Из дневника Ивана Бродова. 13 июня 1987 года. Сегодня вернулся поздно. Стоговали сено с Гришкой. Он капризничал, как малый ребёнок, ныл, жаловался, что натрудил раненую ногу, мол, закончим завтра, вон, девки руки отмотали… - А ты, - говорю, им помоги   стогометателем, мы бросим – а вдруг ночью гроза, прощай сенцо. Гришка – на крыльцо – дождик – на сенцо, а, как? – А идите вы все в задницу с вашим сеном! – прыгнул в  «Беларусь», нога вроде не помешала, и взялся подвозить к стогу копёшки.

Только вошёл в дом – звонит Чистяков и кричит в трубку: «Я приветствую самого молодого члена Союза писателей СССР! Ваня, я обнимаю тебя, дорогой ты наш воин-интернационалист. «Маруся, - кричу, - меня в Союз писателей приняли!». А Чистяков продолжает: «Тебе надо приехать, оформить документы и получить билет,  прихвати три фотокарточки три на четыре, в Литфонд подашь заявление, потом надо будет зарегистрироваться в писательской поликлинике. Мы семьёй хотим отдохнуть пару недель у вас в Устьях. Екатерина пустит нас в дом Голубева? Узнай у неё. Приеду, газеты с рецензиями привезу».

10 сентября 1987 года. Вот и лето прошло. Очень удачное для нас, и для меня в частности. Пшеницы взяли по 50 центнеров с гектара. Лозовой поразился, сказал, что это кубанский урожай. Так заметка в районке и называлась: «Кубанские урожаи  в Подмосковье». Эту же статью, только более расширенную, напечатали  в «Сельской жизни», журналист постарался. Мы с Гришкой опять ходили в героях, «Спасибо, ребятки! – тряс нам руки Лашков.- Представим к награде!» И вид на картошку богатый. Сейчас дошибаем с братом последние делянки, завалили сортировальный пункт бульбой, как говорит Лашков. Лозовой хвалит: качество отличное, потери ниже допустимых, как вам удаётся, черти?

Из «Россельхозиздата» приехали двое: редактор и автор, будут писать брошюру «Бригадный подряд в Подмосковье», затерзали нас с Гришкой вопросами. Поселили их в  пристройке, брат опять со мной, вечера все убиваем в беседах с издателями.

1 октября 1987 года. Поддался я всё-таки настойчивости Чистякова, поступил на Высшие литературные курсы. Теперь вот надо ехать на установочную сессию. Смешно сказать: студент-женатик. Да, дом сдали  строители к 15 сентября, всё подключили, мебелишку кое-какую разместили для начала, с миру по нитке: стол и тахту подарили Лозовые, Маруся – стулья, съездила с Надеждой в город, выбрали сервиз на 12 персон, кухонные приборы и много всякой мелочи.  Надька притащила «приданое» - все для спальни. Я купил для Надежды столик с зеркалом для её парфюмерных дел и 25 сентября сыграли свадьбу. Что её расписывать? Я, между прочим, заметил такую закономерность: случится что-нибудь  хорошее – не радуйся и не хвались, даже самому себе, потому как вскоре наползёт на белую полосу твоей жизни полоса чёрная. Так что не буду расписывать нашу с Надеждой свадьбу: обычная деревенская, каких тысячи, с самогоном и дракой. Да, припёрся на свадьбу какой-то  то ли одноклассник Надькин, то ли старый ухажёр по её ПТУ, то ли сослуживец, нетрезвый,  стал предъявлять невесте какие-то претензии и качать права. Гришка дал ему по морде и спустил его с лестницы,

                                                             387

а потом напоил самогонкой в хозблоке  в  усмерть и уложил там спать под телогрейками.

            Гришка, конечно, хохмил и  смешил народ частушками типа:

 Кто последний? Я за вами,

Список обнародован.

Была Надька Лозовая,

Стала Надька Бродова.

Татьяна, сидевшая недалеко от меня, сказала тихо: «Я фамилию менять не буду». Гришка услышал и тут же отреагировал:

Лозовые, Бродовы –

Все ведь из народа вы,

На земле на православной

Главной все породы вы!

Эх, браток, паши, паши

И стихи пиши, пиши,

А я сижу, стихи пишу,

Не поддаваясь хипишу!

            Где, стервец, словечко такое выкопал? Да мало ли где его носит.

            Через пять дней после свадьбы я уехал на установочную сессию, прихватив с собою молодую жену. Обещали комнату в общежитии курсов. Вот такое свадебное путешествие. Делаю запись уже в общежитии, ночью. Пока.

13 октября 1987 года. Завтра Марусе – 60 лет!  С утра едем с Надюхой с курсов на юбилей.

15   октября   1987   года.   Вчера   чествовали    Марусю    в    клубе.    Ей    вручили 

грамоту   ВС РСФСР, кучу всяких грамот из Минсельхоза, области и района, премию и многое другое. Как раз приехали накануне Чистяковы, гостей куча, речей – море. Сложился  и концерт, где и нам с Гришкой, и Марусе пришлось выступить (на радость Сычёву), и Чистякову, и хору, и потом учинили скромный банкет в совхозной столовке, хорошо, что не в пансионате. Уморили мать почестями до корвалола, но и подарков навезли и нанесли друзья и соседи. «Это праздник с сединою на висках».

            17 ноября 1987 года В День работников сельского хозяйства нас с Григорием вызвали в клуб. У дверей нас встретила секретарша Лашкова, повела в гардероб и потом за кулисы и шепнула: «Идите!» Мы вышли прямо на сцену, не понимая, что к чему. Полный зал встретил нас, конечно, аплодисментами. А Маруся уже сидела в президиуме. Лашков встал и зачитал постановление правительства о награждении группы работников сельского хозяйства. По Одинцовскому району Московской области: руководителя  звена бригадного подряда совхоза  и т. д.  -  Бродова Ивана Степановича, за высокие урожаи зерна, картофеля и овощных культур – Орденом трудового Красного знамени и автомобилем «Москвич»! Шквал аплодисментов обрушился на меня. Мне стало радостно и страшно. Смотрю, на Марусю – она плачет и смеётся, глядя на нас с Гришкой. А Лашков продолжил: члена звена бригадного подряда Бродова Григория Степановича орденом «Знак почёта» и автомобилем «Запорожец»! Вот и Гришку искупали в аплодисментах. А он и бровью не повёл.

Лашков смотрел на меня и как бы подталкивал, кивая  головой: слово скажи. Я ему в ответ: это у нас Гришка мастер выступать, Гриня, давай! И Гришка дал: «Мы в Афгане кровь проливали за честь страны советов, и здесь не пожалеем  на благо земли родной ни сил, ни пота, ни крови!» Вдруг кто-то из-за кулис меня в бок гитарой толкает. Я взял её  и спел Чистяковскую «Земля моя, ты стала героинею…» и после неё сразу же, заглушая аплодисменты, его же «Гимн хлебороба». Славно.

Надька на улице визжала и прыгала,  держась за моё плечо: «Москвич! Москвич! Москвич!»

                                                            388

И снова в совхозе праздник и застолье – премии обмывали, звания и, грамоты. Я никак не хотел ехать в пансионат, меня тянуло домой, в уют моего кабинета, под зелёную лампу, где ждали бумага и авторучка. Но пришлось, не стал конфузить Марусю,  обижать Надежду  и давать повод дурным языкам.

2 января 1988 года. Встретить, как хотелось, Новый год не удалось. Почему такая досада одолевает, когда не получается так, как надеялся?! И не только в такой мелочи, как и где праздновать встречу Нового года? Его, например, встречают всегда дома, лучше всего так. У меня теперь свой дом. Значит, в нём и праздновать. Спросил Марусю: где ей сподручнее  всего быть на Новый год. «Я, сынок, дома привыкла. Знаешь, родные стены держат… А потом, как же Гриша? Спросили Гришу. Тот к Лозовым намылился – Татьяна  позвала. « А давайте все к нам?» « К кому это к вам?» «К нам, - говорю, ко мне с Надеждой». А Надежда сообщает, что её родители тоже к себе, то есть меня с ней, звали, только она еще не успела мне сказать. Вот такая чепуха, такая разделёнка, как быть? «Значит, что же, - спрашиваю, - Маруся одна останется»? «Нет, почему же, - успокаивает нас, - идите, мы с Аграфеной, у телевизора вдвох посидим, хорошо, без колготы». «Нет, -  говорю, - тогда все собираемся в нашем доме и с Аграфеной. Я ещё Чистяковым позвоню, узнаю, приедут или нет».

«У матери с отцом коттедж больше, - настаивает на своём Надежда, - всем места хватит, и на твоих Чистяковых…» «У нас с тобой дом не меньше, все Бродовы и Лозовые поместятся со своими гостями, зваными и незваными». «А готовить?- возразила Надежда, - Одними пирогами Аграфениными гостей не накормишь . Не  Бог  весть  какой,  конечно,   праздник,  но  чего  ломаться?  Марии Николаевне тяжело, ей сборы вообще в тягость, а я тоже хочу отдохнуть, а не надрываться у плиты. И нечего народ  собирать,  как  на  Маланьину свадьбу». «Ладно, - говорю, - сделаем так: Григорий

идёт к Татьяне, я с женой встречаю Новый год в родном доме, у Маруси; салатику поедим, телевизор посмотрим да пойдём спать». Надежда, вижу, встаёт на дыбы, хочет возражать. Я её осадил: «Моё решение окончательное и  менять  его  я не намерен, тем более ты, Надежда Петровна, права: нечего собирать толпу. К тому же, у меня много работы по курсам, по новой рукописи. И отдохнуть  тоже охота. Всё, решено!

Чистяковым звонил – они Новый год встречают на Литфондовской базе в Переделкине. Так что 31 декабря посидели скромно, проводили старый, встретили Новый год, вспоминали, как шумно и весело было здесь  у нас год назад. Маруся с Аграфеной остались у телевизора,  а я повёл Надежду домой, но она поволокла меня к своим, нельзя же не поздравить! – к себе зашли только за припрятанными подарками и шампанским. К Лозовым она не вошла, а ворвалась с грохотом, хохотом и топотом, словно только что оторвалась от буйной компании. И меня всё подначивала помогать ей изображать высокий градус настроения. Но там люди в этом не нуждались: Татьяна привезла из Москвы гостей – две пары однокурсников, вовсе не грустных, а площадку держал, конечно, Гришка, поражая столичных своей деревенской разухабистостью, хотя  в процессе вечера выяснилось, что Татьянины друзья – не москвичи, а провинциалы (кто в сельхоз-навоз из столичных семей пойдёт учиться?) – один парень из Моршанска, другой – земляк Таисии Сергеевны, девушки – обе калужанки. Мне Гришка слова не давал, солировал неистово перед студентами, поражая  своими способностями старших Лозовых. Татьяне, наконец, удалось вклиниться и она  попросила меня  что-нибудь спеть или почитать, представив меня (зачем?) как члена Союза писателей. У её однокашников лица вытянулись от удивления. Я ответил, что я – сельский механизатор,   их  коллега  из  младшего  эшелона,  а  писательство  –  так,  осваивается  пока  как   вторая профессия. «Ну, да,-  возразила Татьяна, - ты студент Высших литературных курсов». «Вот-вот, -

заключил я, - я только ещё учусь». «Ну, Ваня, спой, пожалуйста, только свою, не Чистяковскую, - попросила Татьяна, - не упрямься». « А когда мы упрямились, а, брат?»

                                                                         389

    – подмигнул я Гришке, который притих и сидел, как нахохлившийся воробей. И я спел им «Юрочку-тужурочку», пояснив, кому она посвящена. Потом попросили «Афганский огонь» - тут я пристегнул Григория, много чего ещё пели, Гришка мои отпел знатно, потом мы с ним и с девчонками Лозовыми – само собой, «Калину» и Гришка – кучу своих частушек, опять разогрелся, потом танцевали, снова пели и я пожалел, что с нами нет Маруси. Нечестно мы поступили, нечестно. А вчера, отоспавшись, я повел Надежду к Марусе обедать. Как она была рада, мамочка наша! А уж вся просияла, когда мы  пообещали пойти с ней в храм на Рождество.

15 марта 1988 года. Вот и опять на дворе весна! Заняты ремонтом техники, готовим её к посевной. Никуда с Григорием не ездим,  ни как афганцы, ни как передовики с. х-ва. А то нас за зиму затаскали по совещаниям да собраниям. Я уж на Гришку спихнул обязанность выступать – ему это в масть, хлебом не корми, дай только потрепать языком. Записал ему на бумаге основные показатели работы нашего звена  - с учётом возможных вопросов из зала – например, каков у вас расход топлива на  центнер пшеницы, тонну картофеля -   он и шпарил сначала по шпаргалке, разбавляя числа красноречием,  да ещё с шутками и прибаутками, а потом выучил цифирь  и клепал наизусть  на радость аудитории, поражая её блестящими знаниями дела и аргументацией. Но я иногда улавливал переиначенные братом выводы и заключения из брошюры, которую редактировала сестра Чистякова Лидия. Заглядывал, значит, в книжицу, шельмец. Да, пса я завёл. Кудлатый, лохматый щенок, малой ещё, но обещает быть крупным: лапы мощные и башка здоровая. Какой породы – не знаю, дворняжка, наверное, скорее всего, но с какой-нибудь важной примесью. Сам пришёл, сидит у калитки и скулит. Сколотил ему тёплую будку, пусть живёт, хозяином двора будет. Придумал ему хорошее имя: Амур. А что, подходящее.

20 мая 1988 года. Посевная прошла без закавык. Корреспонденты замучили. Всем нужна гласность и ускорение. А мы ждём обещанного Горбачёвым НЭПа для села. Дождёмся ли? А пока 25-го отбываю на первую сессию на ВЛК. Везу новые стихи и первые главы повести «Чёрный Ангел» о Степане Бродове и Юрии Голубеве. У Чистякова испросил согласие на название повести  и использование его песни в ней. С ссылкой, естественно, на автора. В образе Степана и Юркеша много красок, почерпанных из бесед с Марусей и Аграфеной.