Клим завершал последние приготовления к "афере века", как шутливо именовал сделку с акциями ДЕЛЬТАНЕФТИ Николя. Это всецело занимало Клима, выводя за рамки сознания все остальное, включая и мысли об опасности, источник и размеры которой локализовать пока не удавалось.

- Босс! - Николя просунулся в дверь его кабинета, одновременно стуча по ней с наружной стороны. - Вчера мы с одной знакомой ведьмой слетали на ее метле на очередной шабаш. Впечатлений - выше крыши.

Клим оторвался от бумаг и глянул на него исподлобья, прихватив пальцем то место в бумагах, на котором остановился.

- О чем вы, юноша?

- Как о чем, босс? Разве вам не икалось вчера вечером? Когда вы вчера пили себе вечерний чаек в кругу семьи, вашего подчиненного обирала до нитки одна шикарная краля.

Повисев на дверной ручке, Николя приблатненненько этак продефилировал к Климу и плюхнулся в кресло перед его рабочим столом. Потом он судорожно оттянул узел галстука - и Клим почувствовал разницу между трезвым Николя и нетрезвым. Чтобы довершить эффект, Николя глубоко вздохнул, полнозвучно сопя, после чего медленно все выдохнул через стол. Клима закачало.

Другой бы за такое вылетел из фирмы через пять минут и навсегда. Только не этот. Этот был до зубной боли умен и до щекотки обаятелен и в общем представлял собой классический тип любимчика, которому все сходит с рук благодаря таланту быть любезным руководству.

- В первый вечер я ее повез в "Титаник"...

- "Титаник"? Что это? - переспросил Клим, возвращаясь к бумагам.

- Босс, вы безнадежный старик. "Титаник" - это на Ленинском проспекте. Ночной бар - или клуб. Там вертится всякая такая молодежь. Там дешево и полно всяких сопливых. А потом она потащила меня в "Пилот". Единственное, что мне там понравилось, - это то, что за вход с баб берут вдвое меньше, чем с мужиков. Чирик и двадцать баксов соответственно. Я ей и говорю: вот видишь - сколько стоишь ты и сколько стою я. Она мне это и припомнила. На следующий день уговорила меня свозить ее в "Манхэттэн экспресс". Ну, взял такси и свозил. Но этим дело не кончилось...

Николя буквально подпрыгнул в кресле навстречу бутылке "фанты", которую протягивал ему Клим. Вот фокус! Николя не успел толком донести бутылку до губы, как "фанту" вопреки всем законам физики - снизу вверх - стало засасывать ему в рот. На последнем глотке он простонал от удовольствия, почесал за ухом в кудряшках и спросил:

- О чем это я? - И вспомнив продолжил: - Ну да... потом был какой-то "Птюч", где к ней привязался ее знакомый. Представляешь? Надо же так назвать рюмочную! Я уже был на взводе, а этот тип так наглел, что пришлось его вывести и поговорить с ним по душам. Этот "Птюч" недалеко от Павелецкого вокзала.

- И ты дал ему в морду?

- До этого не дошло, так - за грудки слегка подержал.

- Короче, Склифософский. У меня не так много времени, - нажал на него Клим.

- Босс, короче нельзя, вам придется выслушать все до конца. Эта краля визжит. Я, говорит, манекенщица, я часто вращаюсь в этих кругах. Это мой знакомый, он художник, а ты... А я на нее: проститутка ты, а не манекенщица. А она вроде того: я не такая, я жду трамвая. Вот тут этот тип на меня и попер...

- Ну, а ты?

Николя махнул рукой:

- А что я... подлетели двое вышибал - давай крутить мне руки. В общем пришлось этим сотню баксов сунуть - чтобы отвязались, чтобы без ментов обошлось. Что же, говорю, за приличное место такое, где пристают к моей девушке...

- Короче, Склифософский.

- Короче, я ее опять затолкал в такси и говорю: теперь поедем в приличное место, куда паразитов небритых в рваных майках не пускают... пусть они хоть веласкесы, их мать. И повез ее на Зубовский - в "Ап энд Даун". Ты же знаешь, это один из самых дорогих ночных кабак ов. Туда без тыщи в кармане и не суйся. За ночь мы прокутили там полторы. Стоило мне заглянуть в писсуар, как она себе снова дружка нашла. Смотрю - какой-то жиртрест уже нашептывает ей что-то на ухо. Короче, я с ней полаялся и пошел домой один. Пешком. Думал проветриться. Останавливают меня двое...

Клима эта болтовня уже начинала злить. Раздражал его и похмельно-кочевряжистый тон Николаева, его подчеркнутое выканье, притом что они всегда были "на ты". У Клима давно уже зрело желание поучить жизни этого хвастливого мальчишку. Чуть отпусти возжи - и эти московские бездельники с удовольствием сядут тебе на шею. В общем подходящий случай приструнить парня. Клим свел брови потеснее:

- Что же ты, Николаев, что же ты о своих потаскухах-то здесь бухтишь? Или бабу приличную найти не можешь? Так езжай ко мне на Урал. Подыщем тебе, там их полно. Я же от тебя дела жду. Жду, что ты мне расскажешь, что там у нас за штука с металлургией (тот курировал корпоративные бумаги металлургического цикла). А ты мне, сукин сын, про свои шашни да про водку баки заливаешь. - Клим пружиной встал из-за стола, побагровел. - А? Или поучить тебя приличиям? Смотри, парень!

Но тут случилось неожиданное. Николя закинул ногу на стол и стал на нем завязывать шнурок. И прежде чем у босса сжались от возмущения кулаки, убрал ногу со стола, достал из бокового кармана пиджака небрежно смятый листок и бросил его на стол. Разгладил его рукой, словно раскатал скалкой.

- Что это? Ты че мне глазки-то строишь, как девка? Что это? - сбитый с тона, сердито поинтересовался Клим.

- Это письмо председателю Госкомимущества господину Коху. Дорогому Альфреду. - Николя рукой навертел в воздухе вензелей. - Со всяким почтением к их превосходительству. И в ожидании скорейшего ответа - искренне ваш Эндрю, понимаешь, Сетон. Морган, понимаешь, Гренфел. Немецкий филиал.

Как умело этот подгузник московский его разыграл! Что там ни говори, а у этого клоуна большое будущее. Ведь умеет же все так подфинтить, что ты перед ним еще и извиняться будешь. Надо же, так научиться управлять его, Клима, эмоциями. В одну секунду разменять гнев на милость!

- Дай! - Клим нетерпеливо потянулся за бумагой.

- Э нет, дяденька. - Николя спрятал листок за спину. - Сначала станцуйте ламбаду.

- Ну дай же!

- Нате. - Николя отдал бумажку, дразня босса пьяным реверансом.

Клим быстро пробежал вглядом письмо, содержанием которого был инвестиционный тендер по акциям Новолипецкого металлургического комбината (НЛМК). В своем обращении к Коху мистер Сетон выражал обеспокоенность сроками переноса тендера. С абзаца на абзац бабочкой порхали слова "от лица нашего клиента", "наш клиент более всего желал бы знать", "наш клиент еще раз подтверждает свою готовность". Так называемый клиент был крупным иностранным держателем пакета акций НЛМК. Первоначальный срок проведения тендера был уже пропущен, а клиент не получил никакого уведомления, как не было ничего известно и в отношении условий тендера.

Было видно, что анонимный клиент нервничает. Это отчасти нашло выражение и в том, что клиент не удержался от советов руководству имущественного ведомства русских. Коху писали:

"...Учитывая неэффективность некоторых прежних инвестиционных тендеров по причине невыполнения обязательств выигравшим тендер лицом или же по какой-либо иной причине, наш клиент считает, что необходимо взвешенно отнестись к преобразованию инвестиционного тендера по НЛМК в денежный аукцион, так как это могло бы сообщить большую прозрачность и большее доверие процессу, помимо того что отсеяло бы несостоятельных и привлекло бы настоящих претендентов..."

- Ну как, босс? Дымит трубой родной завод? - Николя намекал на то, что Клим был выходцем из тамошней инженерии.

- Ты смотри. - Клим щелкнул пальцем по листку. - Волнуется народ. Переживает. Откуда у тебя это письмо?

- Да так. Селедку на базаре покупал. Ее мне в эту бумажку и завернули, - отшутился Николя.

Клим оседлал край стола и погрузился в повторное, более внимательное чтение текста:

- ГКИ дает одобрение инвестиционным программам, и кругом до фига умников, желающих поучить этих господ из ГКИ.

- Что неудивительно, - кивнул ему Николя. - У них ведь там, на Западе, башка пошла кругом. Ну, где он там у себя сможет купить тридцать процентов крупного металлургического завода за десять лимонов баксов? А здесь пожалуйста - езжай в Сибирь, плати деньги и клади в карман.

- Эт-точно, - по-суховски согласился Клим. Водилось за ним такое, босс переходил на цитаты из "Белого солнца пустыни", когда его устраивало, как идут дела.

- Только иностранцев не ко всем конкурсам допускают, - добавил он после паузы.

- Ну и дураки. - Николя выпустил дым, закурив сигарету.

- Это по-твоему дураки. - С мнимой строгостью поднял палец Клим. - А с точки зрения государства...

- По-нашему, босс.

- Что?

- Вношу поправочку: не "по-твоему", а "по-нашему".

- И все-таки? - Улыбнулся Клим. - Откуда у тебя это?

Николя озорно встрепал свои кудряшки пятерней:

- Какой же ты бестолковый, Клим! Вопрос не в том, откуда у меня это. Вопрос в том, кто этот так называемый клиент.

- И ты это знаешь?

- И я это знаю. И вполне заслуживаю опохмелки пивом.

- Что за перегар! Прочь с глаз моих! У тебя вся первая половина дня. Только сожри какую-нибудь гадость, когда вернешься назад. Чтоб не пахло. Что жует эта переводчица в рекламе - та, у которой все зубы гнилые. Погоди...

Клим хотел остановить его уже в дверях, но баловень фортуны, сияя похмельным румянцем, уже съезжал по перилам парадной лестницы. Эх, фортуна-ты, фортунища наша! - Улыбнулся сам себе Клим, счастливо ровняя пальцем ус. В последние несколько месяцев удача буквально преследовала МИДАС-ИНВЕСТ, как влюбленная маньячка. А тот случай на открытии их нового офиса был единственным черным пятном в новейшей истории их фирмы.

Даже за своей всегдашней занятостью Клим находил минутку-другую подивиться расположению, а прежде и превратностям фортуны. Он не был человеком великого ума и терпеть не мог глубокомыслия, когда дело не касалось финансовых вопросов. Он просто бывал очарован стремительностью перемен в судьбе, их легкостью и спонтанностью. Репортерам, конечно, он говорил, что его успех стоил ему большого труда, что он нажил себе горб и язву желудка, хлопоча по делам МИДАС-ИНВЕСТа, только все это было вранье. Ему просто везло.

Ох, уж эта фортуна, черт ее дери! Иных судьба толкает, как по синусоиде, - с горки на горку. Иных катит ровно, как по широкому германскому автобану. Третьим она обещает небеса обетованные, а вместо того толкает в кювет. Так она обращается с честолюбцами, которые от нее, матушки-фортуны, ждут многого. А нечестолюбцев она щадит. Овцам она равнодушно оставляет клочок пастбища, где им суждено щипать травку пожизненно. Волки же - другое дело...

Овце дано испытать судьбу лишь однажды - в волчьей пасти или на лезвии ножа. А вот кому что и дано - так это волку. Ему дано испытать радость погони, истошность зимнего воя, дано отведать свежей кровушки. И не по-комариному, через хоботок из капиллярчика, а из рваной артерии и взазос. Ему и дружба ведома, и вражда, и любовь. В овечьей отаре все это заменяют эрзацы. Нет, не познать овце настоящего счастья и меры вещей на земле. Не дано. Ее природа обрекла на стрижку и заклание. А вот волку дано, еще как дано-то!

Клим вырос статным и жилистым, никому не прощал обид. Первым среди сверстников стал брить бороду и отпустил усы еще в школе, за что не раз бывал осмеян учителем физкультуры. Первым отведал девичьих ласк. "До поры созрел," - заметила матери всезнающая и лукавая баба Фрося. "Хоть и до поры, да не скороспелка," - с гордостью ответила та. В тот же год он намял бока двум деревенским дембелям, а когда они его еще раз подкараулили, он одному из них своротил скулу, а другому поломал ребра штакетиной.

А с волчьей породой его роднили особые отношения. Давным-давно это было, волки загрызли его прадеда - от села, от Серги, недалече. Сергу эту, если поворошить историю, основал в здешних приуральских местах сам Серга Радонежский. Вот в его-то честь и назвалось селишко. А и любо оно покоится по-над студеной рекой Сылвой в окружении косогорочков. В родимых местах Клим не бывал с прошлого года, со смерти матери...

Про гибель прадеда его, хоть и было оно в старину незапамятную и хоть разной диковинной погибели повидали в тутошнем краю с той поры, сказывали сказки в каждой избе. Одно дело - мужик по пьянке под забором умерзнет или в сточной яме с головой увязнет, ну, баба с горя повесится или мужики с топорами подерутся... экая невидаль, в какой деревне этого не случалось. А тут волки... дело тайное, природное. Вот и обросла та история легендами, а старые деды частенько рассказывали ее притихшим внукам.

Климу и самому довелось лет десять тому назад с волками встретиться. Окашивали опушку лесную. Дело было к вечеру. Подворошили за день сенцо, сбили его в валки, давай копешки ставить - чтобы назавтра досушить. А одна луговина глубоко вдавалась в лесок...

Пошел туда Клим - и видит перед собой в десяти шагах волчью морду. Оторопь взяла Клима нешуточная, а волчок стоит и поглядывает, клыки скалит. Клим вилы поднял и стоит, зверь же понятливый оказался, ушел. Так и остался тот валок с сеном до следующего дня лежать.

Вот ведь случай-то...

Случай - удача - фортуна. Эти вещи занимали его воображение уже давно, а в последние несколько лет он стал подлинным избранником судьбы. С полувзгляда определяя в нем птицу большого полета, цыганки - случись ему идти мимо какого-нибудь привокзального торжища - к нему не приставали, а провожали долгим взглядом, бывало. И верно, Клим Ксенофонтов теперь только звездам доверял свою судьбу.

А как же иначе. Это он держал руку на пульсе фондовых бирж планеты, ему подчинялись быркие денежные реки, это он был вхож в самые высокие правительственные кабинеты. Это в его приемной топтались люди из мира искусства с просьбой о попечительстве или подаянии. Это ему принадлежали два особняка, один в центре Москвы, представительский, а другой на ее окраине - с бассейном и оранжереей. А главное, теперь он сам был вершителем многих иных судеб.

А где бы он был, когда бы не реформы? Он был простым молодым специалистом на заводе, когда приятель подбил его открыть кооператив по продаже цветов. Цветы? Этот бизнес, как будто, существовал еще до перестройки. Что же тут нового? Все очень просто, объяснял приятель. Цветы мы будем развозить по ресторанам. А девицы, которых мы наймем, будут разносить их по залу. Представляешь: ты угощаешь свою девушку шампанским, а тут к тебе подваливает дамочка и предлагает купить у нее букетик. Понятное дело, торг здесь не уместен - чтобы без конфуза.

С этого все и началось. Кабы не приятель, быть бы ему заместителем начальника цеха на дряхлеющем железном гиганте - с головой, как у гуманоида, распухшей от проблем с кадрами, со снабжением, с разваливающимися станками. Но нет, и на заводе он уже в директорат бы пробился.

Не под звездой, а под счастливой луной родился Клим Ксенофонтов. Под той круглой луной, под которой поют свою морозную песню серые лесные браться. Было время, когда и он исповедовал овечью мораль. Было, да прошло. Стыдно вспомнить: волк в овечьей шкуре. А теперь он уже и с волками вожакует. А с волками жить и веселей и куражистей, знай только не роняй волчьего тона.

Утраченный было человеческий облик вернулся к Николя довольно скоро. В три часа дня щеки его сияли уже не похмельным румянцем, а фурнитурной медью. Органы зрения уже прекрасно фокусировались, еще лучась млением и благостью, но не блуждая. Николя успел сгонять домой, хлебнуть пивка, принять душ, отоспаться и переодеться во все с иголочки. Благоухал деодорантами и кельнскою водой.

- Ну вот, другое дело. - Примирительно покосился на него Клим, когда тот со скорбно-стыдливым видом приоткрыл дверь в его кабинет и как бы протиснулся в нее. - А то был проспиртованный насквозь. Поправился?

- Угу. По кружке пива и по одному часику сна на каждый глазок.

- Хорошо. Выкладывай свои предложения.

- Не предложения, шеф, а предположения.

- Хорошо-хорошо. - Кивком поторопил его Клим.

- Так вот, это была серьезная работа, босс. Обратившись к компетентным источникам и проведя детальный анализ (пришлось поискать информацию и за бугром), мной доподлинно установлено, что так называемым клиентом в этом письме является не кто иной, как господин...

- Ну?

- Как бы сказать попроще. Ну, в общем господин Альфонсо Сааведра.

Клим удивленно вскинул брови:

- Похоже на нашего...

Николя сел в кресло перед боссом и элегантным движением заложил ногу на ногу:

- Ты не ослышался, Клим. Нервных просим удалиться! Альфонсо Сааведра и любезный наш знакомец Алан тот же Сааведра - одно и то же лицо.

- Что-то больно много совпадений, - хмуро сказал Клим.

- Именно. Альфонс - это его настоящее имя. Я бы даже сказал - натуральное. Так что этот милый господин в равной мере и Алан и Альфонсо. И даже, наверно, не столько Алан, сколько Альфонс.

- Да погодь ты языком-то чесать. У нас уже с ним меморандум подписан.

- Да, соглашение о намерениях. А поскольку документ этот как бы ни к чему особенно не обязывает, то Сааведра счел нужным подписаться за себя как А точка Сааведра.

- Погодь-ка, - встревожился Клим. - Уж нет ли здесь беды какой для нас? Если он под двумя именами, а?

- Я думал об этом. Не похоже. Но, с другой стороны, это как бы показывает нам, что клиент проверенный. Ну, в том смысле, что у него есть долгосрочные интересы на нашем рынке, хотя он и спринтер. Этот тип разыгрывает из себя простака, а на самом деле давно орудует на нашем рынке. Эти западники часто так делают - ну, чтобы им цены не завышали, когда люди узнают, что они такие крутые профи.

- Вообще-то я хотел его проверить покрепче, но теперь вроде и не надо.

- Такая вот скотина, - добавил Николя, как бы читая мысли босса. Тот потянулся к телефону.

- Кому ты хочешь звонить?

- Ольге. Это она мне составляла досье на Сааведру.

- Может, не надо? Откуда ей было знать такое?

- Почему же не надо? Пусть послушает.

Есть повод указать этой недотроге на ее оплошность, решил Клим. Не все же пряниками девку потчевать, можно и кнутом оходить. Он давно мечтал о случае оказать нажим на нее. Больно много воли взяла подруга. И смотрит на него своими глазищами, словно она царица Клеопатра, а не его пресс-секратарь. Такая решительная и зовущая в своей деловитости... Клим подметил, что в последнее время она как бы стремилась стать с ним вровень, ни в чем не давая подчинить себя его власти.

Но главное, она была ему непонятна. В ней был какой-то мощный упор. Нутром он чуял, что подлинную ее суть составляла какая-то идея, возможно, даже страстная идея, идея фикс. Ну, да ничего, он еще разберется с этой сфинксовой бабой, он обязательно пробьется - если не к ее сердцу, то к чему-нибудь еще.

- Ольга, не сочти за обиду, - начал он, едва она вошла в кабинет, - но, похоже, я столкнулся с фактом непроверенной информации. Интересам фирмы это большого ущерба не нанесло, но ты представила мне человека, который... ну, в общем не совсем такой, за кого себя выдает. Речь о Сааведре.

- Я в недоумении, - сказала она.

- Я не думаю, что здесь твоя вина, Ольга, - вступился было Андрей, но Клим показал ему кулак, что делал всегда, когда призывал кого-нибудь помолчать.

Предельно кратко, с трех-четырех фраз, Клим ввел пресс-секретаря в существо проблемы. Однако ей и на этот раз удалось взобраться на ступеньку повыше.

- Я готова признать вину за собой, если ты мне позволишь сесть в кресло, Клим. Если это, конечно, разговор надолго. - Последовала корректная улыбка.

- Да, садись, пожалуйста. Извини.

- Боюсь, что главная моя вина в том, что не смогла отстоять идею аналитического центра, не настояла на ней. Если бы у нас были один-два сотрудника, которые занимались бы вопросами рисков подобного рода, можно бы было выявлять проблемы уже на дальних подступах. Могу добавить, что Сааведру нам рекомендовали солидные люди.

- Ладно, я тебя не виню, - сказал Клим примирительно. - Давайте решать, что все это значит и как действовать дальше.

- Тогда вынесем вопрос на правление, - предложил Николя.

- Ни в коем случае. Сегодня правление, завтра друзья-коллеги, а послезавтра "Коммерсант" с твердым знаком. Сами разберемся, - сурово заключил Клим.

А все-таки она чертовски хороша, думал Клим, оставшись в кабинете с Николя. Что-то в ней есть непрошибаемое. Что бы это могло быть? И нажать на нее не получилось. На столе перед глазами у него лежала бухгалтерская сводка, но он никак не мог вчитаться в ее смысл.

Климу не дано было знать, что вся информация о Сааведре, даже та, которую как сенсацию преподнес ему Николя, в конечном счете исходила от его пресс-секретаря. Вины Николя здесь никакой не было, он всего лишь стал жертвой тщательно сработанной "дезы". Таким образом, Клим очень скоро стал воспринимать информацию о Сааведре как полную и происходящую из разных источников.

Николя уже не имел ни малейших сомнений в отношении Сааведры. Когда Клим по-свойски сгреб его за плечо и спросил:

- А нутром чую, че-то не то. Давай-ка еще раз напряги ум...

Тот виновато взглянул на него из-под льняных кудряшек:

- Я не то что ум, я уже и "пентиум" свой напрягаю. Судя по его размаху, это просто денежная машина. За такого клиента держаться надо, а не сомневаться в нем. Сделка века, блин.

Ладно уж, пусть Новгородцев учит мальчишек осторожности, а Климу Ксенофонтову не пристало. А и небитые они, эти трепачи московские, тоже верно. Иной гнилой интеллигент здешний до самой старости доживет, ни от кого не получив по морде и никого ни разу не ударив. Вот и прогибаются интеллигентики. Умники - после дураков вторая беда России, а дороги - это уж третья.

Вечером того же дня Клим имел довольно жесткую беседу с Тихоном, шефом охраны. Тому было поручено вычислить людей, которые обстреляли МИДАС-ИНВЕСТ в день открытия нового офиса. Если не удастся вычислить конкретно, то хотя бы максимально локализовать источник опасности. Прошла неделя - и вместо доклада Тихон развел руками.

Чтобы скорректировать для Тихона поисковую работу, Клим рассказал ему о своих давних неприятностях, когда он только-только начинал свою карьеру предпринимателя и когда свое дело ему случалось отстаивать собственными кулаками. Умолчал лишь о случае с человеком из Одессы, который должен был оформить отношения с таможней по поводу крупной партии нефтепродуктов. От его услуг пришлось тогда отказаться, но парень был упорный и на свою беду приехал требовать неустойку. Клим был крут и неумолим: поскольку никакого контракта подписано не было, стало быть не было и никаких обязательств.

Того парня нашли в гостинице с простреленной головой. В инобытие южанина отправил Клементьев, человек, которого Клим прежде не раз ссужал деньгами и вообще выручал всяко. Клементьев был неприятным типом, вечно улыбался глухой таежной улыбочкой.

Но если бы кому-то была охота мстить за южанина, то сделали бы это тогда же и без всякой отсрочки.

Климу трудно давалась наука не наживать себе врагов, хотя долгое время он действительно без них обходился. Только это было не в его природе. С годами он просто приобрел манеры и стал осмотрительнее, но клыки обнажал всякий раз, когда хотелось свежатинки или когда покушались на его добычу.

В прошлом году он разорил брокеров средней руки, промышлявших в городах Поволжья. Продал им бумаги акционерного общества, три дня спустя объявившего себя банкротом, поскольку его руководство смылось в неизвестном направлении с крупной суммой денег.

А получилось так, что он поспорил с одним матерым фондовиком, что сможет продать безнадежные бумаги. Сообщение об исчезновении руководства этого самого АО уже достигло слуха ведущих игроков, нагоняя тревожную рябь на фондовое море. На рынке ЦБ установился предгрозовой штиль. Затрепетали ноздри у "быков", играющих на повышение, и забегали глазки у "медведей", привыкших сбивать котировки. Вот-вот на фондовых биржах грянет буря. Однако подавляющая масса мелких и средних держателей покуда пребывает в блаженных грезах...

Именно в такой критический момент, пользуяь близостью к информации и предложив лохам-волгарям бумаги, которые уже начинали тлеть с боков, Клим перепродал целый мешок акций. МИДАС-ИНВЕСТ крупно заработал на этом дельце, хотя и снискал себе сомнительную славу. Вот если бы Климу самому приспичило избавиться от этих бумаг, то за грех эту аферу никто не посчитал бы, а он-то ведь скупил и перепродал...

Тем чудо-брокерам из глубинки, купившим эти акции, не удалось и ночки поспать спокойно. Как только выяснилось, что их грандиозно "обули", один из них примчался на джипе с соответствующими стеклами и двумя физиономиями мрачнее этих стекол. Боже, какой наив, чем решили напугать...

Ситуацию решил профессионализм Тихона, который рекрутировал по просьбе Клима бойцов со стороны и назначил тем людям встречу у одного из кемпингов на въезде в столицу. На следующий день Тихон вышел со ссадинами на лице, хотя и хорошо подмакияженными, а газеты - с заметками о "столкновении двух неидентифицированных бандформирований", закончившимся сожжением автомобиля "чероки".

- Ты с ума сошел! - орал на Тихона Клим. - Мы - солидная фирма, и ты не должен был сам там появляться. А если б ты оказался в ментовке? Я же говорил - подипломатичнее. Ну, побряцали оружием - и баста. Что мне потом пришлось бы рассказывать прессе? А если б они резанули тебя или пристрелили?

- Типун тебе на язык, Клима, - виноватился Тихон. - Однозначно не должен был. Хотелось ребят проконтролировать.

- Проконтролировал? - спросил Клим не без иронии.

- Да все в порядке же, Клима, - басил Тихон, с виду добрый великан, а в деле настоящий монстр. - Без меня могло выйти и хуже.

За эту акцию Тихон был щедро премирован. Но Клим тогда на всякий случай подумывал о наиболее удачном способе проститься с Тихоном Мавриным, начальником охраны МИДАС-ИНВЕСТа. В свое время он проявил немалую изобретательность, чтобы устранить от дел Клементьева, за которым всякое водилось, но который был незаменимым "ассенизатором" в смысле грязной работы и выяснения отношений.

Клим всегда считал, что существует "предел осведомленности", за которым твой агент, которому ты вверяешь самые интимные стороны своего бизнеса, начинает представлять для тебя потенциальную опасность. Увы, это неизбежно, как закипание воды при ста градусах по Цельсию. Поэтому в интересах дела и собственного здоровья представляется вполне разумным в определенный момент вывести его из игры. Поверенного в тайнах нужно менять, пока того не обуял соблазн продать тебя или начать шантажировать.

Все усложняет то обстоятельство, что сама специфика миссии такого агента предполагает, что между ним и патроном должны существовать неформальные отношения, близкие к дружественным. А как же иначе? Вы весьма уязвимы, когда бываете грубы с человеком, побывавшем на обратной стороне вашей луны.

В Тихоне самым поганым было то, что при обсуждении разного рода зыбких материй даже и дружеского тона с ним не удавалось держаться. Тихон вечно срывался на заговорщический, словно он и Клим были два подельника, которым нужно изобрести какую-то версию для следствия. У него напрочь отсутствовало чувство такта и дистанции, он был таежным медведем в душе и одомашненным - снаружи. Только за осанкой простака и увальня в нем пряталось проницательное и расчетливое "эго".

Когда Тихон представил свой незамысловый отчет о "поиске концов" теракта, Клим по кое-каким его репликам догадался, что тот успел копнуть глубоко - в те сферы прошлого, о которых он знать и не должен бы. Например, о случае с южанином. Он как бы вскользь заметил:

- Если ты, Клима, дашь мне какую ни то дополнительную информашку... ну, насчет твоей прежней жизни... тогда я и там поищу. А так у меня башня, блин, трещит от догадок, а отгадок никаких...

А не сделать ли для него исключениие в смысле "предела осведомленности"? Предан и вообще - давно уже член команды. Ладно, там видно будет.

- Мое резюме такое. - Мордастый и губастый, Тихон пощипал себя за волосья, обильно произраставшие из ушной раковины. - Такое резюме: конкретно установить не удалось. Однозначно можно утверждать следующее: на чью-то жизнь эти автоматчики не покушались. Задача была обстрелять нашу контору. Значит это было предупреждение. Но опять же: если это предупреждение, то они должны были дать понять - от кого. Однозначно.

- Заладил, как Жириновский! Однозначно да однозначно! Все как раз ни хрена не однозначно. А если это просто удар по престижу фирмы? Он ведь может быть и анонимный - без обратного адреса?

- Может, и так. - Тихон развел руками. - Красный террор, ха-ха.

- В общем так, Тиша, не нравится мне эта история с террором. Нервирует она меня. Я вот снова на "верблюде", хотя и в завязке. - Клим достал из кармана пачку "кэмела", но тут же с силой зашвырнул ее в корзину для бумаг. - В общем задание у тебя прежнее. Ищи, Тиша, ищи.