Бродкин приехал в Устьи не пустым. Ему удалось продать антикварный магазин; к выручке за него он прибавил припрятанное кое-что в квартире. Всё  это он уложил в жестяную  коробку,  найденную  в доме, освободил её от пуговиц и катушек, уложил в неё

                                                             527

валюту и золотишко, и закопал коробку в подполе под бочкой из-под солёных огурцов.

Когда уехали пожарные и милиция, и разошлись односельчане, Аркадий признался о своём кладе Григорию, тот открыл подпол. Воды туда, конечно, натекло изрядно, но она почти вся уже ушла в песчаный грунт; бочки не плавали, а стояли на месте, как и закатанные банки на полках, и ящики с картошкой и яблоками с Марусиной усадьбы, которую Иван продолжал содержать.

Коробка была выкопана, ящики извлекли и перенесли в сарай на просушку.

- Вот, Гриша, тебе моя компенсация за пожар; считай, что это моя квартплата. Тут должно хватить на новый дом.

Григорий решил восстановить Марусин дом таким, каким он был, в каком они с Иваном выросли, а сзади пристроить вторую часть с мансардой и всеми удобствами на первом этаже. Нарисовал проект, показал Ивану. 

- Одобряю, правильно: площадь надо увеличить, семья должна  расти.

Строители нашлись, сроку им Григорий дал два месяца:

- Только дом с русской печью; вскройте полы, может быть, цел фундамент от старой печи; всё остальное потом можете колотить хоть до мая. – Сказал он бригадиру.

И строители начали восстанавливать Бродовское отчее гнездо под присмотром братьев. Аркадию Борисовичу Иван  выделил комнату у себя, и он там занимался выполнением заказов завклубом. Григорий с Надеждой жили у Лозовых к их радости. Надежде отсоветовали возвращаться в Москву в ресторан, тем более неизвестно было, что там теперь в нём. Она нашла работу в Соколовке.

Разбирая после пожара обгоревшие  балки, доски – всё, что осталось от огня и пролито водой, расчищая место для новостройки вместе с Иваном, Григорий наливался гневом к тем, кто предал огню Марусин дом. И вызрел у него план отмщения, и он непоколебимо решил его реализовать. Бродкин подробно рассказал сыновьям о налёте бандитов, о том, что подписал отказ от ресторана в пользу Гирша.

- Скажи честно, ты оставлял кому-нибудь в Москве  наш устьинский адрес? – Спросил Григорий.

- Гриша, никому! Ты что!

- А как же они тебя нашли?

- Я не знаю. Я только туда позванивал, в ресторан. Ой, я оставил ваш телефон администратору, больше никому.

- Зачем?

- На всякий пожарный… -  Аркадий пискнул и прикрыл рот ладонью. – Это Макс!

- Вот он и возник, тот самый случай пожарный, эх, Аркадий Борисович! Хорошо, что Иван оказался рядом.

- Когда они меня пытали утюгом, я подписал бумаги, отдал Максу за долги ресторан. Вернул, так сказать, взятый кредит. Вот, но как же они по телефону…

- Проще пареной репы. – Сказал сухо Иван.

- Лопухнулся ты, Борисыч. Ладно, возвращать так возвращать. – Поставил точку Григорий, и никто не обратил внимания на двусмысленность его слов.

Бродкин ничего не понял и долго размышлял над сказанным Григорием. А он, объяснив Надежде и Ивану, что у него есть срочные дела в Москве, в том числе и в институте, заявил, что вынужден уехать       на месяц, не волнуйтесь, я буду звонить. И отправился на своём «Запорожце» в столицу в старой армейской форме и с ключами от квартиры Бродкина.

Жил он тихо в Сокольниках, устроился грузчиком на овощной базе  на Открытом шоссе, разгружал вагоны и фуры, загружал продукцию в грузовики, развозившие овощи и фрукты по Москве; прислушивался к разговорам во время  перекуров и за обедом.

                                                             528

Вечерами в ожидании разгрузки у костра из поломанной тары искал, как бы зацепиться за ниточку, которая вывела бы его на нужную тему.

Месяц бы на исходе. Сидела как-то бригада у костра, ела с газеты хамсу с чёрным хлебом и запивала пивом. А кто хотел, и водочкой баловался. Предложили стакан и Григорию, он пошёл в отказ. – Если человек не пьёт, он либо хворый, либо подлюга, - Получил он в ответ.

- Я здоров и не подлюга. Подлюги в Афгане в бээмпэ не горели. И пулю от душманов не хватали. Просто в детстве я перекушал самогону досиня, чуть коньки не отбросил. С тех пор от водки воротит, на дух не принимаю. Пива – в малых дозах – пожалуйста, шампанского бокал. А под хамсу только пиво и хорошо.

- Вон, бери  и лопай бананы, ящик целый.

- Эх, купить бы карабин, я вам лося завалил бы или кабана, вот нажарили бы шашлычков! – Мечтательно произнёс Григорий и кинул в рот очередную хамсу.

Грузчики рассмеялись, а один после перерыва отвёл его в сторону , спросил:

- Серьёзно интересуешься стволом или пошутил?

- Серьёзно, вполне.

- Что нужно?

- Базуку или РГД.

- Круто. А бабки имеешь?

- А для чего я тут ломаюсь, как думаешь?

- Тут много не заработаешь.

- Добавлю.

- Ладно. Ты на своём мотоциклете?

- На «Запоре», ну?

- Завтра подъедем кой-куда.

Короче говоря, добыл мститель из Устьев базуку. Загодя купил на базе два мешка картошки, положил оружие в багажник машины и засыпал его картошкой, сверху расстелил мешки, на всякий случай. И остановил его по дороге домой гаишник.

- Куда, солдат, торопишься?

- Домой.

- Документы.

- Пожалуйста.

- Так, что везём?

- Картошку.

- Багажник открой.

- Пожалуйста.

- Картошка?

- У меня в деревне дом сгорел. Вот подрабатывал грузчиком на базе. Бабки на стройматериалы нужны. Картошку по дешёвке взял. Надо же как-то выкручиваться.

Пронесло, слава Богу! Ночевал Григорий в квартире Бродкина, машину ставил к Никифорычу в свободный бокс. Но теперь опасался оставлять машину одну и решил начать действовать. Побывав заранее в ресторане, он поинтересовался у администратора, кто владелец заведения, и получил ответ: «Гирш Максим Аронович».

- А прежнего хозяина как повидать?

- А его нет. Сбежал от долгов и, говорят, где-то сгорел на пожаре в деревне.

- Спасибо.

Выследил Григорий загодя и загородную резиденцию Слона и теперь от ресторана  сразу поехал туда. Прибыл – уже звезды на небе мигали. Поставил «Запорожец» за кустами, причём  сбросил газ на подъезде и переключил коробку на нейтралку, чтобы подкатить за кусты тихо. Достал из-под картошки оружие мщения, надел бушлат, который возил на заднем сиденье, сел за руль и положил рядом базуку. Движок не глушил – он

                                                             529

тихонько побухивал на холостых оборотах, включил печку и приготовился ночевать, не ощущая никакого возбуждения или волнения. Даже поспал немного.

Утренние звуки разбудили Григория, и занимающийся день приглушил бухтение движка. Григорий опустил стекло со своей стороны и придвинул к себе оружие. Ворота коттеджа Гирша хорошо виднелись в прогале между кустами.

Наконец, ворота заскрипели. Бродов взял базуку на плечо и прицелился. Створки ворот медленно разошлись, и со двора выполз джип. И когда он повернулся боком, Григорий хладнокровно, без сожаления нажал на курок.

Грохнул взрыв, горячая волна ударила стрелка в раненую щёку, он поднял стекло и рванул с места. Он гнал «Запорожец», не оборачиваясь, уже не испытывая никакой ненависти к Слону и никакого раскаяния в содеянном. Он снова был в Афгане и стрелял в маджохедов. Ему было плевать, жив ли этот бандит или сгорел.

По дороге сюда он заметил слева от шоссе какие-то прямоугольные  чеки с водой, вроде старых торфяных карьеров. Завидев их сейчас справа по ходу, остановился, огляделся.  Сзади  никого,  по  встречке шёл грузовик. Он пропустил его, быстро вытащил

базуку и бегом поволок её по траве к карьеру. Намочил платок, протёр всю боевую трубу и швырнул её в воду. Буль-буль… Всё! Шандец!  Мигом вернулся к машине и вперёд, в родные Устьи.

Какие-либо комментарии к поступку Григория Бродова автор давать не намерен. Он  предоставляет это право  читателям, оставляя за собой право осуждать ли героя за это или нет.

                                                        *       *       *

-Ты где был? – спросили Григория, когда он вернулся в Устьи.

- Где был, где был… За картошкой ездил, - натянуто улыбаясь, ответил он.

- Какой картошкой?

– Вон, в багажнике. Принимайте подарок от столицы.

- У нас своей завались. Брат, кончай шутить. Стоило ли в такую даль мотаться?

- Стоило. Всё путём. Отец, о ресторане не вспоминай. Живи пока здесь, никто тебя больше не побеспокоит. Хочешь – возвращайся в Сокольники. Только не занимайся больше  тем, чем ты не умеешь и не должен заниматься.

- А ты?

- А мне на роду написано быть вашим кормильцем – хлеб сеять, картошку сажать. Так мне мать Мария завещала, святая наша Маруся.

- А дар художника?! – Заволновался Аркадий, - Закопаешь вместе с картошкой?!

- Зачем? Всё решим в своё время.