«Если, к примеру, две души находятся в состоянии духовном и одна из них думает о другой, то между ними есть духовное соединение и одна душа передает божественную силу другой».

 Преподобный Паисий Святогорец

Я не сразу узнал о смерти отца: наш гвардии полковник, фронтовик, командир Камчатского авиаполка уже больше четверти века обретался в другой семье. Не было в живых и моей мамы, все годы продолжавшей его любить.

Только накануне сороковин вторая жена папы, по годам, считай, едва ли не моя ровесница, разыскала меня. Так я узнал, что папа, умер. Как один из знаменитых асов Великой Отечественной, он был похоронен на главном воронежском кладбище, на Коминтерновском, а вот номер квартала и расположение могилы напрочь вымылись из моей памяти моими скупыми слезами.

Перезванивать мачехе не хотелось. Ну, никак.

Отстояв на другой день в храме сороковинную панихиду, я поехал на кладбище. На дворе бодрый, сияющий январь с добрым морозцем – новогодний канун Рождества Христова. На Коминтерновском могильные сугробы стояли снежными стадами. Я был уверен, что без труда найду среди них свежую могилу, выдолбленную в блескучем как антрацит воронежском черноземе.

Только час цельный исходил, но так и не углядел нигде последний отцов аэродром. Решил вернуться в контору, чтобы определиться. Там я нашел только сторожа, угрюмо сидевшего перед бутылкой водки и праздничным народным салатом «Оливье».

Он мне нисколько не помог, так как за предновогодней суетой фамилия моего отца еще не попала в общий покойницкий реестр.

Бросить все и уехать, никак не входило в мои планы.

Я начал второй заход. Не знаю, на что я надеялся? Было понятно, что следы новой могилы было невозможно сейчас обнаружить из-за недавних снегопадов и метелей. Наше русское «авось» в этом случае тоже было явно бессильно.

Я просто шел по главной аллее Героев, глядя себе под ноги и достаточно меланхолически думая об отце, о его легендарной военной судьбе, непростой личной жизни.

Вдруг что-то остановило меня: будто я нечаянно оступился на кочке, каких здесь было немало под снегом. Вздохнув, машинально огляделся. Слева за оградкой скромно стояла серебристая пирамида памятника с красной звездой на вершине. В центре – фотография моего молодого отца в летном шлеме. Она была взята с общего предвоенного снимка их группы по окончанию Волгоградской летной школы в 1937 году…

Душа душу услышала. Точно ведомый ведущего в бою. Я рванулся вперед и как с виража пошел на посадку. Это была жесткая посадка. Я рухнул на колени.