Российская делегация на экономическом форуме в альпийском Давосе была одной из самых многочисленных. Крупный финансовый еженедельник писал, что русские решили взять западного инвестора и ссудодателя числом. Между тем в отношении руководителя делегации Анатолия Чубайса, кумира западной публики, пресса не позволяла себе и толики иронии.

- Нам нравится Чубайс, - доверился однажды Климу один громоздкий американец. - Он наш человек, западного типа.

- Наверное, поэтому он не всем нравится в России, - парировал Клим, которому ничуть не польстила любезность собеседника, пожелавшего ему понравиться "с помощью Чубайса".

Американец был упорно неспособен выговорить имя российского вице-премьера и вместо "и краткого" наворачивал какой-то дифтонг. Получалось что-то вроде - Чубайяс.

Американец возглавлял крупный паевой фонд и в разговоре с Климом долго трепался насчет будущего России, что давно уже стало модным общим местом, но от предложения о сотрудничестве отказался. Клим за версту чуял инвестора такого типа. Он будет тебе рассыпаться в комплиментах, нахваливать реформы и провозглашать тосты за Новую Россию, а потом возьмет и вложит свои денежки в какой-нибудь завод микрочипов в Малайзии. А языком потрепать вы все мастера, думал Клим.

Это было в кулуарах одного из заседаний. Американец не отставал от Клима, вот репей.

- России сейчас нелегко. Она дезинтегрирует, уходит от имперского мышления, - продолжал он.

- А Америка приходит, - съязвил Клим. Ольга перевела.

- В чем-то вы правы. Гармонию мира чувствуешь в больших вещах, сложноорганизованных. В единичном ее не познать. Чтобы познать гармонию мира, нужна множественность событий, интегрированных и не противоречащих друг другу.

Клим терпеть не мог философии, переспросил:

- Что-что?

- О, - улыбнулся американец. - Я говорю о том, что дает человеку высший смысл его существования. Индивидуализм как принцип хорош до известного предела. Один ваш русский философ сказал, что индивидуализм губит индивидуальность людей и наций.

- Терпеть не могу парадоксов, - сказал Клим.

- И все же. Индивидуализм действует до известного предела. Дальше этого предела он не работает, и тогда нужно включать институты и процессы, которые объединяют и роднят миллионы людей. Человек способен наслаждаться символами единения в гораздо большей мере, чем своими личными удачами. Роль и влияние в мире Америки растут, ведь США растут как империя. Наши лицемерные политики осуждают имперский стиль, но только не в отношении самой Америки. Вы планируете поездку в Америку, так что имейте в виду: вам придется общаться с бюрократами из самой большой империи в мире, и мыслят они по-имперски. Старайтесь в разговорах с ними походить манерами на далекого восточного сатрапа, дикого и жадного до денег, и тогда у вас, возможно, что-то получится...

Клим внимательно вслушивался в то, что переводила ему Ольга, а потом сказал:

- Пусть идет к черту. Надоел хуже собаки. Мы потратили три дня, уговаривая его финансовую группу помочь нам с АДР. С этим каши не сваришь, зря только время потратили. Кстати, что ты скажешь насчет сегодняшнего вечера? Гульнем?

Форум в Давосе уже подходил к своему завершению. Довольно плотная программа встреч и переговоров удалась процентов на шестьдесят, что можно было считать безусловным успехом. Верный глаз и обширные связи вывели Клима на нужных ему людей. Теперь оставалось время и на "культурную программу", если выражаться комсомольскими оборотами речи.

Давос - город курортный, но небольшой, поэтому внезапный наплыв большого числа людей со всего света изрядно его переполняет. И несмотря на то что многие из них останавливаются и проводят досуг в отелях и резиденциях соседних городков, в давосских ресторанах и кафе во время форума, случается, места не найдешь.

В иное время и в иных обстоятельствах Клим бы не преминул поставить Ольге в упрек, что она не заказала мест для них в ресторане. Однако не сейчас и не здесь. Он сам старался услужить ей в чем мог. Но там, где он мог рассчитывать на признательность и тем овладеть плацдармом для атаки, Клим натыкался на барьер. В ее улыбках все еще не было обещания поцелуя, а в ее любезности не было признаков постели.

Сегодня он решил, что его запас терпения исчерпан, и пора прибегнуть к радикальным методам.

Прогулка вдвоем по вечернему Давосу воодушевила его. Наконец они набрели на утопающий в цветах ресторанчик, в котором нашелся столик для двоих. Клим заказал форель, закуски и белое вино. Форель была отменная, и Клим попросил ее для себя повторно.

- Не знала, что ты так любишь рыбу, - улыбнулась она.

- Еще как люблю! В рыбе, говорят, много фосфора, а без фосфора нет чего?

- ?

- Без фосфора нет мысли.

- Так и говорят?

- Слушай, мы проделали большую интеллектуальную работу, и теперь надо восстановить силы. - Клим заглянул в горлышко бутылке. - Здесь уже пусто, я закажу еще.

- Это дорогое вино. Ты решил потратиться?

- А что - нельзя? Может же российский брокер сделать приятное здешним рестораторам? Это я по молодости вермут заливал по рубль двадцать две. При товарищах. А сейчас мы господа. За меня не бойся. Ты же знаешь - я пью не пьянея.

- И ешь - не насыщаясь.

- Ха-ха-ха-ха! Эт-точно, - сказал он по-суховски. И добавил, становясь серьезным: - Классная ты девка, Ольга. Смотрю на тебя, и не нахожу изъяна.

- Клим, умоляю, давай о чем-нибудь другом. - Она отвела взгляд в сторону.

- О рыбе что ли?

Эх, не получится у него по-джентльментски-то. Клим видел ее холодность, а еще он чувствовал, что в любую минуту может сорваться на хамский тон. Злой он был на баб, которые ему не уступали, до самозабвения злой.

- О рыбе - так о рыбе. Ты знаешь, сколько я ее в Сылве переловил? Только рыбная диета и была. Папаня у меня ребенка задавил. С утра встал во хмелю, влез в свой ДТ-75 на гусеничном ходу - и принял назад, гад... А там мальчишка трех лет вертелся... он его гусеницей в землю и вмял... Папаня три года в тюрьме отсидел, а на четвертый повесился. Такие дела...

Пауза, тяжело зависшая над ними в этом милом ресторанчике в самом центре Европы (с его витражами, большим аквариумом и всякими медными финтифлюшками) растворила в себе все его звуки - журчание фонтанчика в центре зала, оживленную беседу молодежи за соседним столиком, треньканье приборов. Клим знал, что эти слова подействовали на Ольгу гнетуще, и еще знал, что в то же время они были единственной возможностью что-то изменить в ее отношении к нему. Шестым своим волчьим инстинктом он чуял, что и ей что-то от него нужно по большому счету. Только вот что? А за человеческой гранью этого инстинкта он понимал, что это ее "что-то" не было ни любовным интересом, ни дружеским.

Мало того что она была чертовски хороша, она еще была и недоступна чертовски. Он воспринимал это как парадокс, ведь не было еще такой гордячки, которая смогла бы устоять перед ним, даже если бы и была одержима идеей самозащиты или стремлением набить себе цену.

Так неужели же амуры, всегда сопровождавшие его, как рыбы-прилипалы, отступились от него? Черт возьми, он добивался ее как мог и теперь исчерпал себя. Теперь оставалось одно - давить на нее, давить на психику, на самообладание, на ее достоинство.

Он не преследовал баб, не в его традициях. Злился, но не преследовал. Случалось, силой брал, но их сопротивление было мнимым, данью женской природе. То была игра в кошки-мышки. Теперь же со своим стремлением добиться ее он стал противен сам себе. Мытьем не вышло, так почему ж не катаньем? Он попрет напролом, как влюбленный бульдозер, его ничто не остановит.

- Мать всю жизнь в полеводстве. У нее старший сын, потом я шел, потом сестренка. Старший в армии убился. Осталось нас двое. Вот я и таскал из речки рыбу. То щучку, то язька. Могу налимчика из-под коряги руками... У нас на столе рыба вместо мяса была. Другие мясо едят, а мы рыбу. Что смотришь? Что косишься так недоверчиво? Или рассказ мой неитересный? А я вот смотрю на тебя и думаю: вот вроде сидит передо мной столичная девка, а вроде и на столичную не похожа. Сила у нее есть во взгляде. Но не дешевая сила-то - как понт у столичных баб, а настоящая, думаю. Ладно, кончаю базар...

Клим допивал уже вторую бутылку какого-то редкого французского "шато". А ведь и в самом-то деле - есть у этой бабы какое-то двойное дно, второе. Надо бы найти время - да попросить Тихона покопаться у нее в прошлом. Невозможно - чтобы такая краля, да без прошлого...

Вечера тет-а-тет не получилось. Они вернулись в отель, и Клим напросился к ней в номер. Ольга согласилась, при условии что ненадолго. Он уже хамил в открытую, по-шпански. Это был какой-то психоз, он был зол на всех на свете. Он завалился к ней с выпивкой.

- Ты вот решила, что я к тебе пристаю. Что мне от тебя чего-то надо. А я просто выпимши мальца - и всех делов...

Что за хрень такая! Он же видел, как в этих ее глазищах мерцал неразгаданный интерес к нему. Не как к мужику и даже не как к человеку, а как черт его знает к чему... Может, этот ее интерес и вызвал в нем ответную реакцию. Так или иначе, теперь он просто заболел этой девкой и никак не найдет способа избавиться от этой болезни. Такая чехарда.

Они сидели в креслах у нее в номере.

- Ты просто устал, Клим. Тебе нужен отдых.

- Отдых? Отдых мне нужен? - изумился Клим. - Когда это мне нужен был отдых? Мне работа нужна была.

- Ты всегда хотел быть брокером?

Он пожал плечами и отхлебнул из горлышка:

- Не знаю. Наверное, нет. У меня такого вопроса не было. Я просто стал тем, кем стал. Мне просто нужны были деньги. Мне всегда было интересно делать деньги.

- Не пей так много, Клим.

- А я не пьянею. Тебе не нравится?

- Нет.

- А есть во мне что-то, что тебе нравится?

- Не знаю, я об этом не думала.

- Я предлагаю подумать. - Он сел на боковушку ее кресла и притянул ее за плечи, пытаясь поцеловать.

Такой реакции Клим не ожидал. Ее лицо исказила гримаса злости, и она с силой его от себя оттолкнула. Его бутылка виски стукнулась о стену, обитую гобеленовой тканью, оставив на ней приличную кляксу.

Это не остудило его, а наоборот - разбудило в нем беса. Почти две бутылки вина и еще виски решили исход борьбы со страстью, которая донимала его в последнее время.

- Вот такая ты мне и нужна, - прохрипел он в злобном восторге и кинулся на Ольгу. - Я все равно получу тебя!

Клим хищно рванул ворот ее платья. Жемчуга с ее ожерелья разлетелись по углам. Какие там к черту приличия, вот они, ее зовущие груди, вот ее ноги, такие желанные, вот ее все, - и он все это получит! Клим впился губами в ее грудь, потом в ее объятые дрожью губы - но тут же был укушен. Получил удар коленом в пах и застонал, сползая на пол. Его лапищи, только что осязавшие тончайший бархат ее кожи, схватились в болевом пароксизме за сосуд любви.

Сама Ольга метнулась к двери, но обидчик в рывке с пола успел достать ее за лодыжку и не выпустил бы, если бы в следующий миг она не швырнула в окно изловчившись увестистую пепельницу из малахита. Окно разлетелось на куски, пепельница улетела во двор, и Клим выпустил захват, матерясь на чем свет стоит.

- ... ладно, твоя взяла, - смирился он, заканчивая матерную тираду.

Наутро портье одного из отелей в Давосе с интересом наблюдал, как фондовый воротила из России угрюмо отсчитывает наличные за причиненный ущерб в номере, где проживала его спутница. Та заказала себе такси в аэропорт еще в середине ночи. Русскому также пришлось заплатить за вмятину на капоте итальянца, оставлявшего свой "альфа-ромео" под окнами отеля на ночь. Тот преувеличил размеры реального ущерба как минимум втрое, но русский торговаться не стал.

Итальянец улыбался портье, невольному их арбитру, не в силах скрыть удовлетворения исходом инцидента:

- О нет, это не финансист. Как только он на меня посмотрел, я сразу понял, что это бандит. Очень крупный бандит!

- Возможно, но согласитесь, весьма любезный, - вернул улыбку тот, имея в виду размер компенсации, истребованной макаронником за капот своего несчастного "альфа-ромео".