Бродовы вернулись в Сокольники. С Артёмом расстались друзьями. Он попросил Надежду поработать пару недель, пока не найдёт ей замену.

- А что искать?  Татьяна управится, я её за неделю поднатаскаю. Прейскурант у буфета простой, супов-борщей варить не надо, вторые блюда  тоже не проблема, их всегда сосиски с горошком с успехом заменяли, пельмени тоже хорошо. Но это всё готовить не надо. Винегреты и салаты – обучу, резка есть, так что хлеб, любую колбасу и сыр нарезала, бутербродов нашлёпала, яиц вкрутую наварила, начистила – вот и деликатес под майонезом, дёшево и сердито. Пироги, выпечку, пирожные – заказывать, конфеты, шоколад – покупать, котлеты готовые из магазтна или с базы – жарить. Финансовые дела – разъясню, ну и так далее.  А для работы её кастеляншей выделите время, когда буфет закрыт, всё будет успевать. - Так всё ясно она им разложила по полочкам и научила Татьяну кухарить за неделю; и посидели на прощанье, и отбыли.

Это был самый счастливый период жизни Бродовых в столице, несмотря на все проблемы, которые чинило им новое время.

С ироией и кошмаром вспоминается Старый Новый год в ресторане «Азохен вэй». Половину зала заняли бейтаровцы, здоровенные  парни в чёрных рубахах и тяжеленных гриндерсах на ногах, которыми они гремели, когда ходили по залу.  Они вели себя развязно и нагло, всё время заказывали крошечному оркестру в углу на маленьком подиуме то «семь-сорок», то «На рыбалке у реки», то какой-то «Агицын-паровоз». И плясали, грохая кованой обувью.

Даже Ирка Глобер морщилась. Чистяков заметил это, бросил ей реплику:

- А чего вы хотите? Развязная вседозволенность под маской демократии. Вы этого добивались, вы это и получили. Теперь любуйтесь плодами своих усилий.

К закускам был подан форшмак. Глобер сделала с ним бутерброд, откусила, закатила глаза, изображая восторг, потом, взглянув на Надежду, произнесла возвышенно:

- Вот это настоящий форшмак.

Надежда встала и пошла на кухню. Вернулась – улыбка до ушей, доложила:

- Повар сказала, что ей некогда рубить селёдку топором, она пользовалась мясорубкой. – И Надька повращала  кулаком, откусила от своего бутерброда, зажмурилась и произнесла: - Вкусно, как у меня. - Шура Кварцовер поаплодировал ей указательными пальцами.

Отдельный столик около эстрады был выделен – постоянно и бесплатно – для кредитора, ссудившего Бродкина необходимой суммой для открытия ресторана. Особым условием кредитора некоего Макса Гирша был этот его персональный стол на два места.

Макс был с рыжей красавицей, которая громко, навзрыд хохотала на весь зал. Когда она занялась смехом в первый раз, Галина Михайловна вздрогнула: «Господи, твоя воля!» А Гришка печально следил за отцом, как он суетился и мотался от стола к столу, пытаясь и понравиться всем, и всем угодить.

Народу было в облом,  на улице стояла очередь. Публика специфическая, богатая, дамы пышнотелые, сытые блистали бриллиантами, разговаривали громко, как в московской коммуналке 50-х годов на кухне.

Аркадий подсеменил и к своей компании.

- Ну, как, не скучаете?

- Скучаем, - ответил Яшка Ковзнер, - водяра кончается, а без неё какое веселье.

- Аркадий, всё прекрасно, мы тебя поздравляем! – любезно произнесла Ирка Глобер.

- Только заткни вон ту лошадь около оркестра. – Предложил  Шура Кварцовер.

- Ты что, Шура, потише, пожалуйста. Этот стол не обсуждается. Будем толерантны.

- Отец, не суетись, посиди с нами. -  Попросил Гришка.

Аркадий присел на пару минут, выпил с друзьями полрюмки водки и умчался в зал.

                                                             510

- Ему шило в задницу воткнули и забыли вынуть, - бросил ему вслед Яшка Ковзнер.

Чистяковы посидели немного и откланялись, сославшись на семью. Бродовы ушли с ними. Что там говорилось за столом по их поводу, как и когда завершился праздник, они не знали и не хотели знать.

                                                        *       *       *

 Маятник качается, ходики стучат, время течёт, бежит день за днём. Гришка сдаёт зачёты,  экзамены, упоённо трудится в «Керамике», и глину мнёт, и камень рубит, точит и режет, доволен. Видится с отцом на работе, а от застолий в Сокольниках уклоняется под предлогом занятости в училище: «Некогда, батя, заниматься пустопорожней болтовнёй».

У Надежды наладилось поварское дело в кафе «У Нестора», с Веркой дружба; тогда зимой они, как обещали, навестили Шнека после переезда к Никифорычу, Гришка поинтересовался, цела ли скульптура? А я за копию получил зачёт (он не сказал только, что представлял курсовую работу под названием «Московский рэкетир»).

- Пуля  тогда в неё угодила, в то же место, точно, как и Нестору. Кусок отскочил, а сам бюст упал Нестору на спину, когда он уже лежал на полу. Мать сказала, Божий знак.

- А где он, бюст?

- Да вон в кладовке стоит, не знаем, что с ним делать: так выставить – смотреть страшно, выбросить – грешно вроде.

- Можно я погляжу? – Пошёл, посмотрел. – Я возьму его домой, отреставрирую.

Через неделю принёс Шнеку гипсовую башку как новенькую.

- Ой,  вот бы и Нестора так подлечили… - Обрадовалась Верка и заплакала…

К лету выяснилось, что дела у Бродкина в ресторане идут не ах: выручка слабая, публика не особенно-то и жалует ресторан, почему – непонятно, и  близятся сроки погашения кредита.  А Гирш имеет в ресторане халявный столик, регулярно там гуляет, каждый раз с новой девкой, и посмеивается только, когда встречается с Аркадием, который стал прятаться от Гирша, как только тот возникал в зале, шумно заявляя о своем появлении отборным матом, не стесняясь при этом посетителей. Может, он это делал сознательно, чтобы оттолкнуть публику? Но зачем? Узнаем дальше.

Аркадий приказал официантам фиксировать дату прихода Гирша и подавать ему счёт не для оплаты, а как бы для порядка и отчёта.

Аркадий позвонил Бродовым:

- Гриша, умоляю, зайдите ко мне с Надей, нужно посоветоваться.

-  Ты один?

- Один, один, никого нет, и не будет, я зову только вас.

- Хорошо, сейчас подойдём.

- Что случилось, отец? – С порога спросил Григорий.

- Сейчас, сейчас, проходите на кухню, за чаем всё расскажу.

Надежда разливала мужчинам чай, а Бродкин рассказывал.

- Мне больше не с кем посоветоваться. С рестораном провал, я в долгу, как в шелку. Думал, копейка потечёт, быстро рассчитаюсь, но всё пошло наперекосяк. Кредитор Макс Гирш напоминает всякий раз, как заваливается пожрать, а публика…  Наши  не особо жалуют, ни юбилея, ни свадьбы, ни посиделок – ничего не заказывают. Первые дни интересовались, а теперь что-то охладели. Другие обходят стороной, на ресторан не смотрят. К узбекам в кабак – очередь, в ресторан «Баку» - то же самое. А к нам – нет, антисемиты!

- Это кто такие? – спросила Надежда, ставя на стол тарелку с бутербродами.

- Вы ответьте поскорее, почему так повелось: у еврея – диарея, а у русского понос? Какие антисемиты, отец?! Корми людей вкуснее и дешевле, и народ к тебе потянется.

- Я ценю твой юмор, но сейчас мне не до него. Я не вижу выхода.

                                                             511

- Есть выход. Продай кабак и верни долги. Ты художник, а не этот, как его, бизнесмен. Ну, в общем, ресторан – не твой конёк. – Сказал Григорий.

- Ну, почему?! Нынче многие и художники, и артисты уходят в коммерцию. Я в Европе успешно вёл дела – и ничего.

- Шашлыки жарил?

- Да нет, минискульптурой занимался. Там на неё был спрос.

- Вот! Изучи, на что у нас спрос и – вперёд! Но только по своему профилю.

- Может быть, я так и поступлю, как ты советуешь, но сейчас я в глубокой заднице. Мне сначала надо из неё выбраться.

- Смените название ресторана и его кухню, меню. Наймите спецов, есть такие, нам объясняли в училище, да я забыла, -  вступила в разговор Надежда, - они вам рассчитают наилучший вариант, и меню, и цены, и где продукты брать, и название, и рекламу.

- Но за это надо платить! Всё опять упирается в бабки! Давайте вместе подумаем, может, что-нибудь решим? Вот если бы вы владели рестораном, или нет, намеревались бы открыть своё заведение, каким бы вы его сделали и как назвали?

- Мне это по фигу, а вы свой назовите «Бродкин и компания». – Предложил Гришка.

- Это всё равно, что «Азохен вэй». – Ответил Аркадий Борисович.

- А я мечтаю о собственной точке, хоть пирожковой, но своей, и даже кое-что придумала. – Поделилась сокровенным Надежда.

- Ну-ка, ну-ка, расскажите, Надя! – Обрадовался Бродкин.

- Поведай нам о тяге к частной собственности. – Прикололся Гришка.

- Не подначивай, ты не Ирина Исааковна. – Шлёпнула его по плечу  Надежда.

- Кто такая твоя Исааковна? – Встряхнулся Гришка.

- Глобер, Ирка Глобер, - ответил за Надежду Бродкин, - не мешай ей, Гриша. Говорите, говорите, Надя.

- Я придумала себе ресторан «Сударыни и судари». Днём он работает как кафе, но не обычное, а исключительно для женщин, сударынь, где могли бы посидеть подружки, посплетничать, пообсуждать женские проблемы. Ну, и меню соответствующее: кофе, пирожные, мороженое, легкое вино, ликёры, портвейны, вермуты, лёгкие закуски: рыбка заливная, салатики. Для любительниц выпить что-нибудь покрепче: коньячок, виски, можно и дорогие блюда, но в основном доступные по цене закусочки.

А вот вечером кафе превращается в ресторан для сударей  - там и водочка, и шашлычок, рыбка копченая к пиву, чебуреки, мясо на жаровне, на вертеле – широкий прейскурант от дешёвых до дорогих блюд, от блинов с маслом до блинов с красной икрой и сёмгой. Придут студенты или публика победнее – пожалуйста, явятся крутые судари со спутницами – выбирай, что угодно. Для крутых нужны и крутые блюда, а не куриный бульончик с мацой, это -  днём  дамочкам-сударыням. Ну, и так далее. Между прочим, днём можно для желающих  организовать консультации психотерапевта, детского психолога (для родителей), юриста – конечно, по их расценкам. Если позволяет место, выделить и комнату для детей – и полакомиться, и поиграть под присмотром няни, воспитателя, пока мамаша почешет язычок с подружками.  Ну, это уже для мам более состоятельных. А цены для мам с детьми  должны быть всё-таки доступными; одна подружка ведь может быть побогаче, другая победнее, но за столом чтобы эта разница не ощущалась, тогда, побывав в таком кафе один раз, любая сударыня захочет заглянуть в него снова. Ну вот, разболталась я. Вам сделать что-нибудь горячее? Я у вас, Аркадий Борисович, видела хамсу в пакете, хотите я быстро блинчиков напеку?

Бродкин и Бродов были настолько поражены изложенным Надеждой её проектом, что не сразу поняли её последней фразы о блинчиках.

 - А? Я это…- опомнился Аркадий, - хамсу люблю со студенчества. Мы ею, между прочим, у вас в Устьях увлекались, когда были на постое у Марии Николаевны, у Маруси,

                                                             512

она нам блины пекла, а мы их с хамсой… Да, давно… Вас ещё на свете не было.

- А мне нравятся такие строчки у Чистякова, - сказал Гришка и прочитал:

Люблю я выпить с мужиками,

Все обсудить до мелочей,

Хамсу с газеты есть руками

И проклинать всех сволочей.

- Вот-вот, - подхватил Бродкин, - точно, с газеты, её, толстенькую.

Пока Надежда возилась у плиты, шло бурное обсуждение её проекта.

- Грандиозно, грандиозно, - хлопал в ладоши Аркадий Борисович, - и заразительно! Я идею понял, и если соглашусь, то многое возьму для своего решения.

- Надюха, так ты даришь тестю свой проект или продаёшь?

- Нет-нет, - поправился тут же Аркадий Борисович, - если я затею перестройку ресторана, Наде там место директора-распорядителя с хорошей долей акций.

Гришка поморщился:

- Аркадий Борисович, можно обойтись без этого слова, опоганенного подлецами и предателями?

- Какого? Акции?

- Нет, перестройка.

- Ну, зачем, Григорий, ты приплетаешь в разговор политику? Ты как Ирка Глобер, та  каждое  слово  может зацепить как крючком, и вывернуть. Это на тебя Чистяков дурно

влияет, я знаю, ты часто с ним общаешься.

- Мы с ним беседуем исключительно на темы искусства.

- Интересно, на какие же? Например?

- Например, поэзия и скульптура, слово и пластика.

- Ага, понятно. Вон, Андрей Вознесенский  наворочал с Зурабом Церетели скульптуру из алфавита. Съезди на Тишинский рынок, подивись. Под их чудовищем как раз общественный туалет находится. Мы эту фигуру назвали «Монумент Вознесенского на говне».

- Да видели мы, возили нас на экскурсию по Москве, мне как раз для зачёта надо написать на эту колонну рецензию.

- Ну и пиши, успехов тебе, но мы уклонились от темы, а Надежда Петровна уже несёт нам блины с хамсой.

- Это не блины, а блинцы, без дрожжей, на скорую руку. – Надежда поставила на стол мужикам две тарелки: со стопкой блинов и с разделанной хамсой. Кушайте на здоровье.

- Эх! – Бродкин потёр ладони. – По глоточку водочки бы, а, Гриша, как? – Гриша отрицательно помотал головой.

- Это не ко мне, это к Бловарскому.

- Ну, я чуть-чуть, - Бродкин достал из холодильника початую бутылку. – Надюша, выпьете со мной?

- Составлю вам компанию, но в качестве не директора-распорядителя, а шеф-повара, тут работы будет под завязку.

- Тогда надо подготовить бизнес-план. Гриша, а возьми на себя директорство?

 - Не-не! Я или художник, или тракторист. И больше – ни-ни! – Он расстелил блин на тарелке, с краю на него положил в линию пару тушек хамсы, свернул блин трубочкой, откусил половину и застонал от удовольствия. – Маруся нас с Ванькой в детстве баловала блинами с хамсой за неимением  зернистой икорки осетровой.

- А как же бизнес-план, ребята? – заныл Бродкин.

- Поручите экономисту, найдите спеца в пищепроме или в каком-нибудь большом кабаке, Надежду подключите, пусть она сначала  изложит свою идею на бумаге подробно. А  я,  может,  что-нибудь  и   подскажу.  –  Важно   заметил  Григорий. - Кстати, вспомнил,

                                                             513

Галина Михайловна Чистякова экономист, поручи ей, за плату, конечно. А среди твоих друзей нет экономистов? Шура Кварцовер, он кто?

- Нет, он не по этой части.

- Только бизнес-план надо делать быстро, чтобы успеть хотя бы к сентябрю запустить ваш новый кабак по новым рельсам. Да! – вспомнил что-то Бродов, - кто крышует твой ресторан?

-  Наезжали разные ханурики, предлагали защиту, а я им ответил, что у меня уже есть крыша – Слон. И их как ветром…

- Кто такой Слон?

- Это прозвище у Макса Гирша.

- Кликуха, значит. Так, стало быть, ты сидишь крепко в этой самой, как ты говорил, заднице по самое-самое. Вряд ли мы осуществим наш план…

Но Аркадий Борисович с жаром занялся реализацией захватившего его Надькиного проекта, и довольно быстро ресторан «Сударушки и Судари» стал привлекать внимание москвичей. Жаль только, что время было неподходящее для спокойной жизни: страны советов не было, но советское сопротивлялось навязываемому капиталистическому. Сопротивлялось не штыком и пушками; сопротивление жило в душах людей, не принимавших навязанного новья. Революция совершалась не снизу на энтузиазме масс, а оголтелым  меньшинством  сверху.  А  большинство  помалкивало,  уступало  медленно  и

неохотно, скрипя зубами. Но, увы, не взорвалось. Даже  3 октября. Но этот день впереди.

Надежда рассчиталась в кафе у Верки; та чуть не рыдала, но Бродова подыскала хорошую себе замену и объяснила Шевелякиной, что не может отказаться от высокого заработка в ресторане у тестя.