- Чтобы стать большим музыкантом, надо стать большим человеком. Уж как минимум незаурядным, - любил сказать отчим Андрей Тимофеевич. Отчим был старше матери на двадцать лет, имел коленоподобное темя и на зиму отпускал пышную марксову бороду, к лету приобретавшую более декоративный вид. Так что зимой отчим был похож на попа, а летом - на эллина-мыслителя.

Ольге было шесть лет, когда мать впервые привела его в дом. Она уже умела читать и накануне как раз прочла сказку о Синей Бороде. Увидев гостя, Ольга была потрясена и потом долго ревела в постели, узнав, что его оставляют на ночь. А в следующий его приход ее испуг рассеялся, потому что Андрей Тимофеевич принес ей в подарок небольшую коллекцию минералов в фанерном ящичке. Там были дивные яшмы, халцедон, золото в кварце и два сказочных кристалла горного хрусталя.

Дядя Андрей был геологом и все эти сокровища собрал сам. Он уверял ее, что лично знаком с Хозяйкой Медной Горы. В то время Ольге ничего еще не знала о ней, но испытала детский ужас, когда дядя Андрей бессовестно врал ей про свои визиты к этой недоброй волшебнице. И еще в ней проснулась обида на него: как же он мог ходить в гости к другой тетеньке, тем более волшебнице, если носит цветы ее маме?

Потом дядя Андрей поселился в их доме, и Ольга окончательно подружилась с его бородой. В то время они жили в одном из ветхих купеческих домиков, что заполняют пространство в нагорной части Нижнего Новгорода между двумя ее площадями - Лядова и Горького. Они с мамой и бабушкой были настоящими богачами, потому что им принадлежала половина второго этажа - целых четыре комнаты. Бабушка часто и подолгу гостевала у родственников, но с появлением в доме Андрея Тимофеевича встала на страже пенатов, дабы не допустить никаких посягательств с его стороны.

Отчим уезжал в длительные экспедиции по Забайкалью и возвращался загорелый, в ароматах дальних странствий и с огромным рюкзаком рассказов о таежных приключениях. Их героями были геологи, строители, охотники, непутевые лесные бродяги и, конечно же, звери. С этого времени Ольга полюбила дядю Андрея, как родного отца. В их простенький житейский уклад с каждым приездом его из командировки врывался целый шторм впечатлений, и Ольга даже его пимам, экзотической обуви северных народов, была рада, как живым существам. Она их чистила одежной щеткой.

- Вот вырастешь, Ольга, и возьму тебя на восток - в экспедицию. Обязательно возьму, - не раз говаривал отчим.

- Почему же на восток-то? - по-нижегородски окала мама. - Чай, и запад неплох.

- А ну его к ляду! - хохотал в ответ отчим. - Там цивилизация, будь она неладна. Ее еще древние китайцы ругали. Да-да, еще древний Гэ Хун говорил о возврате к природе. А древние китайцы, мать моя, были народ мыслящий.

- И мы народ мыслящий, - улыбалась мама. - Ты вот зачем на природу ездишь? Чтобы натащить оттуда полезных ископаемых - и опять же для цивилизации.

- У нас с тобой не мамка, а просто прокурор. Слова не скажи. - Цепкие пальцы отчима хватали Ольгу за плечики и усаживали на колени. - А вообще-то она дело говорит, наша мамка-то. Лет уже через десять мстить начнет нам природа. Вон космонавты-то что говорят: шарик наш маленький, беречь его надо.

Ольге нравилось, когда он говорил "наша мамка". Да разве могло в нем что-то не нравиться? И как она могла испугаться его бороды? Ведь она совсем не синяя и даже не колючая.

В день приезда или на следующий отчим накупал сластей неисчислимо, зазывал гостей и устраивал пир горой. Вторым делом вел Ольгу в магазин "Мелодия" и выбирал пластинки с симфонической музыкой. Дня два напролет крутил их на радиоле "Ригодна", тщательно стирая пыль плюшевой подушечкой. Садился в кресло, усаживал в соседнее маму, а Ольгу на подлокотник и превращал гостиный зальчик в "филармонию".

Мама делала вид, что слушает, но долго не выдерживала. Мама была старинного купеческого рода - рослая, статная, с правильными красивыми чертами лица. А музыкальностью не отличалась.

- Медведь на ухо наступил, - комментировал отчим. - Мораль: не спи в тайге.

А однажды сказал:

- Нет, Ольга, не быть тебе геологом. А быть тебе музыкантом.

Сказано - сделано, Олю отвели в музыкальную школу. Ей купили не какую-нибудь "Лирику", на которую можно кучей складывать учебники, ставить чашку с молоком и вазу с фруктами, а настоящий черный рояль. Появление в доме рояля было для нее не меньшим потрясением, чем появление пару лет тому назад Андрея Тимофеевича. Первое время она стирала пыль с инструмента дважды в день - приходя из школы и вечером перед сном.

Рояль был таким большим и торжественным, клавиши его были такими желанными, а педали такими недосягаемыми, что еще многие годы наперед ее сердечко переполнялось обожанием - стоило ей только приблизиться к инструменту. На третьем году обучения Ольга уже с легкостью играла вещи, едва дававшиеся пятикурсникам. И школу и музучилище она окончила за год до срока. Поступила в местную консерваторию на неприметной улице Пискунова в самом центре города и уже на последних курсах стала выступать с сольными концертами.

В то время каждый день ее был заполнен с горкой радостью бытия - как мороженое в ЦУМе. Рояль бывал раскрыт, а его педали скрипели и проседали под натиском фортиссимо. Уже не один влюбленный юноша признавался Ольге, что глаз ее краше нет на свете. Кандидаты в женихи валились к ее ногам, как подкошенные. Кроме музыкального, в ней обнаружился еще и дар завоевывать мужские сердца, не прилагая к этому ни малейших усилий, а иногда и вовсе из озорства. В Ольге не было снисхождения к консерваторским мямлям-поэтам и мечтателям, ей были по душе натуры волевые.

Ее стиль - никаких помад и никакой бижутерии. Пусть все мужчины видят, что ей безразлична ее собственная красота, - и тем коварнее обманываются на ее счет. Придет время, и она выберет из них самого достойного.

Город Горький, в котором она жила, навеки сохранил в себе следы купеческих эпох. Но при этом он таков, что стремится заглянуть дальше в будущее, чем многие иные города России. В нем Ока впадает в Волгу, а коренной берег первой - в коренной берег второй. Сходятся как бы два берега, а получается что один. Коренные правые берега высоченные, а левобережье все низинистое - и лежит себе далече-далече, лежит-простирается, после паводков все в озерцах и заводях. Правый волжский берег, на котором кремль стоит, называется Откосом, В кремле - Концертный зал филармонии, а по Откосу разбиты круто скверики с лесенками, там гулять хорошо. А парки окского откоса горожане традиционно называют Швейцарией.

Горький - столица окающего края. Ольга тоже окала одно время, потом перестала. Заезжему диалектологу покажется, что здешний народ просто влюблен в округлость и боковитость этой здешней главной буквы "о", простой и совершенной по форме, симметричной, уравновешенной, самозамыкающейся и ни с одной стороны не подступной. Этот круглый, как солнышко, звук здешние явно предпочитают звуку "а" как невыразительному и ничтожному.

Главные реки в России текут с севера на юг, деля ее некими меридианами - чтобы людям было легче мысленно охватить всю ее огромность. Лишь Амур лежит боком, отделяя Россию от Китая. Волга - это первый меридиан. Эти слова отчима запомнились Ольге на всю жизнь, и с той поры Волгу она только так себе и представляла - меридианом номер один.

К двадцати одному году Ольга Славина уже купалась в облаках обожания, омываясь лучами славы. Аудиториями, которые собирали ее сольные концерты, могли бы гордиться и заезжие знаменитости. Наступило время расставания с любимым городом, в Москву ее звала к себе в ученичество профессор Григорьева. Мама отпустила ее с великим плачем, хмурился при расставании и отчим.

Как это часто бывает в подобных случаях, в столице всегда отыщется досужий птицелов, большой ценитель вевчих птиц из провинции. Сколь ни была уверена в своем таланте и своей неотразимой красоте восходящая звезда российского фортепьяно Ольга Славина, самообладание с нее сдуло, как парашютики с одуванчика, как только рядом появился ТОТ, КОТОРОГО ОНА ТАК ЖДАЛА. В общем выбор ее пал на женатого повесу, потерявшего вкус к семейной жизни.

Его связь с ним продолжалась почти пять лет. В самом начале их отношений она чувствовала себя вполне комфортно, так как ее женатый молодой человек никогда не покушался на ее свободу и не волочился за ней, как несмышленыш. С течением времени, уже на продвинутом этапе их отношений, Ольга начала опасаться, как бы этот ее рациональный подход не стал ее кредо. Поклонников у нее была тьма, но из общего числа она выделяла немногих. Большей частью это были музыканты.

К двадцати пяти годам знатоки находили в исполнительском таланте Ольги Славиной вполне "аутентичный" стиль и тяготение к драматизму рахманиновского направления. В тот год доктор сказал ей, что она беременна, а ее женатый молодой человек был до глубины души потрясен известием, однако уйти из семьи не смог. Тогда Ольга приняла решение не рожать ребенка. Это решение стоило ей больших колебаний и стало первым большим ударом судьбы. Вполне ощутимые удары судьба наносила ей и прежде, но они были больше похожи на подножки завистников или тычки в спину.

Ольга здорово переменилась после этого. Ее щечки потеряли природный румянец и впали, победный накал во взгляде угас, и весь следующий год мир шатался под ее ногами, представляясь безобразным и перекошенным, какими бывают дома на картинах авангардистов. Появились симптомы "тедиум витэ" и пришла нелюбовь к этому большому, бездарному и порочному городу, который причинил ей столько боли.

Через пару лет после случившегося Ольга вернулась в родной город. Было это зимой, когда реки в нем замирают, сводя в одно все четыре берега. А сам большой город как бы съеживается, замыкается в себе на контрасте теплом согретых серых зданий и занесенных снегом пустырей, пространств и ландшафтов. В снежный сезон город пытается утвердить свой иммунитет, отгораживаясь на время от перемен, которые в него исторгают все внешние воздействия и особенно Мегаполис, до которого всего-то ночь езды под стук колес. В снежный сезон город пытается возродить свою катастрофически убывающую имманентность, свои геофизические свойства и свой природный стиль. Ольге нравилось это время в городе, который теперь уже вернул себе былое имя, но для нее оставался по-прежнему Горьким.

Поздний брак - удел немалого числа творческих натур. Зная об этом, Ольга не испытывала беспокойства, которое охватывает рядовых девиц, из категории невест переходящих в разряд старых дев. Все еще очень многие мужчины не забывали оглянуться ей вслед.

Ольга не пугалась уличных знакомств и не шарахалась в сторону от мужчин, которые пытались свести с ней знакомство на автобусной остановке. При условии, конечно, что это вполне интеллигентные приставания и мужчина ведет себя достаточно корректно. На остановке она и познакомилась с Олегом, ее будущим мужем. В холодных январских сумерках перед ней вдруг вырос силуэт незнакомца, обрамленный светом фонаря. Лицо ей удалось рассмотреть как следует только в троллейбусе. Приятное открытое лицо, она оставила свой номер телефона.

На выходные он пригласил ее на лыжную прогулку на Щелковский хутор, так называют лесопарк в нагорной части города. Об этом парке с его резными избами у Ольги с детства осталась добрая память. Она-то и оказалась на стороне Олега, робко искавшего ее симпатий.

Олег был недавним выпускником "политеха", но успел послужить в армии и имел деревенские корни - из семьи староверов, живших в дремучих лесах на Ветлуге. Он был моложе ее на два года. Он был атлетического сложения и в то морозное воскресенье обучил ее коньковому ходу. Черты лица его были строгие и даже аскетические, а глаза глубоко посаженные, хорошие. Он совсем не боялся холода, хотя и был одет всего-то в спортивный костюм. Ольге же мороз успел искусать и нос и щеки. Олег несколько раз согревал ее, жарко дыша в лицо.

Так и оттаяло ее сердечко. Через год они поженились.

- Мы с тобой оба примаки в этом доме, но не чужаки, - обращался к нему отчим, поднимая тост за жениха и невесту. - Редкая удача тебе выпала, Олег, цени ее. Не всякому такое бывает.

Со временем у Олега развился комплекс неполноценности, который он пытался запрятать на самые задворки, да не получалось. Он так и не смог поверить, что вполне заслужил эту удачу.

Ольга давала частные уроки и вела класс в консерватории. Память о московской жизни очень скоро растворилась в счастливых буднях семейной жизни. С мужчиной, который был бы старше ее, у нее вряд ли что-то получилось. Когда-то ей очень не хватало младшего брата, и теперь, выйдя замуж, она попутно решила еще и эту неразрешимую в детстве задачу.

Тем временем ее Олег влился в многомиллионную армию коммерсантов (начав с бюро НТИ), ведь все вокруг только этим и занимались. Он знал, что не создан ловчилой, но старался брать упорством. Ольге было больно видеть, как он изводит в себе свой врожденный запас чистосердечия и бескорыстия, поверяя их калькуляцией.

К ее удивлению, он стал преуспевать и очень быстро сплотил вокруг себя команду оптовичков, которых Ольга окрестила про себя "могучей кучкой". Шло время, их бизнес приобрел заметный размах, и Олег стал посматривать в сторону Москвы, Города Зла, из которого она когда-то бежала. Это ее удручало, и она понимала, что грядут новые времена, где едва ли останется место тому, чему она как музыкант стремилась служить.

Олег все меньше посвящал ее в свои дела, и этому она находила двоякое объяснение: во-первых, этим он пытается утвердить свой статус мужчины в семье, а во-вторых, чувствует, что про себя она вовсе не считает настоящим делом то, чем он занимается.

Но однажды он не сдержал распиравшей его гордости: будем заниматься брокерскими операциями - торговать ценными бумагами.

Вскоре Олег открыл свой фондовый центр, засел за учебники по корпоративному делу и ценным бумагам и ложился спать далеко за полночь. По вечерам телефон в их доме сигналил не переставая, что очень сердило маму. Однажды вечером Олег позвонил с работы домой и сказал, что заночует в конторе. Сердце подсказало Ольге, что случилось ЧП. На следующий день он явился домой похожий на тень. Замкнулся в себе на три замка, потерял аппетит и целую неделю допоздна пропадал на работе...

Олег застрелился у себя в офисе под утро. Так ей сказали эксперты из милицейской бригады, прибывшие по звонку уборщицы, которая нашла Олега первой. Его отвезли на Ветлугу и там похоронили у родителей.

Ничего страшнее и представить себе нельзя было. Не стало ее мальчика, который так был предан ей. Потом она решила, что слезы лить не стоит, раз он лишил себя жизни из-за денег, не подумав о ней. Раз так, значит она ему не нужна была. Ольга внушила себе, что он достоин ее презрения, а не скорби. А потом снова в слезы. Долгохонько затягивалась ее рана.

Друзья потом рассказали, что Олега на огромную сумму кинул один фондовый магнат из Москвы. Олег потерял и свои и чужие деньги. По их словам, он был в тупике...

Ольга скрутила всю свою волю, словно в тугую девичью косу, и вынесла из дома все, что могло бы ей напомнить об Олеге, а матери с отчимом строго-настрого запретила даже думать о нем. Запрет не действовал, о чем она догадывалась по их случайным взглядам, поспешно отводимым в сторонку. Молчун несчастный! Ничтожество! Он не имел никакого права так трусливо уйти из жизни. Мальчишка глупый - и снова в слезы...

Чтобы забыть о нем, она сознательно вгоняла себе в сердце ненависть к нему, а однажды даже в клочья разорвала его рубашку, которую отчим зачем-то припрятал от нее, когда она уносила вещи Олега из дома. Досталось на орехи и отчиму.

Строгие черты ее лица стали еще резче и строже, а прекрасные синие глаза уже не опаляли победно мужчин, взыскующих любви красавицы. И на что ей теперь эти мужчины? Их было двое, казалось ей, настоящих мужчин в ее жизни. И то - один оказался подлецом, а второй предателем.

Потом отболело. Она поняла, что не стоит осквернять память об Олеге недобрыми мыслями. Один бог знает, как худо ему было тогда. А вся вина за то, что с ним случилось, на ней. Это она сама, дура бесчувственная, после своего сиротского московского романа... Она и говорила-то с ним с позиций классной дамы или старшей сестрицы. Он ей и нужен-то был, чтобы утолить ее воспитательный инстинкт. Ведь ее же за глаза в консерватории Железным Клавессином звали. Она сама однажды слышала, как один из студентов сказал другому: "Смотри, Железный Клавессин чешет." Боже, это ведь она сама, пожилая невротичка, и угрохала мальчишку. Он ведь ни разу ей ни в чем не открывался, потому что боялся ее надменного взгляда, ее иронии. Больше всего он боялся ее иронии...

Время - лучший из докторов, но и лучший из них не сделает больше того, что в его силах. Мало-помалу Ольга примирилась со своей бедой и с непонятным словом "вдова". К ней вернулось ощущение жизни, отягощенное памятью, но ею же и обновленное. Она заново - уже в третий раз - вростала в город, роднясь с его древними стенами и принимая от них утешения. Неизменные пешие прогулки на работу в консерваторию и обратно уравновешивали сбивчивые ритмы ее воспоминаний, а служение самому прекрасному из искусств наполняло ее жизнь смыслом.

Однажды в мае, когда она шла по Большой Покровке, старинной улице-тротуару, к площади Минина, кто-то ее окликнул и легонько прихватил за локоток. Какой-то нерослый плечистый тип в сером плаще. Представился:

- Клементьев я. Мне с тобой поговорить надо.

Снял шляпу, хотя в ней он выглядел менее брутально. Серые пустющие глаза, проломленный широкий нос, оттопыренные уши и золотые фиксы вместо передних зубов, - знакомьтесь, Клементьев.