«Наш маленький Париж» сполна оправдал ожидания читателей. В части первой «Старые открытки» автор объясняет смысл романтического названия своего романа:

«…Наш маленький Париж!.. Что было в этом? Шутка? Злословие? Простодушное квасное настроение - так взлелеять свой отчий угол, чтобы легче его любить?

И не обронил ли те слова господин, который Парижа никогда и не видел, но ему уже одни названия гостиниц и погребков внушали форс? Малы у базаров и по улицам зашарпанные гостиницы, но сколько внушительности в вывесках и на какую заморскую жизнь они замахнулись: «Франция», «Нью-Йорк», «Тулон», «Трапезонд», «Венеция», «Константинополь»! <…> Там, в Париже, площади, памятники и дворцы? Не отстали и мы. Вот Крепостная площадь с гордой Екатериной II, вот триумфальные Царские ворота на подъёме от станции, обелиск славы казачества в тупике улицы Красной. И неприступный дворец Наказного атамана, и благородное собрание, куда на ситцевые балы съезжается весь местный бомонд, и Чистяковская роща недалеко от Свинячьего хутора, и городской сад с дубами «Двенадцать апостолов». И так же, как везде, как в самом Париже, простолюдинам устроены чревоугодные толчки - Старый, Новый и Сенной базары, и для кого попало ресторанчики, трактиры, «красные фонари» с намазанными жёлтобилетными дуняшками… Чем не Париж в миниатюре?!»[i]

Погружаясь в стихию южного города, образованный читатель с удовольствием отметит гоголевские мотивы, простодушный юмор, иронию и весёлую усмешливость в описании кубанской столицы. Подивится тому, как свободно повествователь воссоздаёт атмосферу «маленького, маленького Парижа», привлекая в свидетели людей протекших веков, старинные усадьбы, дома, печальные отблески того, что отсияло, невозвратно убыло, кое-где едва сохранилось, едва удержалось в памяти. Читатель попроще, пройдя с героями романа по Красной, прочим живописным местам, в том числе злачным уголкам, непременно воскликнет: «Гляньте, так это ж оно и правда усё наше, кубанское! В натуре, без всякой брехни, хоть есть и побрехоньки!»

Вскрикивающая речь, цокот подков, бьющая через край жизнерадостность и особенная южная красота казачек, «в чьих глазах столько сочной неги, блеска, игривого смущения» - всё это от ласки южного солнца, благоуханья душистых звёздных ночей. Не будь Гоголя, всё равно был бы Лихоносов, умеющий зорко видеть, глубоко чувствовать, подражать самой жизни. Она-то, ликующая жизнь, и одаривает певучей интонацией, сокровищами душевной и телесной красоты, яркими красками. Нет, решительно невозможно удержаться на полпути в интереснейшей прогулке по городу - путешествии в прошлое:

 «У нас скучнее зимой, но когда город зацветает вишней, сиренью, акацией, когда сужаются улицы сводами ветвей и по реке Кубани к Азовскому морю отплывают колёсные пароходы Дицмана и Голубева, когда от Графской и Соборной по обеим сторонам улицы Красной разорванными цепочками потянется нарядная публика, и над домами, над пожарной каланчой у городской думы весь долгий вечер светится сиреневая, прямо-таки п а р и ж с к а я дымка, - откуда взять сил, чтобы бросить свой богоспасаемый град…

И кому что! Благолепным старушкам – молебны, начальству – циркуляры, приёмы и торжественные выходы на парадах, приказчикам – вечерние клубы с картами, орловскому бедному крестьянину – постоялые дворы, гимназистам – домашние спектакли, бесприютным – убежище нищих, калекам - тротуары и ограды церкви. Здесь, увы и ах, каждому сверчку свой шесток. Как и в Париже. Если вам позволяет карман, вы вольны у армянина Сахава купить американскую обувь с гарантией на полгода, ювелиру Леону Гану заказать часы из Швейцарии, у братьев Богарсуковых и Тарасовых приобрести товары, какие вашей душе угодно, Мерцалову и Усаню позвонить насчёт балыков и заграничных вин, а турок Кёр-оглы испечёт вам к святому празднику пасху метровой высоты...

А какое у нас длинное-длинное лето! Сколько даров земных! Вы ещё спите, а по камням города, с четырёх его сторон, тарахтят у окон казачьи возы... Молдаване на своих длинных подводах везут тушки барашков; за ними вслед – черкесы с бараньими смушками, с кадками белой жирной брынзы. <…>

 И чем же, скажите, не Париж? – такой же многоязыкий город, в котором издавна застряли, обжились и разбогатели армяне, турки, греки, болгары, евреи, немцы и даже персы».