Итак, «Наш маленький Париж» кочевал по столичным издательствам. Втихомолку его сравнивали с «Тихим Доном», но нигде не печатали. Не помогла и одобрительная рецензия В. Распутина. Помнится, когда я приходил в издательство «Современник», литераторы только и говорили об этом романе, который, подобно «Светскому воспитанию» А. Губина, переносился из плана в план. Не везло, ох, как не везло моим землякам. Некоторые влиятельные критики в закрытых донесениях называли роман Лихоносова «белогвардейским апофеозом», прославлением белого казачества. «Провинциальная хроника»,- сказал мне однажды обласканный начальством недоброжелатель Виктора Ивановича. «Да, хроника из провинции общечеловеческого значения, - согласился я. - Напиши кто-то из секретарей такой же по силе роман, и автора повсюду носили бы на руках».

Через всяческие препоны, воспользовавшись объявленной свыше гласностью, издательство «Советский писатель» наконец выпустило в свет «Наш маленький Париж. Ненаписанные воспоминания» (1987). В немалой степени это издание было осуществлено благодаря усилиям Гария (Гурия) Немченко, в то время заведующего редакцией русской советской прозы.

После этого романа сводить творчество Лихоносова только к лирической прозе стало верным лишь отчасти. Думается, Г. Адамович сам бы подивился тому, что вышло из-под пера обожаемого им молодого писателя. Со страниц произведения повеяло глубинным дыханием истории и современности, трагической противоречивостью прошлого и нынешнего состояния человека. За текущими делами и «проблемами» обнажилась извечная в литературе проблема - жизни и смерти.

…Вспоминаю обсуждение романа в «Советском писателе» в 1987 году. Собравшиеся по зову Гурия Леонтьевича литераторы были рады появлению романа в свет, давали хвалебные оценки. Правда, кое-кого смутили фамилии отдельных героев: Попсуйшапка (по псу и шапка), Костогрыз, Толстопят, Перебийнос, Почекай, Рыло и т.п. Хорошо бы, неуверенно предложил кто-то, заменить курьёзные имена простыми, благозвучными. Лихоносов нервно слушал, потирал тонкие пальцы, улыбался... Кто-то обмолвился, может, сам Виктор Иванович: согласно такой логике следовало бы переиначить имена в повестях «Тарас Бульба» и «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Открыли форточку, впустив свежий воздух. Спорщики маленько охладились, оглянулись по сторонам и стеснительно умолкли. Отрезвев, все вдруг увидели: магия искусства, точно по волшебству, преподнесла «литературный памятник Екатеринодару (Краснодару)». И не одному городу. Историко-художественное творение отныне принадлежит народу, что надёжнее материальных памятников, будь они даже из гранита.

Обсуждение завершилось. Члены Совета по прозе единогласно рекомендовали Союзу писателей России выдвинуть «Наш маленький Париж» на соискание Государственной премии РСФСР им. М. Горького. Она была присуждена в 1988 году, за ней - Международная литературная премия им. М.А. Шолохова. Власти деваться было некуда: произведения В.И. Лихоносова вышли на высокие орбиты, и ничего не оставалось, как демонстрировать благожелательность к писателю.

По поводу «Нашего маленького Парижа» то и дело вспыхивала полемика. В дискуссиях схлёстывались подчас непримиримые точки зрения: одни с воодушевлением принимали концепцию романа, другие яростно отвергали её. И всё-таки разговор шёл вокруг да около, едва задевая существо вопроса – судьбу казачества. Вадим Кожинов, не соглашаясь с креном литературоведов только в казачью тему, призывал исследовать полифоническое творчество Лихоносова в объёмной полноте, ибо оно «вырастает из диалогической сущности национального сознания». Под «диалогической сущностью» разумелись исторические начала новгородского (русского) самоуправления и демократии, но об этом не принято было говорить прямо.

Гораздо позднее, в интервью «Литературной газете» за 2015 год, Виктор Иванович Лихоносов жалел, что роман «написал сибиряк - трагедия». Тут я позволю себе возразить ему. Никакой трагедии, напротив – гордость и счастье Юга. Роман написан, и в нём запечатлены исторические события и действующие участники, которые могли быть навсегда забыты. Сам же автор потом сказал: «Краснодар - это мелодия, которая будто что-то вынимает из души». Сердечная мелодия навеяла ему роман-элегию, роман-сказание, роман-эпопею.

Это произведение настоящего русского писателя. Что же касается привязке к региону, по духу, внутренней родственности с казачеством, кровному родству с ним по материнской линии Лихоносов истинный кубанец, южанин воронежского происхождения, и это не нуждается в доказательствах. Надо было сердцем прикипеть к земле - кубанской, терской и сибирской, почувствовать родину матери в Воронежской области под Бутурлиновкой, крестьянско-казацкую истерзанную Тамбовщину - всю необъятную Россию, чтобы сделаться её летописцем. И главное – сызмала, по-сыновьи любить горы и степи с грустной мелодией минувших столетий, с дисгармонией сломленной жизни, светотенью, загадочным мерцанием «алмазных южных звёзд». Любить и по наитию догадаться: только ему, одинокому страннику, врождённому певцу-музыканту с неумолкающей скрипкой Страдивари, суждено было свыше создать роман-трагедию о судьбе казачества, всего русского (российского) народа. И никому больше.

Позже Лихоносов обронит мысль в форме иносказания: живёт он на Тамани, в древней Тмутаракани, всего в сорока верстах от неё. И прибавит: «На берегу Азовского моря жила моя матушка. Я в её дворе в Пересыпи и писал роман о Екатеринодаре. А в Тамани матушку похоронил. И езжу туда часто».

_____

Настоящая литература, как и гениальность, наивна. Не без скрытой иронии Пушкин говорил, что стихи должны быть немного глуповаты. Коль истинные стихи глуповаты, уж прозе подобает быть серьёзной. Бездумно впитывая афоризмы великих, пишущий прозой графоман возвышается в собственных глазах. В его представлении поэты, подобно скоморохам, ненормальные. Если он богат, возведён кланом в ранг писателя, значит, он умён и талантлив, а все остальные – бездари. У современных чиновников пренебрежение к литераторам питается махровым невежеством. Литературу они рассматривают досужим ремеслом, тем не менее, удовлетворяя личные амбиции, пописывают сами либо нанимают услужливых «литзаписчиков» для изготовки надиктованных опусов. Отсутствие природного воображения лишает их возможности понять уникальную одарённость гения. Но они делают вид, что понимают, ибо вынуждены считаться с общепринятыми суждениями, даже уверены в личной исключительности.

Лермонтов внушает разочаровавшемуся в свете Печорину свою выстраданную мысль: «… самые счастливые люди - невежды, а слава – удача, и чтоб добиться её, надо только быть ловким». Невежество не оправдывает никого, и всё-таки… Что судить бесталанных, не сумевших вовремя просветиться… Снисходительный Пушкин благосклонно относился к И.С. Баркову, искусному переводчику сатир Горация и басен Федра, но второстепенному поэту. Ценил в нём простодушие и образованность! Льва Толстого, пытавшегося отказаться от собственного имущества, отдать литературное наследие народу, распределить землю в пользу крестьян, в высшем свете сочли, по меньшей мере, яснополянским оригиналом. Но это был Толстой! С фигурой помельче не посчитались бы.

___

Зная скорый суд официального общества, Виктор Иванович душой жалеет кубанских «Барковых», по-своему любит их, проявляет к ним сочувствие. Четверть века возглавляя литературно-исторический журнал «Родная Кубань», иногда он печатает их стихотворные пробы. Пусть всё-таки неравнодушные люди из народа помаленьку приобщаются к творчеству, чем отдают свободные часы бездумному времяпрепровождению, стяжательству.

К одарённым собратьям главный редактор более взыскателен. Литераторам, говорит он, надо иметь крепкий духовный стержень, особое чувство меры и совсем уж не годится копировать классиков либо, как лжетолстовцы, рядиться в толстовки. Виктор Иванович отбирает для публикаций не всё написанное профессиональными авторами, но выстраданное и сокровенное, что создаёт авторитет журналу и писательской организации.

В большом и малом Лихоносов остаётся самим собой: благожелательным, принципиальным - истинно русским художником. К себе он предъявляет повышенные требования. В литературной работе не щадит себя, перед листом бумаги не даёт снисхождения сердцу… У него свой отличный от других стиль, свой негромкий, но слышимый далеко окрест голос, своё мировосприятие. Слог Лихоносова не спутаешь ни с кем. Не заботясь о соревновании в искусстве слова и сочинительства, он без спешки, наивно опередил признанных мэтров и стал выдающимся современным писателем, редактором и философом.

С той поры, как вышли первые книги Лихоносова, минуло - Боже мой! - более полувека. С дистанции пробежавшего времени яснее видно, что это была за «наивность». В одной диссертации о Лихоносове утверждалось, что настало время прочтения его вещей на основе «креативного» системно-целостного анализа текстов. Право, не ведаю, что имелось в виду под «системно-целостным анализом». Виртуальное препарирование авторского стиля, что ли? Так проза Лихоносова столь самобытна, цветиста, столь разнообразна и трепетна, что ей не нужен, совершенно противопоказан «креативный системный анализ».