Радуйтесь всегда в Господе;

и еще говорю: радуйтесь. (Фил.4:4)

Я всегда радуюсь, видя детей в храме. Вот как этих пацанят лет восьми-десяти: три мальчика и девочка. Чьи они, точно сказать не могу, но явно ребятки не соседские и даже не кого-то из прихожан. По всему чувствуется, что их родители, скорее всего, из храмового клира. Одного мальчика, который всех постарше, я так даже видел во время службы в стихаре: как он усердно читал своим свежим юным баском Псалтырь. Ни дать ни взять самый что ни на есть прилежный, ладный дьячок. При этом глаза у него как у человека с радостно бьющимся сердцем – сияющие, благоговейно взволнованные. Кажется, его зовут Петром, и он в их компании старший. Но и другие сотоварищи от него вдохновенно не отстают: стараются во всем, что им укажут взрослые, – разжигать кадила, убираться в Алтаре, приглядывать за лампадками.

Но вот служба завершена, и все они вчетвером аккуратно выходят вслед за прихожанами из кроткого храмового сумеречья, насыщенного ароматом возожженного ладана, – в яркий летний день с веселым Солнцем и душистым цветником в здешней ограде.

Но они здесь не останавливаются – бегут, уже бегут дальше. Там – городской сквер, там – похожая на замок детская площадка. Сейчас они смешаются с другими детьми, потонут в их верещащем визге и оре.

Нет, забрались на самый верх шведских лестниц, расселись там особняком, и давай о чем-то горячо шептаться. Если близко мимо них пройти, можно даже расслышать кое-что любопытное:

– Будем сегодня играть в чудеса или в изгнание торговцев из храма? – сочно пробасил Петруша.

– Хотим в воскрешение Лазаря! – вострепетали все.

– Так это мы уже на прошлой неделе устраивали… – напрягся Петя. – Что скажешь, Зося?

– Мне очень хочется все еще хоть разочек повторить… Тогда я была сестрой Лазаря Марфой, а сейчас хочу Марией. Чтобы своими волосами вытереть ноги Господу…

– Они у тебя еще не отросли.

– Так понарошку. У нас же никто Христом не бывает, а он среди нас есть незримо.

– Спаси, Господи… – густо вздохнул Петр. – Тогда так: Лазарем буду я. А Костик и Андрюшка – иудеями. Вы придете утешать моих сестер в их печали о брате.

– Пожалуйста, Петька, я хочу сегодня называться апостолом Фомой, – сжался худенький Костик.

– Так он же – неверующий… Он пихал пальцы в раны Христа!

– Вот я и хочу как можно больней осрамиться пред Господом. Чтобы совсем-совсем унизиться. А потом – уверовать!

– Вопрос… – ерзнул тяжелыми смоляными бровями Петруша. – Правильно ли так будет? Надо бы прежде посоветоваться с батюшкой Павлом.

– А мы тихо… Незаметно… С любовью… – вздохнул Костик.

– Бог с вами… – Петр как отсек сомнения рукой, уже силу мужскую по чуть-чуть набирающей. – Быть тому. Значит, дорога у вас в Вифанию. Вослед за Господом. А назавтра готовьтесь: будет у нас предательство Иуды.

– Только я им быть больше не согласен!.. Он мне уже по ночам снится, гад… Ненавижу… – просипел Андрюша. – Как хотите.

– Я тебя понимаю, прости… – обнял Петр товарища. – Только ты потерпи еще раз, пожалуйста. Христа ради. А в другой раз я буду им. Честное слово!

Оглядевшись, храмовая ватага посыпалась с лестницы и бодро направилась в «Вифанию», что близ «Иерусалима». До нее рукой подать – по Писанию стадий пятнадцать: в нынешних мерах менее трех километров. Там, в скалистой пещере, четверодневный покойный Лазарь в пеленах смердяще лежал, не ведая о спасительном приближении своего любимого друга Иисуса. Но уже скоро его смерть в ужасе отпрянет перед Господом.

Ребята бодро спешили.

Сбросить бы мне лет шестьдесят, так и я бы к такой игре с вдохновенной радостью присоединился. Я улыбнулся им вслед и аккуратно перекрестился.