Глава 26.
Иван отбыл на экзамены, Гришка обещал ему за время его отсутствия подготовить технику к сенокосу и пропадал днём возле машин, а вечера тратил на поиски варианта памятнику афганцам. Исчиркал десятки листов бумаги, не находя такого, который бы его устраивал. Рисует, рисует, набрасывает, потом бросит карандаш и замрёт за столом. А потом начнёт складывать из листков голубей и пускать по пристройке. В доме он не жил. Только обедал с Марусей, поест – и в пристройку, рисовать да голубей пускать. А то сорвётся вдруг, сгребёт с полу стаю своих почеркушек, кинет их в печку и подожжёт. Потом выскочит во двор, кинется ворота открывать, прыгнет в свой «Запорожец», жёлтый, как яичный желток, и укатит. Куда? А куда глаза глядят. Заглянет в клуб, пройдется, сунется по старой памяти в оркестр, его зовут: приходи, Гриша, на репетицию, он отрицательно мотнёт головой своей чёрной кудрявой и закроет дверь. Навестит Петухова в изокружке, если есть занятия, поздоровается. Петухов объявит перерыв, скажет: «Ну что, боец, пойдем, перекурим? (Гришка стал покуривать тайком от матери и брата). Встанут на крыльце клуба, задымят. «Как, нашёл решение?» - спросит старый художник молодого. «Ищу пока…» - ответит тот, докурят, молча разойдутся. Гришка в «Запор» - прыг, по газам – гоняет по деревне, бабок деревенских на лавочках пугает. А то и укатит куда по Можайке или Минке, катит, катит, вспомнит вдруг, что Маруся на крыльце сидит, накинув свой старый плюшевый жакет и семечки
390
лущит на пару с Аграфеной, разворот - и домой, знает: не пойдёт спать мать, пока он не прикатит ко двору родному, да не накормит сына.
Вот так однажды гнал по шоссе, и стукнуло ему в голову: а не слетать ли в СПТУ к Клименкам, явиться во всех орденах, договориться о вечере встречи и так далее. Он уже решил развернуться и махнуть в Медвежьи озёра по бетонке, немедленно, как вдруг бахнул взрыв, рывок, и он не понял, в чём дело, и тут же следом второй взрыв и машину тряхнуло слегка. Он решил, что кто-то сзади наехал на него, бросил взгляд в зеркало – никого. «Детонация!» - тут же сообразил Гришка, сбросил газ, ногу на педаль тормоза и припарковался у обочины. Остановился и стал припоминать, отчего эта штука может быть? Ага, октановое число, октан-корректор где-то на карбюраторе, ага… - Он вылез из машины и стал копаться в двигателе. - Так, некачественный бензин, у «Запора» он и так самый некачественный, что-то попало, и взрыв. Эх, Ваньки нет рядом, всё сразу бы отрегулировал. О, опережение зажигания. Надо подкрутить чуток в прерывателе-распределителе. Чёрт, а может, все-таки, бензин? Вон как бабахнуло, как мина в Афгане. Стоп! Гришка засмеялся и потёр ладони. А потом заорал: «Взрыв! Конечно, взрыв! Ёлки-моталки, как же я сразу не допёр! Это же так просто и элементарно. Взрыв с пламенем! Бетон в форме взрыва, языки пламени, куски камней и буквы в виде разламываемых взрывом камней, но ещё читается слово «Афган»! Ха-ха! Неужели нашёл? На- шёл, Черный Пёс, свою кость, теперь грызи её, собака!
Он забыл и про октановое число, и про зажигание, движок завёлся спокойно, погазовал – работает как часы, и помчался домой, скорее в пристройку, за стол! Вкатил во двор, вывалился из машины и сразу в мастерскую, даже не обратив внимания на Марусю с Аграфеной на крыльце, на удивительно тёплый бархатный майский вечер с начинающими петь соловьями – скорее к бумаге и карандашу.
- Гриша, а ужи… - конец Марусиной фразы он отрубил дверью, - …нать? – А когда мать принесла ему сковородку с жареной картошкой, залитой яйцами – любимым блюдом их с Иваном, да с солененьким огурчиком, он замахал на неё руками, прогоняя – иди, мол, не до тебя! Она не обиделась, поставила угощение на маленький столик около газовой плиты и тихо вышла. И потом так же неслышно явилась снова и оставила банку сливового с яблоками компота.
А Гришка до утра набрасывал варианты замысла, пока не остановился на следующем: на фоне кирпичной стены снизу, от земли, точнее, от бетонной плиты бьют языки пламени, вздымая над собой куски камней и расколотых букв АФГАН. На плите, как бы вдвинутой в стену, торцы трёх гробов и на каждом каска советского воина со звездой. И на каждом гробе - табличка с именем земляка-афганца. Он внимательно осмотрел эскиз, повесил его на стенку, отошёл и долго разглядывал нарисованное, держа в левой руке сковородку с картошкой, а в правой - вилку. Съел половину, запил компотом, стал доедать, не отрывая глаз от эскиза. Когда закончил трапезу, снял рисунок и принялся рисовать другой: там не было гробов, осталась только одна каска и на плите надпись: «Памяти односельчан – воинов-афганцев». Потом, когда уже в окне из ночной тьмы стали выявляться контуры угла дома и сада, он взялся красить эскиз, сделав кирпичную кладку похожей на кремлёвскую стену, чёрными буквы и тёмно-серыми камни и бетон «взрыва» и каску защитного цвета. Закончил и, не раздеваясь, рухнул на постель и мгновенно уснул, свет не выключил. Его осторожно, не тревожа сына, погасила Маруся, уходя утром на работу.
Гришка, когда проснулся, позавтракал тем, что нашёл у Маруси на кухне, и покатил в «Запорожце» к Петухову. Тот ахнул, лишь взглянул на творение Бродова.
- Ну, ты, Григорий, превзошёл многих, я скажу тебе. Да, а как же стену со двора доставишь на место?
- Стену на месте сложит администрация по моим размерам. Я сделаю сам взрыв, то есть монумент. В две детали: взрыв и фон его – пламя, из красного раствора, жаль, нет мрамора цветного!
391
- Сюда, Гриша, ещё бы вечный огонь подвести.
- Нет, не надо. Это не могила. Это – монумент ребятам, я потому и гробы убрал.
- Какие гробы?
А вот, - Гришка вытащил из папки лист с предпоследним вариантом, - убрал, чтоб не было и намёка на могилы. И оставил только одну каску как символ. Она будет защитного цвета с красной звездой.
Да. - Согласился Петухов. – Пойдёшь к начальству, возьми меня, я поддержу тебя как эксперт. Держи пятаковича! – И художник-учитель протянул Гришке Бродову свою пятерню и они крепко пожали друг другу руки.
- И когда думаешь завершить сие изделие? – Петухов вернул Гришке эскиз.
- Думаю, к октябрю, ежели уборочная не затянется.
Но исполнить свой проект в этом году ему не удалось, потому что произошли такие события, которые поломали все творческие замыслы Бродовых.