Предвечерье.

Окраина южного поселка с низенькими домами, упрятанными в приусадебных заросших садах, со сплошь длинными потемневшими от времени заборами, с короткими проулками, плотно затянутыми собачьей топтун-травой, с малохоженой дорогой, убегающей вдаль безхозных, заросших сорняковой дурниной полей, походила на сельскую глубинку, нетронутую цивилизацией даже в её зачаточном виде.

Солнце в мареве настигающего вечера убегало по косой в сторону дальнюю, сторону западную, где по закрайкам неба облака лисьими хвостами наливались розовой прохладной истомой. Задержалось дневное светило на миг-другой в дали дальней и, словно качнувшись, исчезло; и скоро блеклая, мглисто-небесная ширь, на глазах разбухающая по зыбкому окоёму золотисто-лиловыми оттенками, отцветет; и синий сумрак короткого вечера затеплится в темнеющей вышине первой звездой.

Вдоль тихой, скучной дороги в серо-пыльной ряби, видимой сквозь лёгкий свей, сухие травы шумели на ветру, накатом сваливающегося с гор. Ярким одиноким пятном сверкнула вислая мякоть неурочного одувана.

На обочине одиноко в ожидании стоял Виктор Николаевич, отозвавшись днём на предложение сходить вместе с ним к археологам.

Желая не пропустить вечерний закат, Алёхин умышленно пришел чуть раньше оговоренного для встречи времени.

Море видно отсюда не было, но закат, пылающий над невидимыми водами, отзывался вблизи на окнах окраинных домов, озарившихся в лучах заходящего солнца золотыми переплетами…

Погасла окончательно вечерняя заря; и тут неожиданно, крадучись, из-под сухих кустов, растущих обочь придорожной канавы, полевой мышью вынырнула маленькая, верткая старушка в широком черном кардигане и огромных чувяках на тонких ногах.

Глянула вкось на оторопевшего Алехина серыми на выкате мышиными глазками и быстро-быстро убежала вперед, свернув вскоре на отвилок дороги слева.

Виктор Николаевич ждал, что Сергей появится из ближайшего проулка, откуда собственно он и сам пришел, однако появился тот совершенно с другой стороны – вывалился с утонувшего в темноте поля.

Был без сопровождения и, появившись, спросил сходу:

- Давно здесь? Извините… Задержаться пришлось. Пёсика своего запер. Добирался окольными путями… - Засмеялся: - Следы заметал… путал… если вдруг вырвется, то что б не сразу нашел…

- Да нет… Я и сам подошел только что, - успокоил его Алёхин. А тот, озираясь, настороженно прислушался: сквозь редкие звуки, слабо доносившиеся от домов, отчетливо прорывалось недовольное сиплое гавканье.

- Пойдемте! – кратко бросил Сергей.

Свернув на отвилок слева, они быстрым шагом пошли вперед.

Мир с подбирающейся ближе и ближе ночью обтягивало свежим сквозняком: вечера становились знобкими…

Дорога оказалась не ближней, и, хотя стоянка археологов давно обозначилась для слуха отчетливо доносившегося равномерным гулом, лагерь не скоро выступил в темноте четкими контурами палаток, зыбко подсвеченных огнями подвесных фонарей.

Уродливым силуэтом впереди замаячила бойко семенившая старуха. При обгоне Сергей мимоходом поинтересовался:

- Ты куда это, Флорка?

Скоробив рот усмешкой и беззвучно пошевелив щучьими губами, та вперилась в Алехина, который, устало подволакивая ноги, невольно успел пожалеть, что опрометчиво согласился на столь поздний поход в гости. И только, просверлив неприветливо-внимательными маленькими глазками полковника, та сухим, жестким голосом напористо и резко пролаяла:

- Много будешь знать – скоро состаришься… - а по лицу с обвислой кожей в цвет древнего векового загара перекатом раздражение и неприязнь, отчего сердце человеческое стопорилось и сбивалось с ритма.

- Уж и губы-зубы все давно проела… - досадливо отмахнувшись, негромко произнёс Сергей в адрес оставленной позади старухи. - Состарилась, когда я мальцом был, а всё продолжает чудить-кудесить…

Меж тем упрямая старуха быстро настигла их и, недовольно шипя и гнусавя нечто себе под нос, бросилась на обгон; и тут со стороны поля, где темнота сгустком, наперерез ей вывалился знакомый пёс.

Возбужденная животинка зло зарычала на старуху, которая, выставившись обсеченным тенью лицом, длинно прошипела, оскалилась по-звериному и угрожающе заверещала.

Пёс, как бесноватый, дико взлаял и, прижимаясь к земле, готов был вот-вот в прыжке вцепится в неё. Сергей, вмиг сообразив, что к чему, схватил пса за ошейник и, поглаживая по вздыбившейся колким ворсом холке, ласково проговорил:

- Успокойся… успокойся… всё хорошо… всё хорошо… нашел… молодчина, нашел…

И пёс притих, тыкался благодарно мордой в зависшую над ним руку и привычно пристроился у ног хозяина, а старуха раздраженно по-вороньи прогарчила и живо устремилась вперед.

- Мы ее в детстве очень боялись… - Сергей, проводив её напряженным взглядом, остановился. Задержал шаг и его сопутник. – Флорку все ведуньей звали… проще: ведьмой… - С явной неохотой пояснил: - Да и сейчас так же зовут - в глаза и за глаза… дура-гадина ещё та… С ней стараются не связываться… боятся… А кое-кто, наоборот, к ней подходы ищет: мол, есть у нее «Вызывные книги».

- Какие? Какие книги? – не скрывая недоумения, спросил Алёхин, следуя шаг в шаг за проводником, удерживавшего пса командой «Рядом!»

- Колдовские… - сопутник неодобрительно пояснил: - В которых, якобы, собраны все заклинательные заговоры кладоискателей.

- Чего только не придумают! – заключил бесцветным голосом Виктор Николаевич, облегченно выдохнувший от осознания, что дорогу сюда осилить ему удалось: о возвратном пути пока не думалось.

Поздний вечер плавно перетек почти в ночь, но гуще и темнее не стало; наоборот, зеленые, подвешенные густо к небесам звезды испускали тусклый дрожащий свет. Скоро и ночное светило выбралось из-под набежавших от горизонта облаков и залило свет-водой весь подлунный мир.

Палаточный лагерь, недавно маячивший в темноте неясными контурами, стал виден как на ладони.

- Далеко от моря расположились, - в некотором недоумении произнёс полковник.

- Тут как раз и идут раскопки. Ещё с советских времен… Это у них основное, а на море – хобби, скажем так… - подал голос Сергей.

Дорога, по которой шли, круто, огибая лагерь, свернула в сторону, а к палаткам напрямую через обширный пустырь пробивалась торная тропа с косяком теней колеблющегося на ветру высокого будылья зарослей сухостоя.

- Здесь быстрей… там крюк будет… - Сергей ступил на расхоженную тропу. Предупредил через шаг-другой: - Повнимательней тут: под ногами хлюпает…

Осторожно перешли через заросший гнилой ручей, где прямо из-под ног от илистой воды черной стрелой выскользнула змеюка и мгновенно исчезла меж палаток, - люди, однако, ту тварь не видели, а пес, ощетинившись тревожно, прорычал вслед злобно и коротко. Верно почуяв нечто неладное и настораживающее, животина упрямо сопротивлялась и нехотя тащилась за хозяином.

Сергей и Алехин быстро прошли лагерь насквозь и вышли на большую поляну, освещенную двумя прожекторами и наполненную галдежной толпой, и сходу погрузились в лицезрение разворачивающегося театрализованного действа, переполненного разноцветными голосами.

Шумное, суетное компанейское оживление ошеломило с первых минут.

В центре большого круга, очерченного сухими букетами из колючих бабошек татарника, высился из хвороста ритуальный костер с огромным котлом на распорках.

Над костром колдовал человек в черном трико с лицом, густо выбеленным зубным порошком, а вокруг судорожно в невообразимом упоении с дурашливыми, отчасти непристойными выкриками и щенячьим визгом метались люди, одетые кто во что горазд: в лохмотьях и обносках, в чудных костюмах с претензией на изображение сказочно-мифических персонажей.

Человек в черном трико под приветственные вопли публики возжег костер: густо задымило, сухие ветки вспыхнули моментально, и свистящей галкой взметнулась ввысь горящая головня и рассыпалась огненно-алой мошкарой.

Костровой, в котором без труда был узнан Евгений, их увидел и радушно поприветствовал беглым жестом, хотя успел скривится серой, вязкой и липкой как паутина усмешкой. Продолжая своё шаманство, вылил в котел, что висел над огнём, содержимое из разных бутылок, выстроенных перед костром в длинный ряд. Под конец туда же был брошен пучок сухой травы, услужливо протянутый ему Флоркой, вытянувшей алчно оборчатые старческие губы.

Это было самое начало.

Евгений взмахнул призывно рукой – подал ожидаемую команду, и на площадку, в круг, выпрыгнул юрким чертенком музыкант-гудец в личине

Пана и сходу надул жирно окрашенные красной помадой губы: нестройно дребезжа, деревянная гуделка противно загремела над возбужденной толпой. Сквозь сиплые дребезкие звуки фальшивого гудца прорвалась новая истеричная команда:

- Архелуки, вперед!

Евгений был в ударе – возбужден и напорист, а взгляд у самого скользящий, надзирающий.

Четверо молодых ребят, юнцов почти, из галдяшей толпы, отозвавшись на резкую команду-призыв, подбежали к костру. Опасливо сняли горячий котел с чугунной распорки и торжественно понесли его на длинной палке под почерневший от давности навес, где поставили на дощатый стол.

И тут же, сбивая один другого, наперегонки рванули назад к пылающему жарко костру. Каждый из них на ходу успел снять с ног разбитую в пух и прах обувку и, добежав до костра, с размаху покидали то рваньё-старьё в огонь.

Затем, не уступая друг другу и выказывая по отношению к остальным враждебность и непримиримость, бросились к черному аспидно-блесткому камню, на котором, как на троне, с задиристым видом восседала царицей в темно-сером балахоне из мешковины знакомая девушка, по бледному лицу которой колыхающимися тенями отражались отсветы высокого пламени, вздрагивающие на ветру.

Метров за пять-шесть до импровизированного трона все четверо, подбадриваемые хлесткими командами Евгения, шмякнулись вниз и поползли, елозя животами по земле, к камню, а надменная царица, дразня и бросаясь вульгарными словами, лихорадочно и вызывающе громко смеялась.

Подбираясь ползком всё ближе и ближе к цели, четверка продолжала демонстрировать неуступчивость друг перед другом, причем Евгений, нависая черным коршуном над ними, успевал каждого ударить по спине железным садком и, низко нагибаясь к уху, что-то вышептывать им своё.

Девушка всё больше впадала в возбуждение: с каким-то злым упоением и диким куражом она громко и бессвязно кричала, а тому, кто, наконец, оказывался у подножия черного трона, прямо из бутылки лила на голову шампанское.

В наблюдаемом со стороны зрелище было нечто омерзительное и удручающее сознание: разум затмился, и Виктор Николаевич, пытаясь хоть как-то понять смысл происходящего, негромко выдавил из себя:

- Зачем это ребята делают? Для чего? – и добавил категорично: - Как-то всё это уж очень стремно… возмутительно даже…

Сергей оспаривать не стал, но в тон ему тихо пояснил:

- Ритуал такой – посвящение в археологов… Агон – состязание: кто кого…

- Странное какое-то состязание… унизительное… И, что, всегда так посвящают?.. – «Так» прозвучало с особым ударением, а в горле воздух спертый давит: то ли от густого дыма, нависающего стеной, то ли весомо, грубо и зримо разбухающего веселья… - И вовсе не понятно мне такое посвящение…

- Да нет… Просто, кто во что горазд… Что придумают, то и творят… - ответил уклончиво сосед. Вздохнул значительно: - Хотя, если честно, я сам такое впервые вижу…

- Игра… игрища на потеху… всё пошло в жизни только на потеху… - скрыть откровенного недовольства Виктор Николаевич не смог. Сергей попытался усмирить эмоции полковника и, не меняя тихого тона, примирительно сказал:

- Им нравится… вон, как веселятся… - втягиваются почти все… Задумчиво обведя взглядом многочисленную публику, продолжил, однако, уже как бы и опровергая себя: - Кому-то нравится… кого-то, похоже, и принуждают… - Заключил твердо и уверенно: - Откровенное язычество это всё… сплошь властное зло…

Осторожные шаги за спиной заставили обоих разом оглянуться: человек, вплотную приблизившийся к ним, подал голос:

- Да уж точно: сплошь властное зло! – Темно-синие глаза Евгения остекленели, и он, поджав кисло губы и хохотнув мерзко, спросил ехидно-вкрадчиво: - А не вся ли наша жизнь сегодня – сплошь властное зло?

Ни Виктор Николаевич, ни Сергей при столь неожиданном появлении археолога не смутились и на попятную в своем мнении приличия ради не спешили: оба упрямо промолчали, а Евгений с мстительным удовольствием донимал расспросами:

- И как вам? Не скучно? Про «нравится» спрашивать не буду, - знаю уже… Поясню лишь: у нас тут Вырей… сказочный край… волшебная страна…

Преодолев с усилием внутреннее сопротивление, Сергей, указывая на девушку, в вольно-откровенном танце извивающуюся на троне-камне, произнес отстраненно:

- Ну и девка! Моторная!

- И без тормозов… бесстыжая… - добавил определяющее от себя Алехин, которому с трудом дышалось угарно наполненным воздухом.

Слов тех археолог как будто не услышал вовсе или, не придавая им никакого значения, просто пропустил мимо ушей. Он и сам время от времени украдчиво бросал в ту сторону подсматривающий взгляд, да и сейчас поглощенный тем вниманием, тоскливо усмехнулся:

- О да! Выдумщица еще та… - и, уставившись прямо на Сергея настуженными глазами, ворчливо выдавил: - Однако ты нас продинамил… - Спросил настойчиво: - Завтра готов показать? Сегодня у нас отвальной, но, если ты скажешь «да», - мы останемся.

- Что я должен показать? – непонимающе поинтересовался местный спасатель.

- Ваньку только не ломай! – кратко и резко отреагировал на то якобы непонимание Евгений.

- Я ничего не обещал! – Сергей отозвался вяло и неопределенно, что обозлило Евгения:

- Разве? А не ты ли мне говорил, что знаешь про те руины в море?..

- Стоп! – Сергей перебил оживленно. - Я тебе так не говорил! Не перевирай! Вспомни: я говорил, что два года назад – и тебе это отлично известно – экспедиция Монахова откопала на берегу что-то похожее на древнюю христианскую церковь вероятнее всего, пещерную… И тогда же Монахов высказал предположение – только предположение! - что и на месте руин древнего поселения, которое давно обнаружено под водой, может быть, что-то подобное, и тем, скорее всего, повторил догадки твоего отца… И ты об этом знаешь лучше меня.

- А я тебе не верю! – раздраженно одернул археолог говоривщего, на что тот равнодушно бросил:

- Дело твоё!

Не отставая, Евгений недовольно выкрикнул:

- Я знаю, что ты зна-а-е-ешь!

- Откуда такая уверенность?

- А откуда, скажи, у тебя те черепки? – Евгений, продолжая наступать, враждебно засмеялся.

В черном трико, плотно обтянувшем крепкое жилистое тело, с темными подглазьями на сухом, пятнато выбеленном зубным порошком лице археолог и на самом деле выглядел отталкивающе.

Алехин, вовлеченный пусть и в пассивное, но утомительное присутствие при их разговоре, пытался не вслушиваться, тем более, что невольно уловил на себе чей-то откровенный догляд: только вот выделить конкретное лицо в гомонящейся и беснующейся вкруг костра толпе ему не удавалось, - и он вынужден был досадливо вслушиваться в недружелюбные голоса.

- Какие черепки? – Сергей оставался быть ровным и спокойным, в то время, как Евгений – непреклонен и настырен:

- Которые ты Монахову отдал. Похожие на тот, что мы подняли… Мне Монахов показывал. Там был и мозаичный осколок…

- Так вон оно что! – спасатель облегченно выдохнул. Полюбопытствовал и сам: - А где вы свою «рыбку» нашли?

Невольным жестом выдав своё нетерпение, Евгений ответил негромко и осторожно, хотя голос и дрожал заметно:

- Недалеко от святилища богини…

- Вот и я там же свои нашел, - не меняя спокойного тона, сообщил Сергей.

- И все равно я тебе не верю! Я уверен, что ты то место облазил от и до… - со зловещей иронией археолог словно прошептал и, как бешенный, захохотал: - Запомни: я найду!

И он, оставив гостей одних, стремительно бросился к костру, где публика готовилась прыгать через огонь.

- Ищи… Мне-то что? – безразлично вслед ему пробурчал Сергей.

Он готов был предложить пойти домой Виктору Николаевичу, перед которым искренне испытывал неловкость и даже вину, что привел его сюда, как Евгений резко обернулся и, впервые за это время критически зацепившись взглядом за товарища Сергея, прокричал:

- Не уходите! Вы – наши гости. Мои гости! Приглашаю на трапезу. У нас херес есть… очень хороший… настоящий херес… И яствушка будет отменная! – лишь затем, подбежав к костру, слету первым перемахнул через огонь.

Сергей вопросительно посмотрел на Виктора Николаевича, набегающие мысли которого свивались в тугие кольца: уходить… срочно уходить… - а в ответ на молчаливый вопрос Алёхин неожиданно сказал:

- Мы в детстве тоже через костер прыгали…

Стоять они остались на прежнем месте, со стороны наблюдая удачные и неудачные полёты, впрочем, полёты через огонь скоро закончились, и толпа схлынув с утоптанной поляны, развернулась нетерпеливым ожиданием у длинного дощатого стола, где с черпаком в руках стоял Евгений.

Сквозь толпящихся к нему первыми уверенно пробилась четверка, новообращенная в археологи ползком. Евгений черпаком из почерневшей жести налил им в пустые консервные банки из котла дымящийся напиток.

После них к виночерпию потянулись один за другим и все остальные.

Оазис веселья взрывался в ночи залихватской песней. Отчетливо в общем шуме и гаме звучали и заклинательные клики.

Уклониться от брошенного Евгением приглашения остаться не удалось. К Алехину и Сергию, демонстративно-нарочно покачивая бедрами, приплыла девушка. Она была совершенно не похожей на ту, что только что вольно и откровенно буйствовала на черном камне.

Томная. Вальяжная. Ленивая. Она и не она. Свой серый балахон из мешковины она сменила на тяжелую ажурную шаль, удерживаемую по покатому оплечью большой лунулой: на древность пряжки в форме месяца указывала старательно зачищенная патина времени.

- А чего это стоим с таким унылым выражением? Киснем, что ли? такие чего? – обратилась с бессмысленной улыбкой на бледном лице, отражающем отблески близкого незатухающего пламени.

- Вечер добрый, - дуэтом отозвались притихшие гости.

- Добрый-добрый! – живо отреагировала девушка и сообщила азартно: - Там сейчас будут балду ловить… - и глазами с расширенными до темноты зрачками уперлась в Сергея: - Нет желания присоединиться? Ждут, между прочим… Приглашают…

- А это как? – невольно спросил тот.

- Будет очень весело… прикольно… и с наслаждением непременно… - прошептала интонационно с подтекстом. – Не пожалеешь! - она продолжала смотреть единственно в упор на местного спасателя ровно рядом с ним больше никого нет.

- Вроде не планировал… - Серей, отметивший про себя потухший и растерянный вид полковника и решивший, что точно надо срочно уходить, стал активно отнекиваться, но его уже никто не слушал: искусительница откровенно переключилась на Алёхина, для которого время уплотнилось тревожным сгустком и свились кольцом неожиданно-взволновавшие мысли, исподволь возрастая подступающим ожидаемым страхом.

- Своё будущее узнать не желаете? Что было, что есть, что будут, - подступив вплотную к Виктору Николаевичу, девушка навязчивым тоном привокзальной цыганки неотступно выжимала из в конец растерявшегося человека согласие. – Я гадать умею! Хорошо – не сомневайся! Между прочим, это очень редкое гадание… очень-очень древнее… По пламени… по огненным извивам… Пиромания называется…

- Звучит как опасное заболевание! Не заразное? – Сергей видел, что надо срочно спасать Алёхина, испуганно смотревшего на наступающую наглую особу, а та беззастенчиво и насильно тянула его к костру.

- Узнаем!.. Всё-всё узнаем! – повторила скороговоркой. – Что было… что есть… что будет… Девочкой-огневушкой поскачу-пробегусь… и всю правду скажу-расскажу… Пойдём же… пойдём быстрей! – и всё тянет и тянет упорно, а у самой отекшие глаза смотрят мимо и мрачно.

- Послушай: отпусти и отстань! – Сергей рывком отдернул холодную руку, цепко ухватившую побледневшего пенсионера за рукав пальто. – Чего вяжешься к человеку? Имей же совесть!

- Ха-ха! – девушка истерично засмеялась. – Совесть? Есть-есть, говорят, и такая субстанция… - и, словно сдувшись на глазах, хмельно и безрадостно позвала: - Эй, Сандер! Сюда иди!

Очень скоро около них возник коренастый крепыш в черном трико, подчеркивающем накаченную крепость и рельеф мускулатуры сильного тела.

 Волосы парня были коротко острижены фигурной стрижкой в рисунок птицы по лбу. Широкие скулы напряженно сведены. Веки толсто вымазаны черной краской, а за спиной шуршали болтающиеся крылья из черного пластикового мешка.

- Чё тебе?! - человек в черном трико мрачно посмотрел на девушку, глаза которой тревожно заиграли.

- Жуть! – произнесла с чувством она. - Ну, ты точно настоящий Морта… - полностью развернувшись лицом к Сергею и Алёхину, без особого интереса вынужденные наблюдать новую сцену. – Это Морта… ангел смерти… Сандер, знаешь, даже мне не по себе стало от твоего вида… Кто такое чудище придумал? – выдохнула под конец.

- Идейка, между прочим, твоя… как и всё остальное… - мрачным голосом напомнил Сандер ей недовольно. Он был раздосадован и скрыть того не желал. Спросил резко: - Повторяю для глухих: зачем звала?

- Евгений велел тебе их угостить… поухаживать за столом… Как никак гости… - съязвив, девушка, заметно сжавшись внутренне под взглядом «черного ангела», быстро донесла распоряжение начальника экспедиции и мгновенно ретировалась: только её и видели.

Сандер недоброжелательно посмотрел на двоицу, которую то ли навязали, то ли повесили на него, и он сквозь плотно сжатые губы выдавил: - Пшли…

Ведомые человеком в черном костюме Сергей и Виктор Николаевич чувствовали себя неожиданно пленниками и без какого-либо сопротивления подошли к дощатому столу, заставленному тарелками с едой и хаотично наваленной одноразовой посудой. Здесь во всю шло пиршество. На манер «шведского стола» всякий спешащий подходил и брал себе то, что успевал…

Сандер по-хозяйски уверенно вытащил из-под стола два складных стула. Раздвинул их со стуком и, продолжая демонстрировать своё раздражение, также со стуком поставил. Взмахом руки указал молча, чтобы садились. Исчез. Вернулся очень скоро. Поставил перед нежеланными для него гостями, предварительно открыв, полную бутылку хереса.

- Ухаживайте за собой сами… Тут всё на столе… - это было единственное, что было произнесено им раскатистым хриплым голосом, и он, сунув себе в рот кусок колбасы, прихваченной с полупустой тарелки, удалился.

Прямо напротив них, что явилось полной и малоприятной неожиданностью, нарисовалась Флорка. Старуха сидела в одиночестве и, старательно пережевывая беззубым ртом всё то, что жадно успевала схватить со стола, с аппетитом запивала большими глотками дымящийся напиток из странного вида посудины, коричневой от ржавчины.

Порская прямым недовольным взглядом в их сторону и бессвязно нечто бормоча себе под нос с торчащими твердыми черными волосками, встретила новичков за столом более чем враждебно и неодобрительно.

Алехин, не желая вовсе того, бросил на нее пристальный взгляд – и невольно вздрогнул: на него в упор злобно выставилась пучеглазая, со сморщенной в кулачок мордой летучая мышь… Видение через миг-другой уже пропало, однако след, пронизывающий до омерзения, остался…

Сергей и Виктор Николаевич переглянулись. Оба понимали, что не только лишние тут, но прежде всего им самим здесь неуютно и некомфортно: надо уходить! Каждый приготовился произнести вслух «пора», как… из ниоткуда перед ними появился Евгений. Вновь возник крадучись: неслышно и неожиданно. Извлек из-под стола ещё один стул-раскладушку и, разложив его, пристроился рядом.

- И чего сидим? Скромные?! Подставляй стаканы! – он виртуозно выставил в ряд пластиковые стаканчики. Разлил из высокой бутылки светло-желтое вино. Сказал: – Глитвейн… - Продолжил тоном высокомерно-заговорческим: - Якобы глитвейн не предлагаю… бурда бурдой… Сам не пил, а вам тем более незачем… – и, подняв свой стаканчик высоко, чтобы чокнуться, заухабистым голосом выкрикнул: - За удачу!

- Можно и за удачу, - согласился смиренно Сергей и вопросительно взглянул на соседа.

Тот нехотя пластиковую посудинку руку взял. Ткнулся в край стаканчика одного и другого.

- И всё-таки, Сергей, ты что-то скрываешь… Чую я это… чую… - Евгений, прикоснувшись легонько своим к стаканам гостей, произнес вроде как безразлично и опрокинул в себя содержимое.

Выпил и спасатель. Поставил хлипкую посудину на стол. Дотянулся до тарелки с остатками мясного ассорти, поставил её перед Алёхиным, который медленно допивал терпкое вино, - и лишь затем Сергей отозвался на слова археолога:

- А что мне скрывать?! Я человек от науки далекий…

- Ой ли! – археолог торопливо разлили вино по новой. Заговорил твердым решительным голосом: - Да, причем здесь наука?! Про науку давно все забыли… и забыл… Теперь другие интересы… другие приоритеты во главе угла… - и он, прямо посмотрев на Виктора Николаевича, внезапно спросил у него: - Ему, что, бабло не нужно?

Алёхин неопределенно пожал плечами в ответ и негромко промямлил:

- Наверно так… не нужно… - и перебросился взглядом с Сергеем, который с видом, что весь этот короткий диалог лично к нему никакого отношения не имеет, заинтересованно спросил у Евгения:

- Никак вот не пойму, кто ты по облику в этом наряде?

Археолог стремительно выпил и поспешно, широко улыбаясь красно накрашенным ртом, дурашливо представился:

- Прошу любить и жаловать! Перед вами сам Гадес... Невидимый бог мертвых…

- Ну, даете! – Сергей чуть было не поперхнулся при последнем глотке и, справившись с собой, сыронизировал: - То тут черный ангел смерти летает… то вот целый бог-невидимка объявился… да и девушка-красавица ваша не понятно, кого изображает… Жуть прямо берет!..

 Алёхин, перемогая душевное окаменение: внутри было маятно и скорбно - отодвинул от себя стаканчик со следующей порцией вина. Невольно внутренне поколебавшись, беглым взглядом обежал ближайшую округу: веселье было в самом разгаре, а напротив по-прежнему сидела с хищно сомкнутыми глазами Флорка.

- Вот и старуха неспроста сюда притащилась… - то ли подумал, то ли, еле-еле шевеля губами, произнёс.

- У нас тут и есть настоящее царство мертвых… - донеслось до слуха: сказал Евгений, как шутку выкинул, а видно, что в отекших глазах блестят зябкие льдинки и голос холодный-холодный. - Мы же с кем имеем дело? Да-да… всё верно: с мертвым миром… копаем… перекапываем… выкапываем… Весело!

Виктору Николаевичу почудилось вдруг, что над головами раздался, заграбастывая плотный воздух, треск неведомых, неразличимых в темноте ночи крыльев…

В залихватском веселье, буйно продолжавшемся на ярко освещенной прожекторами поляне, было нечто угрожающее и далекое от настоящего.

У стола внезапно пританцовывающей тенью возникла девушка, и силком за руку потянула за собой Алёхина, не успевшего сообразить, что к чему, и подчинившегося ей тупо и немо.

Через миг-другой они оказались в самом центре круга, где каждый, кто как мог и не мог, вытанцовывал свои замысловатые ломанные па: глумливая суета помимо воли втягивала как чужой тяжелый сон и давила на помрачившее сознание.

А вокруг всё беспорядочно кружилось и мельтешило перед глазами…

Настырная девица, любострастно домогаясь, тянула за собой оторопевшего Алехина. Опершись окаменевшей рукой на его плечо, она склонилась к уху: дышит глубоко, влажно и шепчет… шепчет бесстыже...

 Чувствует, что вот-вот и задохнется от ее голоса - вкрадчивого, с мразным придыханием; тычутся блестящие, отражающие отсвет затухающего костра в самую душу… Тут лишь обнаружил, что и глаза, и голос не её, девушки, - а той самой взрослой женщины, что была на берегу: лицо высечено славно из белого гладкого мрамора, надменное и холодное.

- Ты, что, хочешь мне душу окончательно вывернуть наизнанку? – с безнадежным стоном выдохнул Виктор Николаевич.

- Испугался, что ли? – девушка язвительно хихикнула. Разжала цепкие руки. Оттолкнула. Продолжила обидчиво, но тоном игривым: - Гонишь… опять гонишь… А мне просто-напросто любопытно: знаешь ли ты про свое близкое будущее? Может, подсказать?

- О неизбежности своего будущего я знаю… Нового ждать давно нечего… - тускло произнёс полковник.

- Ой ли! Так ли уж точно? И какие мы, однако, самоуверенные… - и всё так же ехидно, язвительно, насмешливо.

А вокруг всё в бешенном носится круговороте: вот-вот обвалится земля из-под ног, рухнет и звездное небо, накроет бездной, а девушка, не отступая совсем, показывает на Флорку: старуха кружится юрким волчком рядом и упорно пытается ухватиться за него когтистой, как кошачья лапа, рукой.

- Не бойся! – спокойно увещевает его девушка. - Смотри-смотри: мотылек какой! Большой… черный…

И Алехин ясно увидел, как: из выламывающейся под звуки… - Виктор Николаевич отчетливо понял, наконец, что нет никакого музыкального сопровождения: тихо… тишина жуткая, глухая… - из вламывающейся старухи вылетела ночная мохнатая бабочка и, бешено кружась в луче света, на глазах же и исчезла... В ухо меж тем снова – влажное дыхание и хохот-шепоток:

- Тебе же известно… точно известно, что в виде бабочки-мотылька из ведьм вылетает дух… злой дух для кого-то… Может, Флорка ведьма, а? Или, может, я?

Виктор Николаевич потерянно взглянул на неё – а девушка, запахнувшись в черный просторный балахон, стоит перед ним в бледной маске… маске Смерти…

 - Наслаждайся жизнью… до последнего наслаждайся… - продолжала деваха шептать, но уже без хохота – надрывно, просяще… - Я буду всегда с тобой… только с тобой… Можно же так всё просто решить… решить единым махом, как ты и хотел… ты же за этим сюда приехал… Так ведь? Так? И, что, испугался? – неожиданно рывком вытянула через ворот его белой рубашки гайтан с серебряным крестиком и злобно прошипела: - Неужели с идиотской покорностью примешь вот всё это?

Сознание полковника оцепенело…

… вздрогнул и огляделся: как сидел, так и продолжает сидеть за дощатым столом. Рядом добрый друг Сергей, у ног которого, злобно и недовольно урча, лежал пёс.

Напротив клюет носом пьяная Флорка, чуть похрапывающей и сквозь храпоток будто неуловимо гарчит по-вороньи.

В стороне на поляне продолжало своим чередом беспрерывное чужое веселье.

- Может, пойдем? – неуверенно предложил Алёхин, обернувшись к соседу.

- Насмотрелись? – Сергей добродушно улыбнулся.

- Старик я, верно, такое уже понимать-воспринимать… - Негромко проговорив, Виктор Николаевич осторожно признался: – Я тут, кажется, того… немного прикорнул…

- Ничего бывает, как защитная реакция… - принагнувшись, Сергей поспешил погладить взволновавшегося под столом пса и тем успокоил его. Отозвался согласно: - Я и вижу, что пора. Туфта всё это… обкурились… дури надышались, а то и какой-то гадости напились…

Они дружно поднялись из-за стола. Никто на них внимания не обратил.

- Это сколько же мы тут пробыли? Весь вечер? – спросил Виктор Николаевич, потерявший всякий ориентир во времени.

- Да нет… Какой вечер?! Где-то всего полчаса, от силы минут сорок-сорок пять… - успокаивающе пояснил Сергей. – Просто впечатлений получилось много… - И он по ходу продолжил начатую за столом тему: - Женька подростком уже тот спец-мастер по всякой дури… Нам, местным мальчишкам, предлагал… Он, вообще, любит под себя подгибать…

Виктор Николаевич не выдержал – спросил в некотором недоумении:

- Собственно, а зачем мы ходили? Ну да, пригласили… - сам же себе и подсказал.

Сергей, невольно смутившийся от догадки, что поход для полковника был не из приятных, попытался оправдаться:

- Если честно, то повод для меня был самым пустяковым. Как что под ребро ударило: сходи-развейся… Скучно порой так бывает… - помолчал. – Ты уж, Николаич, меня прости… прости, что тебя поволок…

- Собственно и я развеялся… - теперь уже Алёхин поспешил успокоить Сергея.

Они шли на тропинку, по которой пробрались в лагерь. Шли мимо палаток, чернеющих в неосвященной стороне лагеря громоздкими силуэтами.

- Эй, а чего это вы так рано ласты навострили?! – резкий оклик раздался внезапно.

 Она стояла в отдалении, где короткий луч с поляны дотягивался и высвечивал её на ночном фоне. В ногах девушки, стоявшей в одном трико в обтяжку, брошенной шкурой валялось черное покрывало-балахон, поверх которого пугающим оскалом белела страшная маска.

Алехин, внутренне сжавшись, промолчал. Даже пёс, вздыбив холку, тихо лишь проурчал. Отозвался за всех Сергей:

- Спать пора!

- Ха-ха! Как смешно! Ну что ж, идите – спите… спите… - и девушка пропала в темноте.

Миновав палатки, на подходе к гнилому ручью Сергей дернулся до омерзения:

- Фу ты! На змеюку дохлую наступил!..