Вернувшись в Россию, Берт Маслоу с макушкой погрузился в работу. Однажды ему запали в душу слова известного русского писателя Горького: "Хочешь быть молодым - работай!" Берт никогда бы не подумал о работе как о средстве помолодеть, очень часто все бывает как раз наоборот. Американца не нужно приохочивать к работе, но американец выразил бы ту же мысль иначе, примерно так: машина изнашивается скорее, когда стоит. А впрочем, нет: слова пролетарского писателя - это фраза из рекламы новейшего тренажера. И не стоит больше все сводить к разнице в мышлении русских и американцев и поиску преимуществ американизма над варварством традиционной культуры. Для мысли это порочный круг, она по нему носится, как гоночный автомобиль по треку, пока не израсходует топлива.

Недавно старинный пропойца Джон МакМиллан, отхлебывая третью бутылку американского пива Miller, поинтересовался у него между делом (а все дела МакМиллана после работы как раз и сводились к распитию пива):

- Слушай, Берти, ты мне скажи, почему эти русские так ненавидят друг друга?

- ?

- Не делай, пожалуйста, вида, что не понимаешь меня. Ты знаешь, о чем я говорю. Твою русскую я не считаю. Убежден, что она приличнее нашей вонючей английской королевы и святее папы, но я говорю о других. О массовой ненависти... Я недавно читал про гражданскую войну в России. Страшная жестокость, и все от массовой ненависти. Генерал Белой Армии вспоминает, как водолаз в Новороссийской бухте наткнулся на тела белых офицеров, которых бросили в море живьем. К их ногам привязали груз - и бросили в воду. И когда их тела распухли, они встали, как на плацу, удерживаемые снизу.

- В истории этой войны, Джон есть масса примеров жестокости и среди белых. А если насчет живьем, то живьем они закапывали большевиков...

- Но об этом я как раз и говорю! - Джон сгреб рукой соленый арахис с блюдца и забросил его в рот. - И те и другие были людьми одной нации. Люди одной нации били друг друга топорами, сжигали на кострах, сжигали кожу...

- Стоп-стоп-стоп, Джонни. Вместо того чтобы взять свой сачок и пойти половить ночных бабочек, ты решил испортить мне вечер. Это слишком большая и серьезная тема, чтобы влетать в нее на полной скорости. Иначе ты придешь к заключению, что всему виной их врожденные комплексы кровожадности и зверства, которые глубоко застряли у них в подсознании и по юнговскому закону компенсации противоречат их мнимой сознательной установке на гуманизм.

- Не умничай. Я ведь серьезно. Думаю, что им мешают их животные стадные инстинкты. И главный из них - это их коллективистский инстинкт. Их рабская психология. И еще то, что власть здесь всегда захватывали силой. А сила - это то, во что русские верят. Причем примитивно и прямолинейно.

- Слушаю тебя, Джон. Ты раньше никогда не позволял себе таких развернутых философских суждений... - Берт подтянул к лицу гримасу изумления.

- Они вопят, что Запад разрушает их коллективнй мир, их общинность, их вонючее византийство, но они ведь всегда разрушали себя сами.

- Сдаюсь! - Берт чуть привстал с кресла и поднял руки вверх. - Раньше ты держался далеко от этих разговоров. Что-то случилось. Наверняка у тебя проблемы в бизнесе. У тебя падают объемы продаж? Угадал? Или русский медведь ухватил тебя за то место, откуда у тебя растут налоги?

Джон с досадой махнул рукой и поплелся к холодильнику за очередной бутылкой "миллера". Ступал тяжело и без всякой грации - походкой престарелого гиппопотама.

- Дела у меня паршивые, - крикнул он с кухни. - У русских появилась новая нефтяная компания, с которой я заключил крупный контракт на поставку всякого барахла. Они собирались развивать нефтедобычу и гнать нефть на терминалы в Балтию. Только у них на днях случилась большая афера с акциями. В результате они не получили в оплату крупную сумму - пятьдесят миллионов долларов. Их попросту надули. Плюс ко всему деловая пресса в России представила все в довольно забавном виде. Сейчас они пытаются все возместить с посредника, который занимался реализацией акций.

Пиво МакМиллан не столько пил или отпивал - и уж тем более не вцеживал в себя, как это очаровательно делают женщины, - а просто заглатывал большими судорожными глотками. При этом тужил свой красный лоб, увитый свалявшимися рыжими кудряшками, и складки подбородков, ниспадавших в такт глотательным движениям.

- А известно - кто надул их? - спросил Берт.

- Да. Один пройдоха из Штатов. За ним, оказалось, целый шлейф всяких надувательств, и никому еще почему-то не пришло в голову засадить его за решетку. Удивляюсь, сколько вокруг наивных и доверчивых идиотов.

Сказав это, Джон опустошил бутылку "миллера" в два больших глотка.

- Вот уж действительно, - хмыкнул Берт. - После этого им остается только ненавидеть друг друга...

- Ты о чем это, Берти?

- Так. Ни о чем.

- Если разобраться, сам я пострадал не очень, но издержки все же кой-какие понес. Кстати, ты знаешь, как звать того брокера, что попался в эту аферу? - Джон не сдержал отрыжки, воспользовавшись ей в качестве паузы. - Эту фирму зовут МИДАС-ИНВЕСТ. Так и зовут, представляешь?

МакМиллан задумчиво почесал щетину у себя под ухом, в чем, собственно, и состоял ритуал прощания:

- Ну ладно, старина. Я, пожалуй, пойду. Да, кстати, как там твоя русская? В последнее время ты заметно погрустнел, мне кажется.

Берт сфокусировал рекламную улыбку на МакМиллана. Все зубы у него были целые и белые, ни одного желтого или вставного.

- Все в порядке, Джон.

- Ты молодец, Берти. Я, к сожалению, не могу ответить тебе тем же. Никотин сделал мои зубы желтыми, а кожа у меня красная и рябая от природы.

- А от пива у тебя проблемы вот с этим. - Берт ткнул его указательным сначала в брюхо, а потом в голову.

Проводив МакМиллана до двери, Берт взял кое-что из своих бумаг. Нужно было покумекать над одной схемой. Его хозяева обратились к нему недавно с просьбой (не по факсу и не по экспресс-службе DHL, а передали шифровкой с одним из работников американского торгпредства) прозондировать почву в плане возможной продажи русским партии пассажирских лайнеров. Их концерн, авиации гражданского назначения не производивший, выступал в качестве посредника.

Еще вчера амбиции его боссов не простирались дальше использования Берта Маслоу в попытках технологического шпионажа или перекупки талантливых конструкторов и разработчиков. Но теперь этих людей, видимо, обуял иного рода зуд. Рассматривая разные коммерческие проекты, Берт всегда держал в уме, что существует, как минимум, два ракурса: трезвый взгляд на вещи и взгляд с той стороны Атлантики. Будучи в бизнесе давно, он, как правило, отдавал предпочтение первому, но имел про себя в виду и второе. К его мнению прислушивались, как прислушиваются к показаниям датчика, что установлен в каком-то удаленном узле большой и сложной машины.

Он редко ошибался в оценке перспектив того или иного проекта в бизнесе, и когда получил задание подготовить плацдарм для проведения компании по связям с российскими должностными лицами и общественностью, то вынужден был изображать из себя большого оптимиста. Что ж, если руководству это угодно, он сделает все от него зависящее. Однако про себя он думал так: чтобы русские покупали у Америки летательные аппараты тяжелее воздуха... когда они все по уши в долгах... и когда у них самих простаивает столько заводов...

На этот раз чутье ему, похоже, изменило. Русские побывали на авиасалоне в Бурже и затем сами проявили большой интерес. В задачу Берта входило все продумать так, чтобы комар носа не подточил. Так, кажется, говорят русские, когда нужно выполнить работу безупречно. Однажды он долго ломал себе голову по поводу этого комара, которому зачем-то нужно точить себе нос. Или не нужно. Потом понял: сделать так, чтобы все вышло исключительно гладко и чтобы даже это кровососущее насекомое не смогло найти и малейшей зазубрины "для затачивания носа". Ох уж, эти русские...

Ему предстояло разработать схему контактов в рамках кампании "паблик рилейшнс", которая обеспечила бы эффективное завершение продажи русским полудюжины больших самолетов ДИ-СИ. В этом случае эмиссар фирмы "Локхид" в России должен был оказывать содействие другой американской компании. Предполагалось, что лобовая атака на покупателей может повлечь нежелательную реакцию в российской прессе, поэтому продавцу представлялось важным использовать специалистов по связям, хорошо знающих российскую специфику.

Для Берта тот факт, что он "причислен к лику ведущих экспертов" оказался хоть и лестной, но все же неожиданностью... Раньше он считал себя прежде всего журналистом, деля вторую половину своего профессионального "я" на две равные доли, в одной из которых Берт видел себя аналитиком рынка, а во второй - промышленным шпионом. Уникальность его положения была связана с необходимостью больше держаться в тени. Но так, видимо, сложилось за долгие годы его пребывания в России в этом триедином амплуа, что Берт стал лицом довольно заметным в американской колонии в Москве.

Полистав нужные бумаги и в очередной раз просчитав схему и каналы взаимодействия с влиятельными людьми из российского правительства, Берт отложил их в сторону и задумался. Магистральная линия этой схемы была проста: необходимо было не только заручиться расположением влиятельных русских чиновников, как, впрочем, и сотруднииков той наполовину государственной авиакомпании, которая пожелала купить самолеты, но и некоторыми гарантиями с их стороны - на случай если флюгер общественного мнения развернется в неблагоприятном направлении.

Две недели тому назад он набросал на листе бумаги диаграмку, внешне напоминавшую структуру управления какой-либо компании. Американских участников этой схемы он обозначил кружочками разной величины (в зависимости от уровня и степени влияния), а русских - в виде квадратиков, подкрасив их красным. Отношения между ними изобразил в виде однонаправленных стрелок и стрелок, обозначающих двустороннюю связь. Эти стрелки отличались цветом, толщиной, были помечены пояснительными надписями, а некоторые были выведены пунктиром. В левом верхнем углу схемы Берт нарисовал красную пятиконечную звезду, поместив в нее серп и молот.

Звезда была призвана овеществлять негативное общественное мнение и сопротивление их госаппарата. Она располагалась на уровне самых крупных персон-участников с обоих сторон, соответственно кружков и квадратиков. Но в таком виде схема, казалось, имела довольно безнадежный вид. Наличие слева большой звезды делало ее асимметричной. Тогда решив, что схема должна немного повеселеть, в ее правом верхнем углу Берт нарисовал большой круг и в нем еще один поменьше. Они символизировали прозападные СМИ в России, которые можно было мобилизовать в целях противодействия звезде в левом углу схемы.

Он потерял интерес к этой схеме, когда некоторые из квадратиков стал выводить пунктиром. Вообще-то квадраты были призваны представлять угловатые и косные чиновничьи души, но уже после завершения схемы Берту стало очевидно, что представлять российских чиновников эпохи реформ в форме квадрата совершенно неактуально. Перечерчивать схему у него не было ни малейшего энтузиазма, и поэтому все дополнения, что вносились им позднее, имели форму сердечек и перевернутых сердечек. Сердечки значили то же, что и изначально нарисованные и обозначенные пунктиром квадратики. За каждым пунктирным квадратиком или сердечком стоял человек, с которым можно было сторговаться в неофициальном порядке, а проще говоря, тот, кто берет взятки. Перевернутые сердечки (иначе, луковки или купола их византийских соборов) означали ортодоксов, которые считаются неподкупными. Таких на схеме было мало, торжествовали пунктир и сердечность.

Берту бывало не по душше, когда ему поручали миссии, связанные с "вычислением" взяточников. "Порок на службе у добродетели," - не без сарказма комментировал Берт такие ситуации посвященным. В этом было что-то низкое, ведь он ставил себя в ситуацию взяткодателя. Однако расставаться со своими гонорарами Берт покуда не хотел, утешая себя тем, что занимается порученным делом с известной брезгливостью.

Берт отбросил в сторону папку со схемой, которая за две недели уже успела поистрепаться и была испещрена пометками, и посмотрел на часы. Половина восьмого вечера, пора собираться. МакМиллан заглянул к нему сегодня раньше обычного, рассчитывая, что Берт вытащит его куда-нибудь на вечер, но вскоре понял, что у того была своя программа, и уехал, прихватив в дорожку еще бутылку "миллера".

У Берта сегодня был плановый "выход в люди". Нужно было встретиться с этим парнем из "Рейтера", которого он терпеть не мог, - с Тимом Уокером. В том же Международном пресс-клубе, что в отеле "Рэдиссон-Славянская". И там же, только этажом выше, в изящно названном композиторским зале он собирался побывать на пресс-конференции его соплеменницы - Эвиты Груви, известной писательницы и феминистки, редкой ханжи и стервы.

Берт принял душ, тщательно осмотрел свое лицо в зеркале и решил, что правильно сделал, перестав потакать МакМиллану в его неугасимом стремлении раздавить с ним бутылочку-другую. Мешки под глазами уже не сигнализировали о запредельных дозах спиртного и нагрузке на почки, но приятно оттеняли его глаза. Глаза же его теперь бы никто не назвал водянистыми, скорее - лучистыми. Большие выразительные глаза были предметом семейной гордости Маслоу.

Джинсы, ковбойские полусапожки с каблучками, рыжая замшевая куртка до пояса, галстук "боло", - вот и все, что нужно ветшающему щеголю, чтобы поблистать немного в обществе.

Тим Уокер вовсю изображал из себя завсегдатая бара в пресс-центре "Рэдиссона", только Берт скорее бы поверил в живого Санта Клауса, чем в непьющего завсегдатая. Если ты пьешь только соки и минералку, то тебе трудно держаться на дружеской ноге с барменами. А если ты не любим барменами, то какой же ты завсегдатай?

- Привет, Маслоу, - бросил через плечо Тим навстречу вошедшему Берту и развернулся на стульчике вслед за приветствием.

Этот медноволосый малый с веснушками и рыбьими глазами смотрел на Берта сегодня с каким-то странным интересом. Он даже сделал попытку прищурить глаза, хоть это и было невозможно в принципе.

- Что ты во мне разглядел, Тим? Или я забыл застегнуть свой зиппер?

- Да нет, Берт. Как раз наоборот. Ты выглядишь, как настоящий ковбой, собравшийся на вечеринку. Но вообще-то люди говорят, что тебя в последнее время часто можно видеть в официальном костюме. - Уокер сделал какое-то движение плечами.

Ага, значит до него уже докатилось какое-то эхо о новой работенке Берта. У этого типа нюх, как у овчарки, а овчарка (Берт недавно прочитал) различает до миллиона запахов. Но больше Уокер и вида не подаст, что ему что-то известно. Охотник за свежими новостями и сплетнями. Любит забраться к человеку в душу, но так, чтобы вовремя унести оттуда ноги. Знает, что такие люди, как Берт, назойливости не прощают.

- Ты, верно, собрался на встречу с Эвитой? - предположил Уокер.

- С чего ты решил?

- Опять же сужу по твоей одежке. Ты прифрантился, как мужлан из южных штатов. Наверное, чтобы позлить Эвиту. Для нее один вид таких мужиков - все равно что красная тряпка для быка.

- Ты угадал, Тим. Сяду в первый ряд. Стану жевать резинку и не буду сводить с нее глаз.

Через пару минут к Берту за столик подсел Роджер Полянски, человек, которому Берт назначал встречу всегда, когда был нужен "эксклюзив". Этот Полянски как раз и являлся носителем информации о "сердечках" и "пунктирных квадратиках". Сам он был, впрочем, вполне обаятельным человеком, и Берт не питал неприязни к этому искусному компроматору

Получив от него все необходимое, Берт поднялся на второй этаж, где был уже битком заполнен зал, в котором с минуты на минуту ожидали появления "великой амазонки" Эвиты Груви. Берт пожалел, что не пришел сюда раньше, поскольку сидячих мест уже не оказалось. Пришлось прислониться плечом к стене чуть ближе входной двери.

- Привет, ковбой, - крикнул ему кто-то из журналистской братии.- Как случилось, что тебе не нашлось места в партере?

- Он один среди нас мужчина. Не может позволить себе сидеть в присутствии дамы... и даже дожидаясь ее прихода, - провозгласил кто-то из другого конца зала.

Зал был взорван одобрительным хохотом. Берт приветствовал эти реплики улыбкой и двумя ленивыми кивками.

Зал оживился еще больше, когда к подиуму в сопровождении спутников и церемониймейстера устремилась сама Эвита Груви. Она была встречена аплодисментами и поднялась на сцену, словно подхваченная ими. Двигалась она порывисто, стремительно рассекая пространство, и все же совсем по-бабьи - чтобы обращали внимание и на ее фигуру и на ее ноги.

На пути ей, однако, встретилось препятствие... в виде каблука Берта Маслоу. Опершись плечом о стену, он подогнул и отставил левую ногу так, что получилась невольная подножка. И надо же - именно в тот момент, когда по дефиле между стеной и рядами кресел шла Эвита.

Ей это стоило потери равновесия, и если бы она не была в то же мгновенье подхвачена мощной рукой того же Берта Маслоу, то вышло бы худо. (Спустя пару дней знакомый русский фотокор из информагентства РИАН подарил ему фото, на котором был запечатлен этот конфуз и широкая улыбка Берта.)

Пожалуй, и конфузом-то это нельзя было назвать, поскольку все получилось предельно галантно и естественно: мужчина-рыцарь подал руку помощи хрупкрй женщине. Впрочем, госпожа Груви ничуть не оценила проявленного по отношению к ней благородства и отдернула свой локоток, едва восстановив равновесие.

Эвита Груви была блондинкой хорошего роста с резкими и привлекательными чертами лица. В свои сорок лет она успела расторгнуть два брака, имела двух детей от первого супруга и неукротимый нрав от природы. Все, что необходимо таким женщинам, - это кроткие мужья приятной наружности, обожающие кухню, фартук и вообще работу по дому. Газеты писали, что ни один из мужей этому образу не соответствовал. Один был бизнесменом, а другой политиком средней руки.

Подарив залу улыбку, Эвита поведала о цели ее приезда в Москву. Борьба женщин за свое равноправие - не мода, не игра и не причуды своевольных ветрениц. Феминизм - это образ мысли и новый стиль жизни, которые диктует миру стремительное развитие цивилизации. Именно сейчас, на рубеже тысячелетий, человечество открыло для себя невиданные перспективы, дав возможность женщине почувствовать себя свободной и равной с мужчиной, сделать карьеру и вместе с тем сохранить в себе высокое назначение, данное ей природой. Женщина больше не раба домашнего очага и мужских прихотей...

Но полный предрассудков и уверенный в своем превосходстве мужчина все еще покушается на права женщины, доставшиеся ей высокой ценой. На планете есть немало мест, где права женщины попираются самым беспощадным и циничным образом и где у женщины прав не больше, чем у домашнего животного. Поэтому борьба за эмансипацию женщины предстоит длительная, кровопролитная и захватит не одно поколение. В этой борьбе женщины мира должны сплотиться и проявлять подлинную солидарность.

Визит госпожи Груви в Москву является проявлением высоких устремлений женщин-феминисток крепить свое единство и направлен на развитие деловых и дружеских контактов. Эвита подытожила свое обращение к аудитории победным наклоном головы: пожалуйста, вопросы, господа. Видимо, забыла, что после нее должна была выступать российская активистка женского движения.

Русская была широко и крупно сбитой особой из думских кобылиц-феминисток. Она повторила чуть ли не дословно ту же бодягу, добавив к сказанному только то, что безмерно восхищена подвижничеством госпожи Груви.

Посыпались вопросы. Американцы формулировали их до виртуозного корректно, чтобы, упаси боже, не навлечь случайной бестактностью в адрес эмансипанток гнева "великой амазонки". В вопросах же русских журналистов проскальзывали нотки иронии. Эти могут ее себе позволить, отметил Берт про себя. В России феминизм еще не скоро станет таким грозным социальным явлением, как в Штатах.

Берт не разочаровал тех в зале, кто ждал от него хохмы. Выждав момент, когда все "протокольные" вопросы были заданы и исчерпаны, он первым выбросил вперед руку и, не дожидаясь разрешения модератора, спросил:

- Госпожа Груви, каким вы представляете себе идеального мужчину?

- Ну, - улыбнулась она ямочками на щеках и не чуя подвоха, - на этот вопрос сложно ответить однозначно. И хотя это не тема нашей сегодняшней встречи, я все же отвечу. В моем понимании, идеальный мужчина, скажем, прежде всего тот, кто адекватно воспринимает роль женщины в современном мире.

Вопрос имел оттенок неофициальности и даже некоторой интимности. Эвита с интересом задержала взгляд на Берте. Этого-то как раз и добивался он, чтобы иметь возможность след в след пустить за первым и второй вопрос.

- А как по-вашему, способно ли общение с активисткой феминистского движения окончиться для идеального мужчины импотенцией?

Зал притих, если не считать спорадических смешков. Эвита Груви была в шоке, но быстро оправилась:

- Мне кажется, моя пресс-конференция - не место для казарменных шуток. Поэтому я оставляю за собой право не отвечать на такого рода вопросы. Мы с вами не в борделе.

Если бы она и в самом деле была той, которой хотела казаться, иными словами, волевой и уравновешенной блюстительницей прав прекрасного пола, то не допустила бы подобной ошибки и не дала бы ему повода к продолжению клоунады. Как один из немногих стоявших, он как бы воспользовался естественным правом продолжить диалог.

- Право, не знаю, как именно шутят в борделе, ни разу там не бывал. Не подумайте плохого, я просто хотел сказать, что из сексопатологии известно, что агрессивное поведение женщины по отношению к мужчине, ее придирки и укоры, ее ожесточенная борьба за свои права могут обернуться нежелательным феноменом... Это способно нарушить тот тонкий природный механизм, которым природа наградила мужчину. И в этой связи мне хотелось бы спросить вас, где та грань, где та черта, за которой имеет место покушение женщины на права мужчины?

По залу прокатился одобрительный гул, местами переходящий в коллективный вздох облегчения. С любезной улыбкой, дабы обозначить понимание того, что она стала объектом небольшого розыгрыша, Эвита сделала попытку уйти от ответа на вопрос, требовавший большого охвата идей и пространных рассуждений.

- Это интересный вопрос, но масштабы пресс-конференции ограничивают возможность вникать в него детально. К тому же я убеждена, что посягательства женщины на права мужчины несопоставимы по масштабам с обратным.

Она уже кивнула кому-то в зале, тянувшему руку с вопросом, но Берт, сделав два шага вперед, успел вклиниться и в эту паузу:

- Но женщины вторгаются в жизнь мужчины едва ли не чаще и более обширно, чем мы, мужчины, в их жизнь. Женская экспансия имеет нередко иную природу и носит другие формы, но от этого не легче. Вот вы, госпожа Груви, говорили о сексуальных домогательствах мужчин - на работе и так далее. Однако ничего не сказали об обратной стороне этого явления. О провокационных действиях женщин в отношении мужчин. Вы, конечно, будете возражать, но я настаиваю: это носит массовые и опасные для общества формы. Не скажу за остальных мужчин здесь в зале. - Берт душевно повел рукой в сторону аудитории. - Но лично сам я постоянно подвергаюсь экспансии. Представительницы слабого пола становятся настоящими агрессорами. Посмотрите, как они одеваются. Посмотрите, какие у них при этом манеры. Ведь своим видом они просто предлагают себя как товар. Они просто провоцируют мужчину. Все эти их миниюбки, позы, их белье в витринах магазинов, их колени и тому подобное. Однако за этим зачастую скрывается единственная цель - унизить мужчину...

Берт взял паузу и обвел взглядом зал, ища поддержки у мужской его половины:

- Именно. Унизить и, я бы даже сказал, оскорбить. Словом, одержать верх над мужчиной, победить его. А это и есть агрессия. Ведь зачастую конечный смысл всех этих провокаций - отказ. Женщина остается верна себе в той библейской истории с яблоком. Она искушает. Но очень часто - с тем чтобы отказать. Поэтому я смело утверждаю, что мужчина в цивилизованных человеческих обстоятельствах является жертвой психологического террора. Источник этого террора - женщина. Как примитивны и однотипны сюжеты всех триллеров и мыльных опер, точно так же просты и порочны приемы, которыми овладела современная женщина - дабы и далее изощряться в борьбе полов... И в этой связи мне становится понятным испуг мусульманского мира перед нашествием западной морали с ее потаканием женскому распутству. Женщина как распутница - как явление массовое - целиком отдается во власть дурмана, который пьянит ей душу и обращает ее существование к эйфории ее порочной власти над мужчиной. Вспомним послание Святого Апостола Павла к Ефесянам: "Жены, повинуйтесь своим мужьям, как Господу. Потому что муж есть глава жены, как и Христос есть глава церкви." Боюсь, феминистки упекли бы его за решетку, живи Апостол Павел в наше время. - Берт снова простер к аудитории руки, как бы благословляя собравшихся. - Я не призываю к инквизиции, но считаю, что, отстаивая свои права, женщина способна зайти слишком далеко. Более того, она способна поработить мужчину в большей мере, чем мужчина женщину. И в этом - подлинная опасность для человечества, а не в мнимом господстве мужчин. Такие, как вы, госпожа Груви, часто говорят, что этот мир сделан для мужчин. Но это не так, многие свидетельствуют о том, что он сделан для женщин. В Америке многие руководители бизнеса боятся нанимать себе в секретари женщин, опасаясь, как бы в будущем те не стали их шантажировать или даже утверждать в суде, что были жертвами сексуальных домогательств своего шефа. Пропаганда феминистских идей, к которой прежде всего причастны организации, подобные вашей, разрушает гармонию полов. Она навязывает обществу неверные стереотипы восприятия отношений мужчины и женщины. Стоит, пожалуй, вспомнить слова Шопенгауэра о том, что к революции во Франции привело возраставшее влияние женщин - со времен Людовика тринадцатого.

Берт еще на пару шагов приблизился к подиуму под звуки затворов фото.

- Но вдвойне абсурдно, когда подобные вам миссионерши пытаются рекрутировать в ряды своих сторонников женщин в других странах, где актуальны совершенно иные проблемы. Там женщины испытывают дополнительные стрессы из-за проникновения американизма в их страны, и не стоит обременять их дополнительной головной болью, связанной с вашими личными амбициями. Поэтому мой совет вам, госпожа Груви: здесь полно всяких достопримечательностей. Музеи, архитектурные памятники, езжайте в Санкт-Петербург наконец. Сходите там в "Эрмитаж". Замените вашу социальную программу культурной. Русские женщины не будут на вас в обиде. Уверен, таким образом вы получите от жизни подлинное удовлетворение...

Последние слова монолога Берта Маслоу были сплошь засвечены фотовспышками. В зале наступила тягостная тишина, насыщенная до краев высочайшим вольтажом. Людей охватило чувство всеобщей неловкости. По существу пресс-конференция была сорвана.

Оставить это в таком виде Эвита Груви не могла. Едва справившись с замешательством, она обрушилась на обидчика с гневной отповедью.

- Вы только что видели, - взывала она к телекамерам, - ярчайший пример мужского цинизма. Мало того что мужчины захватили власть в этом мире физически и поработили нас, женщин, они еще не упускают возможности зло пошутить по этому поводу. Мы, женщины, являемся первым объектом их насмешек, как, впрочем, и темой грязных анекдотов. Не довольствуясь этим, называющий себя сильным пол пытается еще и всячески унизить нас морально...

Эвиту Груви понесло. А Берт Маслоу стал пробираться к выходу под восторженные взгляды одной половины зала и гневные взгляды другой. Спросили бы у него тогда, зачем ему нужно было устраивать это шоу, он и не ответил бы толком. Зачем-то, видимо, нужно было, раз он это сделал. Возможно, у него было слишком много угля в топке, а в котле слишком много пара. И с этим со всем нужно было что-то делать...

Это были те редчайшие минуты в его размеренной и просчитанной жизни, когда Берт Маслоу становился неуправляем и мог совершить какую-нибудь вольность вроде этой. И не то чтобы неуправляем, а скорее наоборот - предельно собран и разумен, и речи не было о потери контроля над собой. Просто в такие моменты он не мог побороть в себе желания бросить вызов обществу - со всеми его новейшими идеологическими заморочками. Обществу, что забросило его эмиссаром в далекую холодную страну, которая успела стать ему второй родиной. Ничуть не менее любимой, чем первая, и в которой покоится прах его жены Кимберли.

Память о Ким для него свята, правда он не может вечно скорбеть о той, кого нет в числе живущих. Берт Маслоу - живой и сильный мужчина, и ему нужна любовь живой и сильной женщины. Сейчас в голове у него был полный бардак, в котором смешалась память о Ким, мысли об Ольге и случайные воспоминания о Мэй.

Он уже давно не видел Ольгу. Они не встречались со времени его отъезда в Штаты. Прежде он никогда бы не поверил в то, что это может послужить причиной огорчений. Но то было прежде, а сейчас ему позарез нужно было увидеться с ней и он не находил себе места. Если так и если он прежний и он теперешний - не одно и то же, то значит он изменился. Это открытие мало его обрадовало, потому что меняться он не хотел. Меняться в этом возрасте значило стареть.

Да, черт возьми, он нервничал. Он готов был отдать большие деньги за возможность повидаться с Ольгой, но она куда-то исчезла. Последним звеном в цепи их отношений, на которое пришелся обрыв, была ее записка, присланная по факсу в день его возвращения из-за Атлантики.

Да, черт возьми, она ему нужна. И теперь Берт вполне отчетливо сознавал, что даже то приключение с Мэй ему понадобилось только для того, чтобы как-то умерить свою зависимость от Ольги. Он был влюблен в Ольгу, теперь он это знал. Всюду ему мерещились ее глаза и колени - и не только по ночам. Ему необходимо было видеть ее возможно чаще, и он был на грани того, чтобы сделать ей предложение. Однако из ее последнего факса явствовало, что какие-то чрезвычайные обстоятельства вынуждают ее на время уехать из Москвы. Одно его успокаивало - ее обещание связаться с ним позднее. Однако прошло уже две недели, а вестей от нее все не было.

В продолжение нескольких дней после его экспромта на пресс-конференции Эвиты Груви Берта одолевали звонками знакомые. Они будто сговорившись демонстрировали свое знание французского, никогда прежде он не слыхивал словосочетания enfant terrible в таком изобилии. Дуайен американского журнализма в России, он в одночасье стал ее "трудным ребенком". Слухи доползли и до МакМиллана.:

- Мне и самому печенки проели эти феминистки, но от тебя, дружок, я этого не ожидал.

К вечеру третьего дня после случившегося в "Рэдиссоне" из-за океана позвонил босс:

- Берт, растолкуй-ка мне, что у тебя там за шашни с этой Эвитой Груви, что о них знает вся Америка. Тебе поручено большое дело, и ты выбрал не самое удачное время привлекать внимание к своей персоне. Ты что, разве не понимаешь, что такой ты нам не нужен... Что с тобой происходит - объясни. Скажу тебе честно: ты нашел странный способ просигналить нам о том, что ты устал от этой России. Ну и что же, все мы от нее устали. Сейчас я обсуждаю с парнями дальнейший план действий по продаже русским самолетов и мне уже настоятельно рекомендуют выключить тебя из игры. Люди говорят, что ты вроде не в себе. Я не знаю - кому верить, Берти...

- Хорошо, я исправлюсь, босс.

В голове у Берта постоянно вертелись обрывки рассказа МакМиллана о его неприятностях в бизнесе. Там, как будто, было что-то, что имело отношение и к нему, Берту Маслоу. Оно словно вилось под лампочкой, как моль, но именно поэтому, по причине дурацкой зигзагообразной траектории полета, прихлопнуть его руками не получалось.

Перед сном, дабы привести душу в безмятежное состояние, Берт иногда любил почитать что-нибудь из мифологии. Ничто так его не успокаивало, как легенды и мифы золотого века, когда он чувствовал, что дневной ресурс его не исчерпан и ему придется поворочаться в кровати и покрутить подушку прежде чем уснуть.

Вот и сейчас Берт потянулся к мифологическому словарю и раскрыл его наугад. На глаза ему попалась статья о Мидасе, царе Фригии, который славился своим богатством. Еще ребенком муравьи таскали ему пшеничные зерна, предвещая богатство. Берт помнил историю царя Мидаса, но решил почитать о нем снова. Однажды за услугу, оказанную им Дионису, тот предложил ему исполнить любое его желание. И он пожелал, чтобы все, к чему он прикоснется, превращалось в золото. Но в золото стала превращаться и пища, к которой он прикасался. Пришлось молить того же Диониса, чтобы он избавил его от этого дара.

Древний царь влип в очередные неприятности, когда испортил отношения с Аполлоном. Его попросили посудить в музыкальном состязании между Аполлоном и Паном, и он признал козлоногого Пана победителем. Тогда Аполлон наделил его ослиными ушами, которые Мидасу приходилось прятать под шапочкой. Это был высокий фригийский колпак, и уши в нем вполне помещались. Об этих ушах его знал цирюльник, которому мучительно хотелось поделиться с кем-нибудь этой тайной, но который боялся мести царя. Однажды цирюльник вырыл ямку и шепнул туда: "У царя Мидаса ослиные уши." И засыпал ямку. Только потом на этом месте вырос тростник, который прошелестел об этой тайне всему свету.

Славная сказка. Ее рассказывают детям в назидание о том, что стремление к большому богатству может обернуться бедой. Уже захлопывая книгу Берт вспомнил: ну да, точно, так называлась фирма, в которой работала Ольга. Она избегала говорить о работе и со времени их первой встречи ни словечком не напомнила о компании, в которой работала, но в ту первую их встречу она дала ему свою визитку, которая должна где-то у него храниться.

Берт откопал-таки эту визитку среди прочего бумажного хлама в одном из ящиков рабочего стола. Ольга Болотова, МИДАС-ИНВЕСТ. Это ведь то самое, о чем говорил МакМиллан... Судя по всему, у Ольги были неприятности, потому что ее фирма влетела в дурацкую историю с акциями. Вот глупышка, ей только и нужно было - рассказать об этом ему первому. Он бы и утешил ее и помог бы подыскать другое место. Ведь это проблемы ее боссов, у которых в этом деле завязан капитал, а ей-то что переживать.

Завтра он обязательно позвонит в этот МИДАС-ИНВЕСТ и постарается узнать, как ее разыскать. Берт забросил мифологический словарь в кресло у телевизора и растянулся в кровати. Сон все не шел. Тогда он встал и проглотил пару таблеток снотворного. Вот они, издержки их коллективистского воспитания. Девчонка потрясена банкротством их фирмы и не знает, что ей делать. Вот глупости...