Тамъ же, на причалѣ Пирея, Геннадiй пожалѣлъ, что сынъ сейчасъ не рядомъ съ нимъ. Онъ звалъ его въ прошломъ году и на Босфоръ (куда виза не нужна), но тотъ отказался: что, молъ, тамъ дѣлать?

Конечно, служба и учёба въ вузѣ МВД его цѣликомъ поглощаетъ, но при этомъ родственная связь куда-то исчезаетъ, хотя крѣпкой она и такъ не была. Когда сына навѣщалъ въ Калининградѣ, тогда чувствовалось: для Ростислава это событiе, можетъ – и маленькiй праздникъ. По возвращенiи съ Кавказа, когда отецъ ещё въ туретчину не собирался, они съѣздили въ Старую Ладогу на машине (которую потомъ отецъ оставилъ Ростиславу). Древняя крѣпость и спокойствiе Волхова Ростику понравились, хотя ни слова онъ объ этомъ не сказалъ. Но черезъ годъ или два пришла неожиданная эсэмэска: «Ты знаешь, гдѣ я? Въ Старой Ладогѣ!»

А въ прошлый отпускъ Салабина Ростикъ устроилъ имъ съ Марусей поѣздку на Карельскiй перешеекъ. Но вѣсти отъ него совсѣмъ не поступаютъ. Воспитанiя нѣтъ. Ему позвонишь – и слышишь вопросъ: «Чего хотѣлъ?» А въ вопросѣ досада слышится.

Уходя въ армiю, на шею крестикъ попросилъ. А вернулся съ Кавказа пустошеiй – и заявилъ, что «бога нѣтъ». Но надо имѣть хотя бы понятiе о томъ, о чёмъ ты заявляешь, – о томъ, «чего нѣтъ». Если ты объ этомъ говоришь – уже ЭТО есть. Можетъ, ты вернулся цѣлымъ и здоровымъ не потому, что «бога нѣтъ», а потому что за тебя отецъ молился? Да вотъ ещё вопросъ: здоровымъ ли вернулся Ростикъ?

Однако приближалось уже время посадки на автобусъ, доставляющiй людей къ парому, а онъ всё не появляется. Табличка надъ головой подтверждаетъ, что это мѣсто автобусовъ, здѣсь они стоятъ. Да и доброхотъ-американецъ, держатель сайта о любимой Грецiи, прямо увѣряетъ (“How to get to a Greek island”): сразу по выходѣ съ вокзала, какъ набережную пересёкъ – тутъ тебѣ и λεωφορείο. Анъ-нѣтъ: только красавцы паромы на горизонтѣ – да шеренга ихъ вдоль поперечной причальной стѣнки...

А что за автобусъ справа въ трёхстахъ метрахъ? Салабинъ схватилъ свою тачку-чемоданъ и пустился рысью... Подлетѣвъ къ этой двери, онъ открылъ было ротъ для крика, но дверь опять отошла картинно въ сторону – и Салабинъ увидѣлъ гущу лицъ, глядящихъ на него изъ дверей.

- Этотъ леофорíо хорошъ для Blue Star One? – выпалилъ Салабинъ – и услышалъ краткое “yes”.

Автобусъ оказался хорошъ для нѣсколькихъ паромовъ сразу – но почему онъ всталъ не тамъ, гдѣ ждалъ его разсѣянный Салабинъ?

Зато онъ былъ вознаграждёнъ на борту великолѣпнаго ковчега подъ греческимъ флагомъ, только съ англiйскимъ названiемъ. Салабинъ путешествовалъ какъ палубный пассажиръ – и такихъ безкаютныхъ было громадное большинство. Онъ облюбовалъ себѣ одно изъ пустующихъ креселъ у высокаго окна и сталъ глазѣть на прибывающiй народъ. Одинъ мужчина остановился рядомъ съ вопросительнымъ выраженiемъ лица и произнёсъ:

- Э΄хетэ парéа, ки́рiе?

- Όхи, – возразилъ Салабинъ. – Сасъ паракалó.

Грекъ подалъ знакъ подходившимъ дѣвушкамъ и женщинамъ; съ ними, кажется, былъ и юноша, но Салабинъ впослѣдствiи не могъ за это поручиться.

Сразу продолжился прерванный было разговоръ новыхъ сосѣдей Салабина. Онъ улавливалъ отдѣльныя фразы – и радовался, хоть что-то понимая, но огорчался, слыша знакомые и, увы, забытые слова.

Очень скоро его спросили, откуда онъ. – А откуда изъ Россiи? Изъ Петербурга? А мы всѣ изъ Агриньо. – А это гдѣ? – спросилъ Салабинъ. – Между Афинами и... городом Яниной – ну, или островомъ Корфу.

Салабинъ захотѣлъ похвалиться знанiемъ настоящихъ греческихъ названiй:

- Я знаю Иоáннину, и Кéркиру тоже. По документальнымъ фильмамъ.

Агриньонцы достали домашнюю снѣдь и стали подкрѣпляться, угощая Салабина. Онъ похвалилъ вкусъ пирожковъ. Женщина среднихъ лѣтъ указала на мужчину, подошедшаго первымъ:

- Его мама дѣлала!

Самъ же Салабинъ, какъ простофилѣ и положено, ничѣмъ не могъ попотчевать своихъ добрыхъ попутчиковъ.

Гладь моря мерцала далеко внизу, машина корабля была совсѣмъ не слышна, они двигались навстрѣчу солнцу, уже садившемуся у нихъ за спиной – и тьма начинала обволакивать громаду воды.

Мимо проплывали порой огоньки острововъ, но первой остановкой долженъ былъ быть Сиросъ – заповѣдникъ ночныхъ развлеченiй молодёжи. Часть компанiи тамъ и вышла, было около трёхъ ночи. Остальные агриньонцы шли до Хиоса, это далѣе Патмоса. Ночь приглушила разговоры, усыпила любопытство – и когда Салабинъ прощался передъ сходомъ на берегъ, ему просто улыбались и говорили «на стé калá».

Въ предразсвéтныхъ сумеркахъ на берегу множество тѣней вздымали надъ головами плакатики отелей и пансiоновъ; Салабинъ назвалъ себя человѣку, державшему знакомое названiе прiюта, а тотъ назвалъ себя въ отвѣтъ и пожалъ руку прибывшему, послѣ чего окликнулъ стоявшую поодаль жену и они проводили Салабина къ запаркованной машинѣ.

           *       *        *

Прибытiе парома нарушило сонъ сразу нѣсколькимъ десяткамъ островитянъ, вышедшимъ его встрѣчать, но такова жизнь и ея экономическiй интересъ. А ужъ намъ, прибывшимъ, и самъ Богъ велитъ не спать: мы-то вѣдь путешествуемъ!

Онъ получилъ ключъ отъ номера на второмъ этаже и краткiй инструктажъ насчётъ кухни и самообслуживанiя, принялъ душъ и брякнулся на бѣлоснѣжную постель, коихъ въ номерѣ было двѣ. Сонъ не торопился принять его къ себѣ – или всё же это былъ сонъ, сотканный изъ афинскихъ, морскихъ, теле- и журнальныхъ впечатлѣнiй, куда встревали мифы, горгоны, медузы, реформы Перикла, спартанскiе нравы и пресловутый долгъ эллинской республики. Далѣе случилось расщепленiе сознанiя: Салабинъ спорилъ съ редакторомъ Вельзевуломъ, отказавшимся печатать статью под заглавiемъ «Почему Западъ разрушаетъ Грецiю»; якобы написалъ её Салабинъ, но Геннадiй четко помнитъ, что уже читалъ её на греческомъ сайтѣ. Значитъ, споръ идётъ о ея публикацiи въ бумажномъ выпускѣ или гдѣ-то ещё. Вельзевулъ отказывается разговаривать и обращается въ спящаго на скамьѣ афинскаго бездомнаго – растянулся вдоль улицы Адриану. Экiе прохиндеи «либералы» – готовы прикинуться хоть сиротой казанской! А Салабинъ уже стоитъ передъ запертымъ Эллинскимъ Нацiональнымъ Центромъ Книги – ΕΚΕΒΙ – стеклянныя двери котораго забраны металлической решёткой, хотя люди внутри снуютъ. Но противорѣчiя нѣтъ, всё правильно: кивéрниси* приняло рѣшенiе сей центръ закрыть въ благородныхъ цѣляхъ экономiи. Въ этотъ мигъ у дверей оказался разносчикъ то ли съ мороженымъ, то ли съ напитками, онъ способенъ проходить сквозь запертыя двери, и Салабинъ проникаетъ вслѣдъ за нимъ. На стѣнахъ онъ читаетъ обширные программные плакаты о переводахъ эллинскихъ писателей на англiйскiй языкъ – и наоборотъ. «Я иностранецъ, – важно объявляетъ очевидное Салабинъ, – у меня предложенiе отъ питерской лавки писателей...». Но лица передъ нимъ расплываются, какъ улыбка чеширскаго кота. Салабинъ выходитъ на улицу – и прямо въ садикъ передъ гостиницей, гдѣ лежатъ его вещи, а садикъ граничитъ съ крохотнымъ котлованомъ археологовъ, въ глубинѣ котораго торчатъ нѣсколько античныхъ колоннъ. «Прикоснись! Прикоснись!..» – шепчетъ русскiй туристъ своей дѣвушкѣ – Салабинъ слышалъ это на Акрополѣ, среди отполированныхъ подошвами камней. Значитъ, онъ ещё въ Афинахъ. Изъ окна его номера видѣнъ Акрополь – та его сторона, въ скалистомъ основанiи которой зiяетъ пещера или громадная дыра, а чуть въ сторонѣ и выше, на углу Акрополя, всегда толпятся люди. «Я туда пощнимался, чтобы не Акрополь посмотрѣть, а чтобы съ Акрополя увидѣть Афины» – Салабинъ удивляется своей догадкѣ и с этою догадкой проспается. Ему отчего-то радостно.

Онъ на островѣ Патмосѣ. Сюда былъ сосланъ апостолъ Иоаннъ Богословъ и здѣсь онъ записалъ «Апокалипсисъ», а потомъ императоръ выстроилъ на вершинѣ острова громадную крепость – монастырь Иоанна. Только вряд ли тамъ ступала нога апостола... Его келья была внизу, въ пещерѣ, которую надо ещё отыскать с помощью карты.

Такъ... Что за день сегодня? Пятница. За первые два дня Салабинъ хочетъ... прикоснуться къ грекамъ. Къ сегодняшнимъ. Поговорить, или попытаться, съ Михалисомъ. На Патмосѣ это имя не рѣдкость. Вообще на островахъ особенность: повторяемость фамилiй и нѣкоторыхъ имёнъ, стоитъ только кликнуть каталоги пансионовъ и гостиницъ.

Прикоснуться къ грекамъ... Какъ когда-то онъ пытался – къ литовцамъ.

Только бы не сглазить.

       *       *       *

Очертанiя Патмоса причудливы, такъ что онъ кажется состоящимъ изъ нѣсколькихъ высокихъ острововъ, соединённыхъ перешейками: гуляй не хочу! И, конечно, море солнца! «Острова» испещрены зелёными пятнышками – это бѣдная трава, она къ июлю пожелтѣетъ. Островитяне перемѣщаются на мотороллерахъ, на автомобиляхъ или на автобусахъ нацiональной компанiи ΚΤΕΛ. Особенно восхищаютъ матери семействъ: она управляетъ мотороллеромъ, у неё между коленъ трое дошколятъ, а дѣвочка постарше сидитъ у ней за спиной. Случай уже не единичный.

Спустившись по крутой лестницѣ, Салабинъ выходитъ къ набережной, минуетъ точку «Услуги: Душъ, Интернетъ» для яхтсменовъ, выходитъ мимо кладбища и двухъ продовольственныхъ магазиновъ къ длинной полосѣ прибрежныхъ кафе и тавернъ, которые завершаются морским причаломъ (тамъ его и подобрали Михалисъ съ женой) и полицейскимъ участкомъ.

На Патмосѣ – ни рѣки, ни ручейка. Воду доставляютъ морскимъ путёмъ, а зимой собираютъ дождевую – в резервуары на крышахъ. Землю для огородовъ тоже собираютъ – и потомъ защищаютъ отъ смыва ливнемъ сплошными каменными оградками и пристѣнками.

Михалисъ по основной профессiи строитель. У него дочь врачомъ въ Афинахъ, а сынъ –   здѣсь на островѣ школьникъ. Пансiонъ Михалиса почти пустъ: какая-то семья внизу и одинъ Салабинъ наверху. О сосѣдяхъ Геннадiй догадался по громкому хлопанью дверей рано утромъ и поздно вечеромъ и по дѣтскимъ голосамъ – какъ будто на нѣмецкомъ языкѣ.

Вечеромъ интересно смотрѣть на густѣющiя сумерки съ балкона, на изрѣзанную вершиной почернѣлыхъ горъ линию ещё жёлто-розоваго, но быстро тускнѣющаго неба, и на бѣгущiе безъ устали вдоль высокой автодороги жёлтые, бѣлые, красные огоньки.

А надо всѣмъ этимъ – недвижная громада, вершина и твердыня: Ιера Мони́ Агiу Ιоáнну Теолóгу, тёмный въ теченiе дня и сiяющiй ночью.

       *        *        *

Салабинъ привёзъ хозяевамъ пансiона скромные подарки: альбомъ цвѣтныхъ иллюстрацiй Петрограда и бутылку неплохой водки – да всё никакъ не повстрѣчаться съ ними. Только къ вечеру пятницы показался Михалисъ съ коробомъ бѣлья и сталъ его утюжить на кухнѣ. Вѣроятно, не хочетъ грѣть воздухъ у себя въ домѣ.

Альбомъ онъ бережно ладонью погладилъ, а водку приподнялъ и бодро сказалъ:

- Θа та пýмэ, э? – что примѣрно означало «обсудимъ», или по-русски – «приговоримъ». Но бутылку отставилъ и тутъ же забылъ о ней, принявшись за простыни и скатерти. Вскорѣ Салабинъ понялъ, что пансiономъ занимаются только κύριος και κυρία*, безъ наёмнаго персонала. Жена Михалиса мыла полы въ номерахъ, а онъ, выясняется, гладилъ бѣльё и прихватывалъ другiя дѣла, помимо своихъ обязанностей на стройкѣ.

«Клевещутъ завистники нѣмцы и голландцы, будто греки заняты только пѣснями и любовью, а сѣверъ Европы на нихъ работаетъ!»

Толкомъ такъ и не поговорили. Единственное, что удалось выяснить Геннадiю: богослуженiя въ пещерѣ Апостола начинались въ восемь утра.

Поговорили только во второй половинѣ дня въ воскресенье; Салабинъ спецiально припасъ бутылку добраго ýзо и, по собственному разумѣнiю, сыра, овощей и оливокъ. Оказалось, что Михалисъ родился въ Австралiи, но по окончанiи школы онъ съ родителями вернулся домой, «чтобъ не сдѣлаться австралiйцемъ». «Потому что Эллада – это Эллада!». Салабинъ въ этомъ горячо его поддержалъ. Михалисъ сказалъ, что женѣ его понравились виды Петербурга, а Салабинъ торжественно заявилъ, что его домъ къ услугамъ четы Яннарисовъ, какъ только они надумаютъ посѣтить берега Невы. Однако Михалисъ не скрылъ своего скепсиса насчётъ такой возможности.

Въ остальные дни Салабинъ не досаждалъ занятымъ людямъ. Онъ позволилъ себѣ посѣтить двѣ-три таверны въ разныхъ частяхъ острова, побывалъ на нѣсколькихъ пляжахъ, совершая къ нимъ немалые маршъ-броски, и одолѣлъ нелёгкий по жарѣ подъёмъ на вершину острова – къ его столицѣ Хóрѣ, прижавшейся бѣлыми домиками почти къ стѣнамъ монастыря. Χώρα – это страна, это мѣстность, это и городъ и столица почти каждаго греческаго острова,  и эта столица  умилила его привѣтственнымъ пѣнiемъ пѣтуховъ.

Но главнымъ событiемъ  должно было стать посѣщенiе обители Iоанна Богослова – пещеры ссыльнаго апостола. Такимъ оно и стало.

Въ семь утра Салабинъ поднялся и послѣ краткой молитвы отправился въ путь. Предстояло пройти не болѣе четырёхъ километровъ, слѣдуя указанiямъ дорожных стрѣлокъ, сдѣланныхъ по большей части отъ руки. И тутъ искуситель вынудилъ его ошибиться: на одномъ изъ поворотовъ Геннадiй не замѣтилъ стрѣлку и полетѣлъ далѣе вперёдъ. Пролетѣвъ по ложной дорогѣ съ километръ, онъ заподозрилъ неладное и вернулся къ послѣднему замѣченному знаку; оттуда понадобилось подняться влѣво по мощёной булыжникомъ дорогѣ, что вывела на узкую тропу, идущую по каменному гребню черезъ рощу... Здѣсь табличка сообщила, что до пещеры Апокалипсиса осталось совсѣмъ ничего.

«Апокáлипсисъ – это Откровенiе», – пояснилъ Салабинъ, какъ если бы съ нимъ рядомъ находился спутникъ, нуждавшiйся въ такомъ объясненiи.

Выйдя на открытую площадку, онъ увидѣлъ невзрачный павильонъ о двухъ окошкахъ по фасаду – притомъ разной величины и на разныхъ уровняхъ отъ земли.

«Ну, это не пещера! – сообразилъ Салабинъ, – развѣ что входъ...»

Къ счастью, онъ тутъ же увидѣлъ каменныя ступени, идущiя внизъ, и началъ по нимъ спускаться. Нѣсколько шаговъ – и снизу послышалось ангельское пѣнiе. «Опоздалъ!» – обожгла его мысль.

Въ покаянномъ состоянiи духа онъ преодолѣлъ послѣднiя ступени и осторожно заглянулъ въ прiотворённую дверь, за которой всё уже стихло...

Каково же было его удивленiе, когда онъ обнаружилъ только одного священника, возжигавшаго свѣчи и выставлявшаго крестики и медальоны на подвѣскахъ. Салабинъ подошёлъ подъ благословенiе, а потомъ прiобрѣлъ медальонъ съ образомъ Апостола. Далѣе, пока храмъ-пещера наполнялась людьми, онъ могъ читать поясняющiе тексты, но вскорѣ пришлось позаботиться о своёмъ постоянномъ мѣстѣ.

Было ещё одно удивленiе. Чуть впереди Салабина молился сѣдобородый человѣкъ ни дать ни взять самаго русскаго вида. Онъ очень походилъ на виднаго церковнаго историка Николая Кузьмича, съ которымъ былъ знакомъ Салабинъ, – пусть, правда, и не близко.

Мѣшать молящемуся не хотѣлось. Но когда появились около десятка молодыхъ людей – дѣвушки въ длинныхъ юбкахъ и двое-трое юношей – Салабинъ уже не сомнѣвался: они съ Николаемъ Кузьмичомъ.

Преждѣ чѣмъ началась литургiя, они признали другъ друга и облобызались безъ удивленныхъ жестовъ. «Мы отбываемъ сегодня», – предвосхищая вопросы, сказалъ Николай Кузьмичъ. – А у меня ещё три дня, – отвѣтилъ Салабинъ. Он ничѣмъ не собирался заполнять эти дни. Не будучи ни учёнымъ историкомъ, ни богословомъ, онъ не задавался вопросомъ: а не попытаться ли посмотрѣть монастырь?..

Когда присутствующiе въ пещерномъ храмѣ стали выстраиваться къ чашѣ эвхиристiи, Николай Кузьмичъ отвѣтилъ на нѣмой вопросъ Геннадiя: да, паломниковъ здѣсь причащаютъ безъ исповѣди. (Во вниманiе къ дальней дорогѣ и покаяннымъ въ ходѣ нея размышленiямъ, – сказалъ себѣ, желая вдругъ всё объяснить, Салабинъ.)

И это ли не главное событiе года, десятилѣтiя и всѣй удивительной вещи подъ названiемъ жизнь – причаститься Христовыхъ Тайнъ въ кельѣ Иоанна Богослова!