У «бригады» Шнека были тёрки с Преображенской братвой по поводу сферы влияния. В общем, территориальные претензии. Гришка, как пришёл от Бродкина, сразу завалился спать, не сказав Надежде, что встретил того, благодаря которому они с Иваном появились на свет. Но даже мысли не возникло срочно сообщить об этом брату: пусть живёт Степановичем, ему так естественнее; Иван Аркадиевич – это слишком. Куда точнее

и шикарней: Григорий Аркадиевич!

Надежда тихо поднялась в шесть (Шнек требовал, чтобы уже в восемь в кафе можно было поесть горячего), причепурилась, наскоро перехватила кофе с бутербродом и, уходя, толканула Гришку. Пока он брился, умывался, что-то ел, вполуха слушал на кухне новости по проводному радио, вы думаете, он  размышлял о событиях в жизни страны, о которых сообщали дикторы? Когда человек прочно устроен в жизни, в сытости и тепле, он может порассуждать  и о некоторых мало его касающихся моментах истории, пока они не коснуться его лично, его зарплаты, жилья, места  на работе. И  забеспокоится он сильно и даже выберет какую-то позицию, если почувствует угрозу укладу его бытия. Понятно, что это касается не всех, но многих, тех, кто не привык страдать за всё человечество.

Григорий Бродов накануне ГКЧП самолично разрушил старый уклад своей жизни и отправился в неизвестное создавать и строить  новый уклад, о котором у него не было ясного представления. И как ворона по весне строит гнездо из, казалось, несовместимых материалов, но все-таки добивается результата,  так и он закладывал в фундамент нового своего бытия  камушки, которые случайно попадались ему на пути и подвёртывались под руку.

На данный момент его интересовало не финальное  разрешение конфликта между Борькой и Мишкой, а то, зачем его вызвал Шнек и куда он двинет свою боевую единицу. Ровно в восемь он припарковал ржавую «Копейку» у метро «Сокольники». Тут же рядом с ним на сиденье плюхнулся Шнек, бросив коротко.

- Багажник открой.

Сзади подошла Шнековская троица. Серьга поднял крышку багажника, Корень опустил в неё здоровенную сумку.

- Картошка что ли? – Поинтересовался Гришка.

Шнек зашёлся смехом, закашлялся и пока братва усаживалась сзади, не мог остановится и, давясь смехом, сообщил сидящим сзади.

- Пацаны, Брод интересуется, что это вы положили в багажник, картошку? – и парни заржали.

                                                             457

- Точно, - захмыкал Митяй,  – едем на пикник.

- В костре запекать будем. - Добавил Серьга.

- Поехали что ли, ну? – Заворчал Корень и ткнул кулаком Гришке в спину.

- Не запрягал, не нукай. – Твёрдо ответил Бродов и не тронулся с места, ожидая команды Шнека.

- Ну, чё, едем или как? – Вскипел Серьга.

- Будет команда – поедем. – Хладнокровно прозвучал Гришкин ответ.

- Ну, ладно, тихо!  Поехали, - Сказал Шнек. – Выруливай на Богородское.

- Кто у нас лоцман? - Спросил Гришка. Сзади раздался смех.

 Лоцман Кацман… - начал было Серьга.

- Кончаем, - Обрубил его Шнек, - жми пока по Богородскому, дальше покажу.

Переехали у Красного Богатыря Яузу, поднялись вверх по шоссе и там свернули налево в Яузский лесопарк. Доехали почти до кольцевой железной дороги, потом направо,  крутили, крутили и, наконец,  Шнек приказал остановиться. Впереди сквозь частокол леса проглядывали контуры какого-то здания: то ли склады, то ли ангары, судя по всему, брошенные.

Гришка поёжился, Шнек это заметил.

- Что, очко заиграло? Не бзди, багажник открой. – Митяй достал сумку и положил её Шнеку на колени. «В-ж-ж-и-ик!» - пропела молния и он развёл края сумки. На Гришку глянуло дуло автомата Калашникова.

- Бери! – Властно прозвучал голос Шнека. – Владеешь?

- Я в своих не стреляю.

- Да какие они свои? Где ты видел своих? Эти жлобы держат всю Преображенку и Богородское, и на Сокольники хавало разевают. Мы им охоту отобьём. Они с удовольствием всадят в тебя очередь.

- В меня-то за что? У меня к ним, мне неизвестным, никаких претензий. Нет, я сюда не убивать приехал, а учиться.

- Слушай, Брод…

- Слушай, Шнек, тебя как зовут?

- Нестор.

- А по отчеству?

- Константинович. Да что ты прилип? Бери ствол, и вы разбирайте! – Шнек извлёк из сумки ещё один калаш и передал его назад братве.

- Нет, Нестор Константинович, не уговорите. Кстати, как ваша фамилия?

- А тебе зачем?

- Ежели что, так мне же придётся вам могилку копать, так что я напишу на кресте?

- А ну выйди из машины! – Вылезли все. На плече у Шнека один автомат, в руках другой. Передёрнул затвор. – Сейчас я тебе организую могилку, мы тебя без надписи здесь похороним.

- А кто вас  вывезет отсюда? Вы меня нанимали только шофёром, так? Других обязанностей вы мне не предлагали и я на себя не брал. Так что я ещё раз повторю: в своих не стреляю.

- Мы и не собираемся стрелять. А пугануть эту шелупень Преображенскую надо. Были бы они свои, в наши дела не лезли бы.

- Ты крещёный? – опять на «ты» обратился Гришка к Шнеку.

- Ну?

- И я крещёный, русский, православный.

- Какой ты русский? – Усомнился Корень. – Морда твоя жидовская!

- По крайней мере, мать моя Маруся была русской, православной. А одна из заповедей Божьих – «Не убий!»

                                                             458

- И не пожелай жены ближнего своего, - добавил Шнек, - а ты с братовой бабой живёшь. Ладно, ты соскакиваешь что ли? Кто на нашего коня сел, назад не спрыгнет.

- Я ещё не на вашем коне. Я только  вожу вас, а в делах участвовать не буду,  не пытайся заставить. Так что я попробую.

- Что попробуешь?

- Соскочить.

- Соскочишь на перо.

- Я поступаю в институт. Мне ствол не нужен.

- Нормаль: днём студент, вечером с нами. Так что, курва, сиди здесь и не вздумай слинять, праведник. – Шнек кинул автомат Корню. – Пошли. – И бригада двинулась к ангару.

Гришка плюхнулся на сиденье, обхватил руками баранку, прилёг на неё щекой и задумался: «Так, Григорий Степанович-Аркадиевич, надо делать ноги… Да, но как? Написать заявление на увольнение: прошу освободить меня?.. Я никогда не писал ничего подобного. Из совхоза сорвался, даже трудовую книжку не взял, хорошо, Надюха привезла. И теперь нам с ней обоим надо отваливать. А лучше исчезнуть. Но куда? Назад, в совхоз? И всё опять по-старому? Нет, не хочу. «В связи с переходом на другую работу…» Хорошо бы так. Вылез их мащины, наскрёб руками грязи,  залепил ею номера и сел на место.

- Ту-ту, - раздался сзади гудок автомобиля, и рядом  со Шнековской «Копейкой» тормознул чёрный джип, каких ещё в Москве было немного. Правое переднее стекло опустилось, из окошка  высунулся мордатый парень, стриженый под ёжик.

- Шнековский? – небрежно спросил он Гришку.

- Чё? – Не понял Бродов.

- Шнека привёз? – Повторил мордатый и в голосе послышались раскаты грома.

- Шнек на комбайне, а я сам по себе. По грибы только что приехал.

- Ну и вали отсюда. Какие сейчас грибы.

- Я так понимаю, вас там ждут, - Гришка махнул рукой в сторону ангара. - Вам лучше подъехать поближе и с другой стороны. – Поднял оконное стекло, газанул и резко сбросил ногу с педали сцепления, так что «Копейка» прыгнула вперёд; Гришка откатил метров на десять и остановился, не снимая ноги с педали газа, а левой отжал муфту до упора, чтобы в случае нужды сразу рвануть с места. «Как на войне!» - подумалось ему.

 В джипе ничего не поняли, но не стали тратить время на какого-то хмыря и уехали. «Слава Богу, пронесло, - вздохнул с облегчением Григорий, - закурить бы. Да ладно, в Афгане посложней бывало, и не курили с Иваном. – И он впервые  после побега из деревни пожалел, что брата нет рядом. – Эх!» Развернул машину на обратный ход, выключил мотор  и стал ждать, прислушиваясь к лесной тишине. Вдруг там, где дыбились контуры постройки,  раздались звуки перестрелки: затрещали калаши, защёлкали пистолеты. Гришка тут же завёл движок, весь напрягся, вглядываясь в ту сторону, откуда донеслись выстрелы.

Наконец, он увидел бегущего Нестора, за ним Корень и Митяй тащили едва передвигавшего ноги Серьгу. Шнек кричал что-то, что – Гришка не расслышал, выскочил из машины.

- Двери, двери  открой! -  Орал Шнек. - Багажник!

Задние двери открыты, багажник – торчком, в него брошено оружие. Раненого назад,  Шнек рядом с Гришкой.

- Валим!

По газам и вперёд.

- Поверни направо, прямо, до туберкулёзной больницы, там разберёмся!

- Куда ранен? – Спросил Гришка.

- В ногу, - Ответил сзади Корень.

                                                             459

- Перетяни ногу выше раны ремнём, из его же брюк, тяни, а то крови потеряет много. – Потом через паузу спросил Шнека.  – Куда чалим?

- В Сокольники, в кафе.

Ехали молча. Корень и Митяй возились сзади с Серьгой. Он тихо постанывал. Добрались до кафе удачно. Гришка только об одном думал: лишь бы не тормознули менты. У него документы в порядке: он – экспедитор кафе, едет за продуктами на базу, вот путевой лист. А это кто?  Рядом – мой начальник, сзади – его друзья, везу, куда прикажут, пока – в кафе. А ну, открой багажник, если попросит? Гришка как доходил до этого возможного момента, так обливался потом.

Но доехали, никто по дороге не остановил, сумку с оружием Шнек потащил в подсобку, причитающего Серьгу спустили вслед за ним по ступенькам в кафе, которое находилось в подвале, минуя зал,  мимо стойки в крошечный кабинетик, в котором Нестор Константинович Шевелякин чувствовал себя большим начальником. Фамилию свою он ненавидел с детства, как ощутил себя членом человеческой семьи. Он стал, как и многие пацаны, жившие в почерневших двухэтажных строениях барачного типа в Сокольниках, подбирать себе кликуху. Ну, конечно,  по своим инициалам у него ничего, кроме Шнека не получилось, но ему понравилось слово: краткое и острое, как заточка: шнек, шнек – и готово.

Нестор позвонил в хирургию  Остроумовской больницы № 33, что рядом, где работала операционной сестрой его подружка.

- Верка! Срочно ко мне в кафе со всеми причиндалами, надо остановить кровь и вынуть пулю, бегом!

Запыхавшаяся Верка с чемоданчиком  влетела в кабинет через пятнадцать минут.

- Что с тобой, голубь мой, подбили?

- Серьгу, посмотри и оприходуй.

Верка быстро открыла чемоданчик, извлекла ампулы и шприц. Пока она набирала лекарство,  Корень и Митяй стянули с Серьги брюки. Раз – и укол в задницу, два – второй. Потом – руки медсестры работали быстро – освободила бедро от затяжки, приказала повернуть Серьгу на бок. Осмотрела, сказала с облегчением:

- Слава те господи, сквозная. – Чем-то обработала раны, приготовила два марлевых тампона, намазала их щедро какой-то мазью, наложила тугую повязку, сказала. – Всё. Кость цела, молодцы, что сразу затянули ремнём. Жить будешь, парень, до свадьбы заживёт, только не лезь больше под пули. – И Шнеку. – Пусть поспит здесь часок-другой, потом отвезите его домой, я завтра в ночь, днём могу сделать перевязку.

- Спасибо, Верунь, пообедай у меня вместе с ребятами. Надежду позови, - попросил Гришку.

Надежда заглянула в дверь.

- Да, Нестор Константинович?

- Покорми ребят и девушку.

- Хорошо. Пойдёмте.

- Задержись. – Приказал Шнек Гришке. – Тебя Преображенские видели?

- Да. Подкатили, встали рядом. Один мордатый из окна спросил, не ваш ли я.

- Ну и чё?

- Да ни чё. Я откосил, ответил, что не понял его, что я здесь не по делам, приехал по грибы. Он послал меня, я чуток и откатил.

- Он номер машины мог заметить?

- А что толку? Я номера землёй замазал, пока вас ждал.

- Хорель. Но морду твою он видел?

- А как же, глаза в глаза. Круглая такая харя, наглая. Небось, считает себя королём.

- Это и был Король, кликуха у него такая.

- А чем там у вас дело кончилось?

                                                             460

- А я знаю? Постреляли и в рассыпную.

- У них кого зацепило?

- А тебе что? Это их дело. Жрать иди. Да, Серьгу отвезёшь и свободен, а завтра Верку к нему во второй половине дня.

- Во сколько примерно?

- Лучше… Да спроси её сам.

- Если поздно, я не смогу.

- Но? Что так-то?

- Я отца нашёл, у меня с ним встреча.

- Нашёл и нашёл, по телику сообщать не будем. Коли нашёл, никуда он теперь не денется, не убежит. Встретиться можете и попозже.

- Я жизнь меняю. Ухожу учиться. Так что ищи мне замену.

- Я тебе в лесопарке всё сказал. Попробуй, соскочи. Надька твоя здесь останется, - он зло засмеялся, - в заложницах, гы-гы-гы – наложницах. Свободен, вали жрать!

Надежда всего не знала, но из того, что видела и слышала за  плохо прикрытой тонкой дверью кабинета, когда пошла позвать Григория обедать, кое-что поняла и была напугана. И уже дома  металась по комнате в ожидании Григория, и на улицу выбегала встречать, и возвращалась в квартиру, и вновь кидалась во двор дома, пока часов в восемь нос к носу не столкнулась с Бродовым.

- Ну, ты даёшь! – Бросилась ему на шею и залилась слезами.

- Ты что, Надюха?! Всё путём.

- Как же, Нестор стращал… Уйди от него.

- Не будем об этом здесь, во дворе. Вот бабки на лавочках очень интересуются нашими делами, как и у нас в Устьях, ушки топориком. – Опять вспомнилась деревня и на

душе даже в такую минуту потеплело. Эх, вот бы с Ванькой посоветоваться. – Ну, пошли, пошли в дом…

Пришёл Никифорыч, потряс конвертом.

- От внучки из Мурмáнска.

-Надежда накрыла на кухне ужин на троих, позвала деда.

- Что внучка пишет, Никифорыч?

- Да только устроились, но поселили их хорошо. Скоро обещает правнуком меня порадовать. А вы чего тянете? Когда дитё думаете производить?

- Какие сейчас дети, Тимофей Никифорыч! – Возразила Надежда. – Время  нынче тяжкое, не поймёшь, какая власть, деньги пухнут, всё дорожает, за всё надо платить втридорога, бандиты на каждом шагу, да стрельба вон по ночам, каждую ночь вскакиваю. Нет, с детьми погодим.

- А в деревню вертайтесь, там, поди, тихо.

- Вряд ли, - сказал молчавший до этого Григорий, - сволочная жизнь на всю нашу землю сеть накинула. Все попались. Думаю, там ещё хуже. Разве что земля спасает.

- Это как же?

- А что весной в огороде посадили, урожай по осени в погреб спустили и живи-выживай.

- Да… Но ежели рóдите кого, занимайте две комнаты, вторую,  внучкину. Мне и одной хватит. Токмо не бросайте меня…

Дед ушёл к себе, включил телевизор и завалился на диван, а Бродовы (Надежда ведь носила эту же фамилию) долго сидели на кухне и строили варианты ухода от Шнека. Так ничего надёжного не придумали, предложение Надежды бежать Гришке одному, а ей остаться пока в кафе, он напрочь отверг.

- Хватит, один я уже набегался. Ладно, пошли спать. Кстати, завтра идём в гости.

- К кому?

- К  одному  очень  интересному  человеку.  Хочу  познакомить тебя с ним. Я после

                                                             461

обеда повезу Веру на перевязку к Серьге, отвезу её в больницу – и домой. Сегодня, между прочим, чуть не влип с этим Серьгой. Только выехали на Стромынку – тормозит мент. «Документы!»  Я ему доверенность от Шнека, путевой лист, экспедитор, говорю, свои права подаю. «Где работаешь?» - спрашивает. В кафе «У Нестора», отвечаю. «Кого везёшь? Левак?» Нет, говорю, сотрудников развожу. «А что это с ним?» - показывает на Серьгу. «Захворал, - помогла Вера, - грипп, температура высокая, тридцать девять и шесть. Домой везём, врача уже вызвали». «Багажник открой» - потребовал, зараза.  Пожалуйста, говорю, смотрите. Поглядел, закрыл, велел ехать. Отвалил я с полными штанами. Нет, от Шнека линяю, поступаю в институт на вечерний, ищу другую работу. Днём деньгу зашибаю, вечером учусь.

Надежда засмеялась.

- Ты чего?

- Ещё один студент сыскался на мою голову, спасибо тебе, Господи!

- Чем ты недовольна?

- А со мной как?

- А с тобой, Надежда Петровна, - Гришка обнял её так, что она ойкнула, - все ночки наши будут!

- Ой ли? Не хорохорься. Что-то ты после Устьев не больно пылким стал, копёшек нет, и поостыл малость?

- Я? А ну-ка, иди сюда! – Он подхватил Надежду на руки, она заболтала ногами, захохотала, отчего даже  Никифорыч оторвал голову от подушки и тупо уставился на экран; и хохотала, пока Гришка не бросил её на тахту…

Оставим эту пару для любовных утех, любителям деталей здесь поживиться нечем, они,  детали,  стандартны,  здесь  всё  –  как  у  людей,  как  и  у вас. Не будем мешать им в

интимные минуты подглядыванием.