Когда рана на руке у Гришки подзажила, повязка полегчала, и он смог свободно держать  ложку  и карандаш и шевелить пальцами. Они с Иваном пристрастились играть в

домино, увлеклись забиванием козла, считая игру полезной для восстановления гибкости пальцев.

- Всё для выполнения  задания партии и правительства! – балагурил Гришка, размахивая дуплём, - быстрее встанем в строй – быстрее выполним интернациональный долг! – О, у меня один-один. – Брал дупель в здоровую руку и грохал им по столу: - За Родину, за Сталина!

А в лирические минуты пели с Иваном под  пробитую осколком гитару. Чаще всего солдаты просили  «В краю Афганском маки зацвели…» и знали её наизусть, так что всегда исполняли её хором, всей казармой.

Но воинская часть в Афганистане – не профилакторий; боевые операции проводились регулярно: сопровождение колонн автомашин с грузами, прикрытие их в пути, зачистка кишлаков от «духов», помощь в этой работе подразделениям армии НДРА и др. И редкая операция обходилась без жертв и потерь. В части не хватало механиков-водителей и на БМП и на БТР. Стали посылать в операции и выздоровевших Бродовых.

                                                             318

Всем известно: в армии приказ – закон. Вызвали Ивана и Григория к начальнику части. Тот оглядел бравых молодцев, спросил:

- Здоровы, братья?

- Так точно, товарищ полковник!

- Ну и молодцы. Старшину Ивана Бродова благодарю за работу в штабе части. Сержанта  Бродова – за оформление наглядной агитации и стенной печати и обоих – за  участие в  художественной самодеятельности нашего воинского подразделения.

- Служим Советскому Союзу! - дружно ответили братья.

- С завтрашнего дня вы – механики-водители вашего подразделения. Свободны!

И братья снова стали боеспособными единицами рядового состава советской армии. Но не надолго. Через два месяца оба  тяжелоранеными были доставлены в тот же госпиталь. В этот день раненых было особенно много: их везли и везли.

С первой партией доставили Ивана. Все столы в операционной были заняты. Выстроилась очередь. Через три часа привезли Григория. В операционной над ними колдовал со скальпелем и штопал их раны Евгений Иванович Чистяков с бессменной своей помощницей Анютой-Анечкой и ещё два хирурга.

 И когда накладывали повязку и бинтовали раненого в грудь Гришку, Евгений Иванович тихо пропел:

Медсестра фронтовая Анюта

Подползла, прошептала: «Живой!»

- Будет жить, бузотёр, обязательно будет! Вместе с братом, слава Богу! Теперь займёмся его коленом.  Пульс, давление?

- Восемьдесят пять, сто десять на шестьдесят пять. – Доложила Анюта.

- При потере крови пульс всегда повышается, сердечко пытается компенсировать потерю, вот и частит, чтобы поднять давление.

- А оно никак не поднимается.

- Надо добавить крови. Делай. А я чиню колено.

Когда уже в палате, на койке Григорий отошёл от наркоза, открыл глаза и застонал, он увидел над собой знакомое лицо Анны Борисовны.

- Женя, ну, Женя! – позвала  Анюта, - он очнулся! Иди сюда! – И над Гришкой появилось весёлое лицо Евгения Ивановича. Хирург подмигнул раненому и сказал:

- Привет, артист! Скоро будем петь. – И Анюте: - Я говорил тебе, что будет жить?

- Иван где? – простонал Гришка.

- Здесь, рядом. Спит. Можешь за него не волноваться. А ты как себя чуешь?

- Чую, шандец мне приходит.

- С чего это вдруг такие паникёрские заявления? Погоди, поживи ещё лет семьдесят. А потом подумаем, как быть дальше.

- Что со мной?

Евгений улыбнулся:

- Обычно, сначала спрашивают, где я?

- Это ясно… Я опять у вас… - Тяжело,  с одышкой выговорил Григорий.

- Не говори много, тебе нельзя. Надо спать, есть, принимать препараты, набираться сил и выздоравливать. А концерты будем устраивать потом. А о твоих ранениях поговорим завтра, если тебе полегчает. А должно полегчать.

- Нет, хочу сейчас, не то не усну, если не узнаю, - более настойчиво потребовал Гришка.

- Вон ты какой. Ну, ладно. Всё обошлось. Ранение в грудь. Пуля прошла навылет,  с правой стороны, под ключицей. Пулю искать не будем, остальное всё сделано. Но это не всё. Осколок тебя ударил в правое колено. Мы с Анютой собрали его тебе, загипсовали, так что лежи и не шевели  суставом. Когда снимем гипс, начнёшь разрабатывать колено и здесь, и в санатории, и  дома, будешь учиться ходить. Пить хочешь?

                                                             319

- Да.

- А есть?

- Нет.

- Попои его, Анечка, - и Гришке, -  отдыхай. А я Ивана посмотрю, как он после операции там…

Ивана привезли первым, задолго до Григория. У него все было сложнее: проникающее осколочное ранение в живот, раздроблена осколком левая стопа и пуля в левое плечо навылет. Осколок ударил косо в левую часть живота, но разворотил брюшную полость, внутренности задел, рану прикрывала повязка, пропитанная кровью. Когда её сняли, Евгений едва сдержался, чтобы не охнуть, только тихо выматерился и приказал Анюте и второй медсестре:

- Сушите, промокайте, глушите кровотечение. Надо парня спасать. – И коллеге: – осторожно, ищу осколок. Так, вот он. Извлекаю. Чёрт, селезёнка задета. Останавливайте кровь! – Осколок звякнул о днище кюветы. – Чистим, чистим! Много кровищи, Аня, какая у него группа? Нужно переливание.  Накладывайте зажимы. Шьём! Пульс? Давление?.. – Говорит, спрашивает,  отдаёт команды и распоряжения, а пальцы мелькают, трудятся, напрягаются, вибрируют – спасают жизнь твою, Ваня!

- Всё! – выдохнул с облегчением хирург Чистяков через два с половиной часа. – Шейте! – И не снимая маски, приступил к Ивановой стопе. Анюте велел заняться его плечом. Она справилась, хотя пришлось нелегко: впервые ей поручил такое Евгений, но она-таки оправдала его доверие.

- По косточкам собираешь? – спросила  Анюта мужа.

- Ничего, будет ходить, как новенький. До свадьбы заживёт.

- Хромать будет.

- Молодой, расхромается. В Москве его полечу, когда вернёмся.

- Дай-то Бог!

Всё. Работаем…

- Пульс падает, давление! – сообщила вторая медсестра.

- Где кровь, Наташа? – Закричал ей Евгений Иванович.

- Женя, я не могу шить без Наташи, - ответил его коллега.

- Аня, что у тебя?   Можешь оторваться?

- Да. – Анна выскользнула из операционной и вскоре вернулась. – Нет крови. Много раненых. Там Григория Бродова доставили. Кровь будет через два часа.

- Какая группа у Ивана?

- Вторая.

- У меня тоже вторая. Берём у меня.

Быстро  –  к   столу   каталку,   Чистяков   ложится   на   неё,   Анюта   делает   всё

необходимое. Всё, пошла Чистяковская кровь по жилушкам Бродовским. Женькин ассистент только головой помотал.

- Что там с пульсом? – спросил Чистяков.

- Шестьдеят.

- Давление?

- Сто десять на семьдесят.

- Анюта, отключай меня. Как только привезут кровь, добавь ему. – Он слез с каталки, шагнул к столу.

- Голова не кружится? – спросил ассистент.

- Нормаль. Что у вас? – Увидев, что повязка на рану наложена и накрест приклеена пластырем, отпустил ассистента и Наташу. – Геннадий Сергеевич, Натали, спасибо, свободны, дальше мы сами.

Через полчаса с упакованной в гипс стопой, с повязками на груди и животе Иван Бродов был размещён в палате. А на его место на хирургическом столе лежал уже его брат

                                                             320

Гришка. Такие  вот пропозиции, как говаривал замечательный художник Серёга Жмуренков.