Через несколько минут часы пробьют двенадцать. Чемодан упакован. Молодой охранник принес мне отвертку. Я наглухо прикрутил обе створки ставней. Хотелось бы оставить камеру такой, какой она была, когда я в нее впервые ступил. Когда капитан Курц, – тотчас после ухода Раппольда, – зашел в кабинет начальника следственной тюрьмы, чтобы вручить мне документы об освобождении, он не отважился взглянуть мне в лицо. Справка об освобождении, которую он как–то нервно, порывисто вложил мне в руку, была сложена пополам. Я развернул ее, прочел с тем сосредоточенным вниманием, с каким обыкновенно проверяю гостиничные счета, потом положил документ себе в бумажник.

     Капитан Курц упомянул ещё о некой денежной компенсации, которая мне, дескать, будет выплачена. Я сказал:

     – Наше общество обязано оплачивать свои истории.

     Капитан Курц меня не понял.

     – Сейчас принесут ваш чемодан, –  объявил он.

     У двери, отделяющей здание тюрьмы от полицейской казармы, стоит пожилой надзиратель. Я не знаю, как его зовут, ведь он ни разу не пытался вступить со мной в разговор. Я ставлю чемодан на пол и жму ему руку.

     – До свидания, – машинально говорю я. Он в шутку поднимает верх указательный палец, его лицо расплывается в приветливой улыбке.

     – Нечего тут делать, с такой фигурой, с такой статью, с такой умной головой… У вас всё ещё наладится… Главное, не тушеваться и не озлобляться…

     Я изъявляю желание воспользоваться черным ходом. Капитан Курц сообщает, что официально о моем освобождении будет объявлено только в полдень. Я стою на парковочной стоянке. И вовсе не спешу «глотать воздух свободы». Холодно. Дует северо–восточный ветер, хотя идет снег, точнее, – снег вперемежку с дождем. На другой стороне учебного плаца находится Каноненгассе. Наискосок через плац пролегает посыпанная гравием дорожка, ширина которой рассчитана на прохождение колонны с двенадцатью солдатами в ряду. «Корвет» я вижу издалека. Почему собственно я купил именно «корвет»? Несколько лет я ездил на «шевроле». Барбара говорила: «Машина просто классная…». Барбара отлично водит машину… Взяла ли она с собой Тобиаса и Этель? Я знаю, как будто мне об этом сказали, что сейчас они, – Юлиус, Хуг… – ждут меня на Буренвеге. Служанка, наверно, подает им в гостиную аперитив… Если только, конечно, Барбара не отпустила ее домой и не закрыла дом…

     Дети бегут мне навстречу. Барбара остается в машине.

     – Интересно было в Гамбурге? – спрашивает Тобиас. Вопрос сначала ставит меня в тупик, но потом до моего сознания доходит: это Барбара, видимо, сказала детям, что я ездил в Германию.

     – Как настроение, Гарри? – спрашивает Барбара. Мы едем. Дети интересуются, – куда. «В Париж», – говорю я, – «но сегодня наш конечный пункт – Монбельяр*». Барбара ведет машину спокойно, уверенно. На прямых участках держит скорость в сто–сто двадцать. Она улыбается.

     – А я ведь знала, – шепотом произносит она.

     Я молчу. Ей предстоит сделать несколько поворотов, а дорога скользкая. Но когда повороты остаются позади, она быстро поворачивается ко мне лицом:

     – Я знаю, что ты думаешь.

     – Знаешь?

     Четыре часа пополудни. Мы приехали в Дель*. Я опускаю боковое стекло. Таможенник подходит с правой стороны. Я протягиваю ему наши паспорта и зеленую карточку социального страхования. Руку пока не отвожу, ведь он в минуту пролистает паспорта и вернет их мне. Я даже не смотрю на него вовсе. Внезапно  слышу голос Барбары:

     – Ты видишь?

     Я поднимаю глаза, таможенника нет. Мы оба глядим на домик, в котором находится пост таможенного контроля. Чиновник возвращается и просит меня выйти из машины. Я следую за ним. Он заводит меня в кабинет начальника поста. Начальник, приветливо улыбаясь, говорит:

     – Вам нельзя через границу, месье. Ваш паспорт заблокирован. Разве вам об этом не сообщили?

     – Это, должно быть, недоразумение! – Разумеется, я знаю, что никакое это не недоразумение. Я предъявляю начальнику поста справку об освобождении.

     – Я не в бегах, – говорю я.

     – Думаю, – говорит начальник, – это ничего не меняет, паспорт–то заблокирован…

     – Когда вас уведомили, что я могу появиться на вашем посту?

     На мгновение он теряет дар речи. Но потом вовсе не пытается скрыть правду.

     – Дайте–ка вспомнить… да, ровно в двенадцать, по телетайпу… Я прощаюсь и ухожу. Барбара не удивлена. Тобиас и Этель разочарованы.  Барбара разворачивает машину. Мы едем в обратном направлении. Решаем остановиться пока в ближайшем городке.

     – А что будет теперь? – спрашивает Барбара.

     – Ничего. Мое присутствие – достаточное свидетельство. Большего они от меня не требуют.

     – А потом?

     – Потом? Будем думать, что можно предпринять.