останкино. Его три раза переспрашивали оттуда по спутниковому радиотелефону, кто сделал первый выстрел. Он три раза честно отвечал, что первый  выстрел был сделан из здания телецентра. За это правдивое сообщение он вскоре был уволен.

У ворот забора Макашов опять положил автомат на парапет и приказал нам оставаться на месте. Со словами, что он  без оружия, пошёл навстречу милиционерам. С момента первого выстрела прошло не более полутора-двух минут.

Как только он отошёл на несколько шагов, на людей обрушился огневой шквал. Началось с хлопков выстрелов подствольных гранатомётов и взрывов гранат. В тот проём, из которого мы только что вылезли, спецназовцы из техцентра с заметным опозданием отстрелили из подствольников две или три гранаты. Они взорвались прямо под ногами гранатомётчика и толпы. Одновременно стоявших вдоль стены автоматчиков и всех находившихся около входа в техцентр людей стали с двух сторон сечь пулемётными и автоматными очередями. Огонь вёлся из автоматов и пулемёта в упор по толпе из здания техцентра (это был основной огонь на поражение).

Факт: После расстрела демонстрантов у корпуса АСК-3 (техцентр) к зданию телецентра АСК-1 подошла двухсоттысячная колонна безоружных демонстрантов с Октябрьской площади. Мирную демонстрацию встретили пулемётными и автоматными очередями в упор.

Шесть делегатов-демонстрантов из офицеров и сотрудников МВД вышли на переговоры с «Витязем» и потребовали немедленно прекратить огонь, объяснили, что на улице - исключительно безоружные люди. «Витязи» прекратили на полчаса огонь и условием продолжения переговоров выдвинули требование, чтобы все вышли за ограду здания телецентра. Как только обманутые люди вышли за ограду, их стали методично расстреливать из стрелкового оружия и из БТРов. Расстрел продолжался до 5.45 4-го октября. Одиночные выстрелы раздавались до 12.00. расстреливали и раненых, и санитаров, и машины «Скорой помощи».

Из справки ГУКВВ МВД:

«До 5.45 4 октября отражались попытки нападения, подавлялись отдельные огневые точки и снайперы мятежников.

С 7.40 до 9.30 проводилась проверка прилегающей к телецентру территории и вытеснение отдельных групп граждан за её пределы.

Не смотря на стремительное развитие событий, ограниченное количество сил и средств, разбросанность их по месту действий, управление войсками осуществлялось твёрдо, обстановка прогнозировалась. Своевременно производился маневр силами и средствами, организовывались мероприятия по сохранению жизни и здоровья военнослужащих.»

Глеб успел в Москве посмотреть выступление Руцкого перед толпой журналистов, после избрания его губернатором Курской аномалии. На вопросик: «Вы вернулись в большую политику. А как вы теперь будете общаться с хозяевами Кремля»? Ответик: «Я всё начинаю заново. С ноля»!

Ты-то ноль, это верно. А как же мы, командир? Мы, кто жив и кто умер? Из-за тебя, сука, умер?