- Это тебя. - Наталья небрежно бросила телефонную трубку на их кровать величиной с игровую площадку, встроенную в стену в виде алькова. Именно о такой - с дорогим бельем в розовых тонах - она и мечтала, одержимая идеей любодеяния. В последние год-два все ее мысли были ориентированы только на совершенствование техники альковных отношений и арсенала приворотов. Клима давно уже злило, что жена по поводу и без повода выпячивала свои гладкие телеса, словно рекламная сучка.

- Это только начало, - сказали ему на том конце провода глухим баритоном. - Жди продолжения...

Трубку повесили. Клим бессмысленно вслушивался в гудки. Определитель номера почему-то не сработал. Он устало присел на край кровати и оттянул узел галстука.

- Что стряслось? Ты ведь куда-то собирался, кажется? - изумилась Наталья и попыталась приластиться к нему. Клим отвел ее руку.

Его станции дальнего обнаружения заработали на полную мощность еще позавчера, когда из автоматов обстреляли церемонию открытия нового здания МИДАС-ИНВЕСТа. Клим поднял на ноги всех, кто отвечал за безопасность фирмы. Кто? Кому это нужно и для чего? Пока ни одного вразумительного ответа.

Бог свидетель, Клим не был безгрешен, попытка записать его в святые угодники завершилась бы крупным скандалом. Случалось, что его дао к успеху мостили проклятия соперников. Ему везло, но иногда это везение приходилось выколачивать из тех, кто стоял у него на пути.

Кто? Кому нужно? Зачем?

Были люди, которых он обошел в большой игре. Несколько годков тому назад, до того как заняться фондовыми операциями, он промышлял на товарно-сырьевой бирже, одновременно создавая мощную коммерческую сеть в металлургической сфере. Он был металлургом по образованию и начинал свою карьеру инженера на Новолипецком металлургическом комбинате.

У него были мощные локти, неукротимая молодость, и было время, когда он не считался с авторитетами. При этом все же не ставил цели нажить себе врагов. Если и выкручивал руки кому-то из конкурентов, то только в полной уверенности, что те не помышляют о возмездии. Было время, когда он вообще не знавал чувства опасности и рыскал в поисках поживы волком дни и ночи напролет. То было, пока кое-кого из его прежних соратников по бизнесу, пренебрегших правилами волчьей игры, не срезали пули снайперов. Было время, когда его считали не в меру охочим до чужого и посоветовали подумать о восстановлении своего реноме. Но все это было давно, очень давно. Сегодня он и силен и умен, как никогда.

Пожалуй, самая крупная неприятность случилась с ним три года тому назад - еще в бытность купцом с местом на товарной бирже в Екатеринбурге. У него была договоренность с одним влиятельным человеком о том, чтобы провести большую партию груза через одесскую таможню. В самый последний момент Клим отказался от его услуг и перевел операции в другой черноморский порт. Клим не пожелал отвечать по претензиям, так как дело не было заключено формально.

"Джентльменское соглашение" - выдумки доверчивых западных буржуа. Вскоре после этого у Клима сгорел товарный склад. Тогда Клим позвал своего старинного корешка Клементьева, боксера и убежденного зэка. Еще через неделю тот тип из Одессы был найден задушенным в собственной машине. Клима тогда чуть не упекли за решетку, слишком вызывающим показался его протест дознавателям.

Кто? Кому это нужно? Зачем?

И если до того случая Клим Ксенофонтов шел вперед, как океанский буксир, толкая перед собой крутую волну, то после этого понял: когда сидишь по уши в дерьме, волну поднимать все же не стоит.

Тогда ему помогли связи в прокураторе, а вот Клементьева месяц спустя посадили за решетку надолго, хоть и по другим обстоятельствам. Клементьев просил у него помощи через дружков, но Клим тогда на время исчез из Екатеринбурга.

Кто? Кому это нужно? Зачем? А может, оно и есть? Клементьев? Да нет же, давно это было, три года тому назад...

- Дай таблетку от живота, - соврал он Наталье и решительно прихватил снизу галстуком нервно гулявший кадык. Одевшись, оглядел себя в зеркале - официальнее некуда. Серые глаза отливают стальным блеском, а чуть вздернутые нос и верхнюю губу разделяют густые черные усы. (Восемь лет тому назад две девицы в липецком ресторане даже подрались из-за него, так он был хорош.) Во всем был выдержан тон - от шнурков и до шляпы. Судьба человека - это его внешность, а также то, как он сможет этим воспользоваться.

Что у него сегодня? Первой по плану была встреча в Федеральной комиссии по ценным бумагам и фондовому рынку с Джонатаном Хеем, ведущим консультантом комиссии из Гарварда, а попутно с ее секретарем Игорем Бажаном и экспертом Дмитрием Субботиным, приятелем золотушного министра ценных бумаг Димы Васильева. Этих людей в нем привлекали его позиции маркет-мейкера, что неудивительно: МИДАС-ИНВЕСТ занимал виднейшее место на фондовом рынке.

С этим жульем у Клима были общие интересы, ведь они формировали этот рынок с сильным креном в сторону саморегулирования. А Клим и хотел всегда сам заказывать музыку. Радение этих комиссионеров о независимости было небескорыстным и целиком подчинено диктату американского капитала. Ох, до чего же поганая морда у этого Джонатана Хея...

После этого Климу предстояло встретиться за обедом с Аланом Сааведрой. Вот эта вторая встреча и должна была стать главным событием дня. Вопреки ожиданиям Клима, бразильеро ничуть не отпугнуло случившееся. Похоже, этот тип неплохо переносил авантюрные ситуации. Ольга говорила, что он был смел и решителен насчет денег, но деньги, собственно, и делали его смелым. В одной из газетных вырезок, которые она дала Климу, о Сааведре писали как о виртуозе, настоящем Паганини от финансов. Что-то уж больно много рекомендаций...

Когда они встретились во второй половине дня, Сааведра долго жал ему руку:

- Знаете, Клим, свой дебют на российском фондовом рынке я мыслю как проникновение в страну Чайковского, Рахманинова и Прокофьева. Я часто слушаю их музыку.

Клим предпочел бы сразу перейти к делу, а не выслушивать эту блажь, но на всякий случай выдавил из себя улыбку. Про себя он звал Сааведру Альфонсом - по первому имени. Тот молниеносно подметил неготовность Клима вести интеллектуальные беседы.

- Итак, о каком пакете акций ДЕЛЬТАНЕФТИ мы можем говорить, отбросив ложную скромность? - Он распахнул свои зубы, демонстрируя сдержанность и добрую волю.

Их беседа шла в фойе отеля, где остановился Сааведра. Они расположились в огромных кожаных креслах, в которых и гигант казался бы младенцем. Сверху на них ниспадало пальцами-листьями нечто раскидистое и плакучее, произраставшее из деревянной кадки. Переводила Ольга.

- Ничего такого, что сопоставимо с контрольным пакетом, господин Сааведра.

- Нас это не огорчает, ведь нас интересуют портфельные инвестиции и мы не ждем подарков судьбы. Мы уходим от лишней ответственности, но одновременно нам бы хотелось оказывать некое влияние на процессы. Мы держимся золотой середины.

Красиво жестикулируя, Сааведра старательно наводил дымовую завесу из слов, но сколько бы он их ни наговорил, ему не удавалось скрыть за враньем единственного, что его волновало, - доступ к возможно большему пакету акций ДЕЛЬТАНЕФТИ.

- Запуская свои капиталы на российский рынок, - продолжал он, - мы подвергаем их колоссальному риску. Наши претензии, полагаю, адекватны степени риска.

- Вы не единственный, господин Сааведра, кого интересует эта компания, - прохладно заметил Клим. - В последнее время на Россию нацелены несколько глобальных фондов. Главными их инвесторами являются паевые фонды, которые не опасаются крупных системных рисков.

Небрежным жестом, словно художник кистью, Сааведра начертал в воздухе символический упрек:

- Но для того чтобы эти фонды могли инвестировать капитал в Россию, им нужно получить разрешение регулирующих организаций в своих странах. - Повторный жест. - А для того чтобы получить такое разрешение, им необходимо представить доказательства того, что физическая и правовая инфраструктура фондовых рынков в России достаточно развита, чтобы охранить имущественные права инвесторов. Далеко не все претенденты способны заручиться таким разрешением. Будем откровенны, Россия - это минное поле для инвестора.

- Так ли я вас понял, господин Сааведра, что вы готовы представить больше гарантий по вашему участию в проекте? И значит ли это, что в случае вашего внезапного отказа наши издержки и моральные потери будут должным образом компенсированы?

Началась игра, и они на какое-то мгновенье переняли друг у друга роли. Один из них на секунду принял деловую манерность другого, а тот взял в обиход несвойственную ему односложность.

Сааведра просторно улыбнулся:

- Многие имеют потенциальный интерес к России, но из этого еще не следует, что некто в России обладает волшебным ключиком, способным открыть шлюзы навстречу денежным потокам.

Клим не замедлил улыбнуться в ответ:

- На это я скажу, что есть десятки фондов, каждый с активами в десятки миллиардов долларов и больше и с потенциальным интересом к России. В их числе Fidelity, глобальные фонды которого стоят 300 миллиардов долларов, Templeton - 120 миллиардов, Shroeders и Morgan Stanley. - Клим загибал на руке пальцы.

- И ни один из них до настоящего времени ничего не инвестировал. Все это довольно печально, но факт.

Сааведра помедлил, потом исполнил некий реверанс - насколько это было возможно в сидячем положении:

- Вы заслуживаете комплимента, Клим. Вы любите торговаться. Ваши условия?

- Для вас это будут сущие гроши. - Клим назвал ему цифру в комиссионных процентах, считавшшуюся разумной в пределах практики. Сааведра деланно вскинул брови (ого!), но не протестовал, поскольку про себя счел ее даже заниженной.

Мало-помалу, на тихих оборотах, МИДАС-ИНВЕСТ и Сааведра подходили к заключению сделки. Алан несколькими днями раньше был принят в мидасовском брокерском отделе, где вершил дела Андрей Николаев (по кличке Николя), слывший в особом фаворе у Клима. Искусно напотчеванный пятью или шестью коктейлями, Сааведра хлопал Николя по спине:

- Я беру его в свою команду, Клим. Этот малый умеет вливать в людей джин с тоником не хуже, чем я умею вливать инвестиции в чужую экономику.

- О'кей, - предложил тогда Клим, - пьем за инвестиции.

- Нет, постой. - Алан отмахнул предложение указательным пальцем. - Пьем за талант!

Теперь же разговор двух фондовых менеджеров развивался во вполне деловом ключе, как если бы вовсе и не было того сабантуйчика, которым в МИДАСе пытались привадить Сааведру. Свойство хорошего биржевого игрока, ведет себя словно и не было той пьянки, - отметил про себя Клим, - отправим расходы по этому ету в статью безнадежных долгов.

- У вас просто катастрофа с политикой. От России всякого можно ждать. Страна революций.

- И реформ, - подсказал Клим.- Вам нечего опасаться.

- Кроме банкротства, ха-ха-ха-ха.

Вместо обычного жеста - откинуть длинные кудряшки со лба - он озабоченно приложил палец к завитку крыла своего большого потного носа. По изяществу исполнения это было похоже на то, когда светская красавица нежно косается перстом, унизанным бриллиантом, своего точеного носика.

И все же он какой-то непонятный, этот Сааведра. Надо бы перепроверить информацию о нем, - решил про себя Клим, а вслух сказал:

- Вам нечего бояться политических рисков. Говорят, что вы - спринтер. Вы хоть и говорите о порфельных инвестициях, но больше похожи на человека, который зарабатывает на быстрой перепродаже.

- Ха-ха-ха-ха.

- Ладно. До следующих президентских выборов еще уйма времени, вы и сами вполне можете подержать эти акции. Обещаю вам, они еще будут расти, как бамбук.

Бразильеро посмотрел на Клима лучисто и проникновенно:

- Мне необходим пакет в двадцать процентов акций ДЕЛЬТАНЕФТИ.

- Попробуем. Боюсь, что это...

Сааведра взял его за руку:

- Клим, я знаю - вы это сможете. Вы влиятельный человек и таланливый организатор. Так о вас говорят. Добейтесь для меня этих двадцати процентов - и вы получите персональный бонус. Не мне одному, нам обоим нужна эта сделка. Я верю в вас. Такие люди, как вы, - будущее этой страны.

Чтобы не поморщиться, Климу пришлось совершить над собой усилие. Ложный пафос на том, что было произведением личной корысти, был ему не по нутру.

- Идите к черту, Сааведра. Мы просто набиваем друг другу карманы. Вы мне, а я вам.

- Как партнеры мы начинаем все более адекватно понимать друг друга. - Собеседник восторженно вскинул брови. - И помните, Клим, нам нужны двадцать процентов акций ДЕЛЬТАНЕФТИ.

Странно - почему он намекнул на бонус в присутствии Ольги. И все же был в нем какой-то подвох...

Главой новой нефтяной компании ДЕЛЬТАНЕФТЬ стал некто Иван Терехов, а вторым лицом в ней был Лев Рахманевич, с которым Клим пару лет тому назад водил личное знакомство. Подступиться к этой нефтяной компании нужно было именно с его стороны.

В самом начале молодости у Клима был приличный стаж скалолазания, с тех пор любое большое дело ему виделось как восхождение на вершину горы. Он присваивал этому делу категорию сложности, выбирал самый удобный маршрут. Он брал очередной пик - и дело приносило ему миллион долларов.

Не так давно у него уже была подобная вершина, но там он шел по более отлогому склону. А в случае с ДЕЛЬТАНЕФТЬЮ ему предстоял участок пути, представлявший собой отрицательную вертикаль. Двадцать процентов ДЕЛЬТАНЕФТИ (притом что иностранным инвесторам была отпущена квота на четверть меньше - пятнадцать процентов) означали, что придется пользоваться услугами самого влиятельного лобби. Более того, поскольку новая компания у всех на виду, то при неблагоприятном течении дел нужно было позаботиться о каком-то камуфляже для тех пяти процентов, которые составят разницу.

Лев Рахманеневич имел обширный опыт в биржевой игре и контрабанде произведений искусства за границу. От второго амплуа отказался, когда заметно преуспел и социализовался в первом. Руководству ДЕЛЬТАНЕФТИ он понадобился как знаток принципов корпоративного капитала. Махинатор и фанфарон, он любил все загрести под себя и при этом лебезил и извинялся, словно всего-то наступил партнеру на ногу.

Как-то раз Клим с Рахманевичем были парнерами в одном дельце, но тот бессовестно его обжулил. Клим тогда собрал в свой железный кулачище рубашку у того на груди - да так, что пуговицы слетели:

- Мне надоели твои штучки, дружок. Я тебя накажу.

- Климушка, дай мне время - и я верну все до копейки. Я просто имел дело с ненадежными людьми, меня обманули. Не бей меня, Климушка, я тебе пригожусь.

Он был весь - как уж под вилами. Потом задрожал, как кусок холодца, пустил сопли и окончательно лишил Клима желания начистить ему физиономию.

- Ну, блин, столица, блин, гнилая! - Сплюнул Клим. Заломив ему за спину руку, Клим влепил хорошего пинка в его большой трепетный зад. Рахманевич незамедлительно испортил воздух.

Деньги были, впрочем, небольшие, и Клим их ему скоро простил. С тех пор минуло два года. Рахманевич мельтешил на страницах "Коммерсанта" и "Делового экспресса", и всякий раз, когда Клим натыкался на его имя, то брезгливо отшвыривал газету в сторону. Но сейчас эту брезгливость ему нужно было в себе преодолеть. Без Рахманевича теперь никуда. Но когда кто-то тебе противен - это одно, а когда тебя от него тошнит - это другое.

- Так что мы знаем о Льве Рахманевиче? - Клим рассматривал из окна своего офиса вершину свежепостроенного здания "Уникомбанка". Было полдесятого утра, он только что просмотрел утренние газеты. Одну вершину и можно было видеть, поскольку основной объем этого стеклянного кристалла скрывали ближайшие дома. Вопрос был обращен к Ольге, и секунду спустя он перевел на нее взгляд.

Настроение у него было поганое: уже третий день пресса смакует подробности обстрела их офиса. Хотя и не все, безусловно, так плохо, когда у твоей пресс-секретарши такая спортивная фигура. Кое-какие выпады этих щелкоперов Ольга успела отвести. А вот мысли насчет ее фигуры уже губительным образом сказывается на его кредо - никаких приключений за рабочим столом.

Ольга изложила ему тезисно досье на Рахманевича, Клим же ничем ей не показал, что водил с ним прежде знакомство. Ольга проделала неплохую работу: предложенное Климу резюме ни на полслова не расходилось с образом его прежнего компаньона, авантюриста и плута, каких мало, приторно-робкого, но решительного на деньги.

- Спасибо за работу. Этот Рахманевич - орешек непростой, ага?

Это могло быть всего-навсего вопросом, одним из сотни, что успевает задать в течение рабочего дня шеф своему подчиненному. Но его взгляд, еще минуту назад блуждавший по крышам соседних особняков, помутнев задержался на открытых коленях пресс-секретаря. Клим осматривал ее шикарные коленки с бесстыдством ловеласа.

- Вряд ли я сумею добавить к этому больше того, что знаешь ты, Клим.

Так вот оно как! Ей, следовательно, известно о его прежних связях с Рахманевичем. Своей осведомленности она и не выдала бы, если бы не посчитала это верным средством пресечь его нахальство. Интересно, насколько эта попытка мнимая? Обладая такими прелестями, женщине трудно прикидываться синим чулком. Она любит и умеет нравиться мужчинам. Скоро он сблизится с ней самым решительным образом, она ведь не исключение - всего лишь баба, какие у него бывали и прежде.

И все же она оставалась для Клима загадкой. С тех самых пор, как впервые переступила порог МИДАС-ИНВЕСТа. Ее внешность при первой встрече впечатляла, а при второй привораживала. Ей было около тридцати, она была хорошего роста и чуть костлява. Прекрасный овал ее смуглого и одновременно веснушчатого лица был обрамляем "гарсоном" из густых черных волос. Больше всего его удивило то, что у Ольги было консерваторское образование.

- Эта фея может воевать с любыми амурами, - заметил как-то раз Николя после случая с тем их брокером, которого она успела влюбить до полной потери самоконтроля. - И будь уверен, босс: она одержит победу. Сам я таких за сто верст обхожу.

- Вы уверены, - Клим пытливо заглянул ей в глаза, когда она впервые пришла в МИДАС, - что сможете работать на нас? Не хочу вас обидеть, но... но у нас здесь нет ни одного концертного рояля.

С тех пор Клим имел тысячу оснований убедиться, что лучшего пресс-секретаря (как, впрочем, и референта по любым вопросам) им не найти. Ее манера работать и выбирать из моря информации тот невод, в котором всегда была золотая рыбка, не имела ничего общего с самозабвенной и натужной деловитостью московских юных барышень.

Клим ни на минуту не переставал восхищаться рабочими качествами Ольги, и это восхищение росло день ото дня. В куда большей прогрессии росло восхищение ее прелестями, все еще недоступными и оттого все более желанными. Но черт возьми, вовсе не это составляло ее загадку. Она была совершенно не разгадана им как личность. Ну, да ладно, у него еще будет случай разобраться в ее механике. А главное - срывать покрова с женских тайн - удовольствие, с которым не следует спешить. Всему свой час.

- Что скажешь, Ольга, получим мы двадцать процентов ДЕЛЬТАНЕФТИ? - спросил ее Клим.

- Для Сааведры? - Эффектным поворотом головы она обозначила всю сложность задачи.

- Для него.

- Через Рахманевича?

- Не только. ГКИ, госкомнедра - и тэ-дэ и тэ-пэ.

- Уверенности у меня нет - но нет и компетентности в этих делах. - Все еще отстраняясь от его флирта, Ольга протокольно улыбнулась.

- Зато у тебя превосходная интуиция.

Это не был пустой комплимент. Ольга уже не раз успела выручить его именно в тех ситуациях, где требовалось хорошее чутье на людей. Клим щелкнул крепкими узловатыми пальцами:

- Дело осложняется тем, что на долю ДЕЛЬТАНЕФТИ зарятся и другие "форины". Процесс частично контролируется людьми из ГАЗПРОМа, они самые богатые. Но в общем мы не одни... Но мы ведь любим решать сложные кроссворды, разве не так?

- Созывать собрание директоров?

- Хурал народный не нужен. - Клим отмахнулся рукой от предложения. - Господ менеджеров не нужно. Только учредители. Да... еще Николя позовем. Распорядись.

Вечером того же дня в "овальном кабинете", который окрестили так по большому столу соответствующей геометрии, собрались самые влятельные члены руководства МИДАС-ИНВЕСТа. Кто не шестипалый - всех их мог бы посчитать на пальцах одной руки. Если не считать одного пальца - увы, несгибаемого. Этим пальцем был Феликс Новгородцев, единственный человек в их фирме, позволявший себе спорить с Климом, а прежде и вступавший в открытое соперничество с ним.

Клим изложил существо затеи с ДЕЛЬТАНЕФТЬЮ, выслушал мнения коллег и подытожил:

- Друзья, из ваших слов я понял, что выступать посредником в этой сделке в настоящее время МИДАС-ИНВЕСТу довольно сложно по следующим причинам. На долю в ДЕЛЬТАНЕФТИ сейчас зарятся конкурирующие группы, это раз. И второе, некоторые из вас считают, что увеличить квоту на иностранного инвестора - дело непростое.

- Смешная какая-то эта квота - особенно теперь, когда на Запад запросто уходят контрольные пакеты, - бросил малозначащую реплику Иван Перминов, их финансовый директор.

- Тем более. Показать себя в этой игре для нашей фирмы - дело чести. Мы укрепим как наш престиж, так и финансы. Поэтому я как председатель отдаю оба свои голоса за участие в этой игре.

Клим заполнил паузу улыбкой и окончательно заключил:

- Я не люблю рисовать слишком радужные перспективы, но... Приняв участие в этом деле мы сможем показать всему свету, как прочны наши связи и как серьезны наши намерения. Ко всему прочему, считаю, что наш долг как солидной финансовой компании - укреплять наши позиции на рынке акций нефтяных компаний. Нельзя упускать из виду этот сегмент рынка, ни в коем случае. У нас уже есть бумажка о намерениях на андеррайтинг по ДЕЛЬТАНЕФТИ. Рынок формируется сейчас, завтра будет поздно.

- Послезавтра будет поздно, - пробасил Феликс Новгородцев. Николя нервно пригладил свою новенькую - после отпуска на Майорке - каштановую бороденку. Он всегда нервничал, когда в воздухе было много электричества.

- Что? - не понял Клим.

Феликс не торопился с уточнением, медленно снимая очки, роговая оправа которых скрывала половину его неандертальского лба. Долго не поднимал на Клима глаз. Он был густым - с сединой - брюнетом, обладателем редкого цвета глаз - бирюзового. Он единственный из директоров мог соперничать с Климом ростом, а когда-то и авторитетом. Однако ему уже было за пятьдесят. Мидасовской молодежи он уже казался сказочно и неприлично старым человеком.

- Сегодня рано, послезавтра будет поздно. Так, кажется, у классика.

Феликс оказался проницательнее других. Он первый сообразил, что Сааведра предложил Климу какие-то инсайдерские условия. Левые деньги, о которых не узнает никто, даже сам господь. "Сколько ты получишь от него? - читалось в пронзительном бирюзовом взгляде Новгородцева. - Полмиллиона? А может, миллион долларов?"

- Я просто хочу сказать... - Феликс медленно протирал очки. - Поспешность нужна, как говорят, при ловле блох. А с завоеванием рынка особо торопиться не стоит. Такая поспешность и боком может выйти. И вообще - нельзя объять необъятного.

- Классик сказал? - Поморщился Клим.

Чувствуя, что уже начинает искрить, Николя потянулся к бутылке "пепси":

- Так никто, собственно, и не собирается вроде?

Он был в любимчиках у босса и платил ему преданностью. А с Феликсом у Клима дела уже не клеились давно. Было время, когда их отношения можно было считать союзническими, и Клим не видел в нем угрозу для себя. Потом ему стало ясно, что мощный локомотив МИДАС-ИНВЕСТа оснащен несоразмерно большим количеством тормозных устройств, а управляет ими Феликс Новгородцев.

Того всегда тянуло в болото фальшивой морали и правовых норм. Клим давно уже искал способа с ним расстатьсям. Феликс это знал и всегда держался начеку. Во всяком случае уходить он не собирался, его увлекала идея конфронтации.

- Я просто хочу выразить опасения, - заговорил он после очередной паузы, грузно и тяжеловесно, - по поводу одного немаловажного обстоятельства. Кое-кто в МИДАСе считает меня ретроградом и консерватором. По правде сказать, я не против такого мнения. Мне даже лестно. Но: первое, как вам известно, мой консерватизм выразился однажды в том, чтобы не пытаться играть против "медведей", когда рынок обваливался в прошлом году.

- Никто не против ваших заслуг, Феликс... - Клим опять то ли улыбнулся, то ли поморщился.

Не обратив никакого внимания на эту реплику, тот продолжал:

- Мой консерватизм также выразился и в том, что я отговаривал всех вас от перекупки пакетов тех двух металлургических заводов. А нашим мальчикам-брокерам очень хотелось...

- Да, но МИДАС все же купил, а потом реализовал эти пакеты. По вполне сносному курсу. Мы не так много потеряли, - возразила главбух Нонна Никодим, женщина резвая и негабаритная.

Широкой ладонью - от сердца - Новгородцев изобразил глубочайшее чистосердечие:

- Я к вам - со всяческим решпектом, Нонна Борисовна. Но тогда удалось застраховать эту сделку от рисков, что немаловажно. МИДАС-ИНВЕСТ имел дело с иностранным страховщиком, который сам едва не разорился. Более того, нам просто повезло, потому что страховщик слабо знал нас и наши законы, иначе бы мы не получили от него ни копейки. Мы как бы выиграли дело по политическим мотивам. Потому что кому-то на Западе в тот момент захотелось подыграть развивающемуся российскому фондовому рынку.

Николя рисовал в блокноте очередного чертика и, видимо, с усами, потому что время от времени поглядывал на Клима. Неожиданно грубо съязвил:

- Ваши заслуги безмерны, Феликс. Современникам их не оценить, это всякий скажет. Феликс Новгородцев - пионер, он же ветеран российских реформ.

- Не ехидничай, Андрюша. Тебе не идет, - отшил его реплику Новгородцев. - Тот случай дорого нам обошелся. Мы потеряли доверие страховщиков. Серьезных страховых компаний.

- Ну, и второе? - поторопил его Клим.

Новгородцев невозмутимо продолжал:

- Мы пытаемся выступать как гаранты, андеррайтеры. И за это честь нам и хвала. Но наши дела не столь хороши, как многие представляют. Есть признаки того, что деловое сообщество может повернуться к нам спиной. Говорят, мы нередко ведем себя по-пиратски... А взять Morgan Grenfell и Salomon Brothers, с которыми у нас были перспективные партнерские отношения. Они уже сейчас к нам вполоборота. Мы теряем престиж, потому что все чаще лезем в рискованные дела.

- И что вы предлагаете, Феликс? - спросил Клим.

Еще пауза. Он продолжал:

- Нам нечего соваться в дело, которое контролирует этот Рахманевич. Если мы, конечно, не хотим влипнуть в нечто непредвиденное.

У Клима внутри все кипело от злости. Еще секунду - и он засвистит, как тот чайник со свистком. В лучшем случае. А в худшем начнет при всех припоминать этому перестарку то дерьмо, которого и по его вине их фирма получила немало. В этот момент Николя подмигнул ему (побереги нервы, босс, это я виноват - раздразнил старика), и Клим не принял вызова.

- И второе, - Новгородцев возвысил голос до кабинетной декламации. - Боюсь, что нам будет отказано в роскоши довести это дело с ДЕЛЬТАНЕФТЬЮ до конца. Дело, в котором нужно будет обращаться кое к кому за поддержкой. Дело, в котором нужно будет выстраивать определенные комбинации с подставными фирмами и зиц-председателями. Теперь нам будет сложно это сделать - после случившегося...

- После чего? Потрудитесь объяснить, - почти зловеще сказал Клим.

- Как после чего? Именно, после случившегося. После того как новый офис МИДАСа обстреляли неизвестные террористы. Или вы думаете, что после этого наше реноме сияет все так же, как и медная табличка на нашей двери? По-вашему, ничего не случилось?

- Мы, кажется, уже обсудили этот вопрос, - форсируя контральто, поспешила вмешаться главбух. - Это досадное недоразумение. Просто какие-то ублюдки решили пострелять. Вопрос исчерпан. Мы не должны возвращаться к нему бесконечно.

Финдиректор Иван Перминов, субъект от рождения безволосый, морщил лоб и темя, просматривая какие-то биржевые сводки и как бы не вникая в существо назревающего конфликта. Иван был выучеником нового менеджмента, флюгерного, и как огня чурался конфликтных ситуаций. Как и Николя, он был типичным маменькиным сынком (только постарше) - откуда-то с Сивцева Вражка или с Малого Афанасия. Сам же Николя присвоил ему вполне удачную - по лысине - кличку: Далай-Лама.

Размеренно потирая очки и тем давя на психику собравшимся, Новгородцев сказал:

- Может, и недоразумение. А может, и нет. В любом случае история МИДАС-ИНВЕСТа теперь как бы разделена надвое. На то, что было до этого обстрела, и на то, что после. Просто многие теперь будут считать, что мы обошлись с кем-то несолидно. Вот и все, что я хотел сказать.

- И все это чушь собачья, Феликс! - вспылил Клим, поднимаясь с места. - Разве кто-то из нас виноват в том, что случилось? Это просто твоя манера противоречить тому новому, что мы предлагаем. И это уже не первый случай. Иногда мне кажется, что ты просто хочешь разрушить МИДАС изнутри. Хватит и того, что у нас появились конкуренты, способные вести игру без правил. Естественно, что к ним у нас отношение особое - мы им платим тем же. Иногда у меня появляется такое чувство, Феликс, что ты не с нами. Ты не с нами, Феликс? Ну, чего уж - так и скажи...

Пронзительным, как скальпель, взглядом из-под неандертальского лба Новгородцев был способен вскрыть любые тайные помыслы партнера. За плечами у него был опыт заместителя начальника главка в прежние времена, а до того - с десяток лет партийной работы. Он был умен, осанист и со связями. Его вклад в создание МИДАС-ИНВЕСТа был велик, но еще более велика была его доля в деле как учредителя. Его нельзя было просто выгнать из МИДАСа, не подвергая при этом разрушениям самое их фирму. За ним - добрая четверть всего капитала.

Клим не раз бороздил себе залысины большим и указательным пальцами - в думах о том, как с наименьшим ущербом вывести Новгородцева из игры, и все понапрасну. Сейчас ему было абсолютно ясно, что тот завелся оттого, что Климу Сааведра обещал хорошего "левака". Да пусть его изводится - ни сам Клим, ни Сааведра никогда ему этого не выдадут.

Маскируя учтивыми оборотами речи свое раздражение, Клим сказал:

- Думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что твой консервативный подход к делам, Феликс, стоит нам упущенных возможностей. А это тоже деньги. Иногда мне начинает казаться, что твои слова просто деморализуют коллектив. Мы - финансовая группа, мы просто зарабатываем деньги, и морализаторство тут ни к чему. МИДАС-ИНВЕСТ - компания новая, и я не хочу, чтобы мы постоянно буксовали из-за тебя.

Клим уже достиг высот подлинной патетики. Он мерил кубатуру "овального кабинета", широко шагая и размахивая руками.

- Я вот что скажу - и скажу за всех: твои методы расходятся с нашими методами. Ты не даешь нам развиваться.

Новгородцев вскинул брови поверх тяжелых надбровных дуг:

- Зато я здесь единственный, кто не боится сказать тебе что думает. Ты бы мог мне все это сказать и с глазу на глаз, Клим. Зачем на публику-то? Мы же не во МХАТе. Я ведь еще помню тебя таким, когда ты постарался бы этого не сказать при людях. Человека обидеть легко...

Дьявольщина! Этот дармоед с райкомовскими манерами когда-нибудь выведет его из себя, но не сейчас - не сейчас. Черт, как трудно сдержать себя, когда заводится этот гад!

Нонна Никодим попыталась взять на себя роль миротворца:

- Мужчины, умоляю вас! Давайте оставим это до другого случая. Сегодня трудный день. Геофизический. У меня правая нога - прямо сейсмограф какой. Феликс - вы старший среди нас, а хотите обидеться.

Новгородцев обольстительно ей улыбнулся из-под очков, возводя кверху брови вместе с надбровными дугами:

- Ради вас, Нонна Борисовна. Вы - настоящая хранительница домашнего очага.

Сказано было надвое - ввиду редкого умения главбуха позлословить за глаза. Ей не терпелось завершить все это в лучших традициях семейного скандала. Поругались, натешились - и будет вам. Только все обстояло куда как непросто. Клим и Феликс расходились из овального кабинета, как два подравшихся зверя, которых только что растащил дрессировщик, но которым все равно выступать в одном цирке.

Феликс Новгородцев был человеком ума недюжинного, и Клим чуял нутром это превосходство, хотя и не мог его оценить в рациональном ключе - как не дано людям ограниченного ранга достичь высот духовного пространства. Ничуть не уступая Климу в практической сметке, он превосходил его во многом, но его время уже ушло и в конечном итоге он был обречен на проигрыш.

Было время, когда Клим просто по-звериному чуял, как Феликс дышит ему в затылок. На заре МИДАС-ИНВЕСТа, три года тому назад, они были дружны, но табачок держали врозь. Потом, когда генезис их финансовой группы свершился и их имена стали узнавать даже в удаленных галактиках фондовой вселенной, а сообщения о них можно было прочитать в Financial Times, начался период соперничества. Каждый видел в другом угрозу собственному статусу. Вскоре семена разлада дали буйные всходы.

Старик (так звали Феликса в МИДАСе) когда-то в молодости боксировал на ринге в тяжелом весе. Танцевал, как он сам об этом говорил. Из бокса унаследовал и манеру общаться с людьми, прощая лишь непреднамеренные покушения на собственное достоинство. Любил поблистать своей тренированной статью и этим пленял поклонниц Шварценеггера. Был трижды женат и с последней женой был в разводе. Он не страдал от одиночества и любил появиться на людях с какой-нибудь юбчонкой помоложе.

Молодежи казалось странным, что человек с такими повадками мог сделать карьеру во времена морального кодекса строителя коммунизма. Молодежь, впрочем, и не представляла себе - как в те времена жили люди. Он не курил и не пил вина - после того как однажды в молодости ударом кулака чуть не отправил на тот свет приятеля. И терпеть не мог Николя, называя его в глаза и за глаза "голубым свистуном".

Москва изобиловала примерами, когда безнадежные деды, нагулявшие себе зады в эпоху равенства и братства, блистательно проявляли себя и в условиях рынка. Он был крайне противоречивой личностью - из тех, что, изменив идеалам, партии, в которой состояли, наделали кучу денег, но вопреки классовой логике голосуют все же за коммунистов.

Узы партнерства обоим давно уже стали тесны и в последний год здорово натерли им бока. Клим был ближе к холерику по натуре и этим сильно уступал Новгородцеву. Выдержка у того была отменная - не хуже, чем у хорошего французского коньяка. Если уж бил, то наверняка. Никто не мог сказать, что Новгородцеву были присущи двоедушие и вероломство, но именно эти качества, считал Клим, в нем и проявились - теперь, когда капитал их фирмы многократно увеличился. Когда Новгородцев понял, что стал богатым, и не просто богатым, а очень богатым человеком, им овладел инстинкт самосохранения. А лучше сказать, инстинкт сохранения капитала. Чем больше твой капитал, тем в меньшей степени ты склонен доверять его другим.

Одна и та же немудреная мысль - как некогда в римском сенате слова о том, что Карфаген должен быть разрушен, - теперь звучала из уст Феликса Новгородцева. Ни в коем случае не следует подвергать риску основные фонды. Для рискованных операций следует привлекать другие резервы. Но для фондового брокера что ни операция - то риск, и вскоре обнаружилось, что даже исключающие риск контракты с ГКО (а эта отрасль была представлена в работе МИДАС-ИНВЕСТа целым отделом) стали вызывать у Новгородцева опасения.

- Старик наглеет. Больше никого не желает слушать, только своего ангела-хранителя, - высказался однажды по этому поводу Николя.

Тем временем МИДАС-ИНВЕСТ продолжал набирать обороты. Новгородцев понимал, что если выйдет из игры теперь, то лишится многочисленных бонусов со стороны благоволившей к ним фортуны. Он, видимо, решил не торопиться с уходом, доверившись собственному кредо. А кредо это можно было сформулировать так: если имеешь дело с высокорисковыми бумагами, которые быстро растут в цене, то старайся сбыть их с рук при малейшем намеке на стагнацию.

Со временем его отношения с коллегами претерпели мутацию и трансформировались в откровенный шантаж: принимайте меня таким, каков есть, или вы рискуете меня потерять - вместе с моей долей. Скорро я и сам уйду, ведь пора уже и почить на лаврах, но инициатором идеи был я, и я не собираюсь никому уступать своих гонораров.

Выдворение Новгородцева было делом времени. Нуждо было только выждать момент, чтобы, уличив его в серьезном просчете, отсудить и оставить в МИДАСе максимум капитала. Но время шло, а случая не представлялось. Клим нервничал и все чаще срывался на ругань в контактах с Новгородцевым. А тому, казалось, только этого и надо, словно нервные срывы Клима Ксенофонтова были диетой, которую ему прописали доктора.

Постой-постой, - подумалось Климу, когда все выходили из овального кабинета, - а не его ли это проделки? Не Феликса ли? А что если он решил слегка всех напугать - ну, чтобы поменьше ретивости было в делах, чтобы слегка остудить прыть мидасовцев. Нет, пожалуй... Не в его это интересах. А впрочем, черт его знает. Ведь этому синантропу со спортивным прошлым доводилось исполнять и деликатные поручения.

Что же им от Клима нужно - тем, кто обстрелял церемонию открытия МИДАС-ИНВЕСТа? Его жизнь или его репутация? Или реноме их фирмы? Узнать бы кто, весь белый свет показался бы этим стрелкам с овчинку...