Глава 07.
Отчитавшись перед Поляничко о поездке, Чистяков приложил к отчёту стихи, написанные за время пребывания в Афганистане, плакатные строки, темы политических плакатов об интернациональном долге, снабженные краткими рифмованными строками.
Срок командировки истёк, и Георгий с Рукавишниковым отбыли на родину, сопровождённые обещанием Виктора Петровича представить их к наградам.
Больше Чистяков с ним не виделся. После Афганистана, выражаясь современным языком, рейтинг Поляничко значительно поднялся, ему прочили высокие места и в ЦК КПСС, и в правительстве. А, в общем, его авторитет рос настолько стремительно, что его уже называли претендентом на самые высокие должности в партии. Но какие-то силы держали его подальше от Москвы. Здесь уместно процитировать некоторые факты его биографии из Интернета, чтобы автору не фантазировать, пытаясь вписать отдельные детали реальной жизни исторического лица в сюжет вымышленного повествования. Виктор Петрович достоин отдельного романа о его жизни и деятельности.
Из биографии В. П. Поляничко (Интернет)
В 1985 - 1988 гг. работал в Афганистане советником ЦК КПСС при политбюро ЦК НДПА (политический советник Бабрака Кармаля и Наджибуллы). В. П.
Поляничко называют одним из разработчиков политики национального примирения в Демократической Республике Афганистан.
В 1988-1991гг. – второй секретарь ЦК компартии Азербайджана, с 1990 г. – руководитель «Оргкомитета по Нагорному Карабаху», занимавшего крайне проазербайджанскую позицию в отношении карабахского движения и организовавшего массовые депортации армян из ряда населённых пунктов в районах, прилегающих к
308
НКАО. На основании материалов, представленных комитетом по правам человека ВС РФ и содержащих исследования деятельности В. П. Поляничко, летом 1991 г. Генеральной прокуратурой СССР против него было возбуждено уголовное дело (так же, как и против министра внутренних дел СССР Б. К. Пуго, командующего внутренними войсками МВД СССР генерал-полковника Ю. Шаталина и многих других военных и милицейских руководителей). Во время работы в Степанакерте на него было совершено армянами несколько покушений…
Вот что пишет в своих воспоминаниях В.В. Кривопусков, занимавший в октябре-декабре 1990 года должность начальника штаба Следственно-оперативной группы (СОГ) МВД СССР в НКАО:
«В ходе нашей встречи я не раз обращал внимание на то, что разговаривал Виктор Петрович громче, чем следовала бы при обращении трёх человек. Это, видимо, у него так проявлялись последствия от недавней контузии. В Карабахе армянами на него было совершено три покушения. Первый раз его служебный автомобиль на горной дороге столкнули грузовиком в пропасть. Поляничко в машине в этот момент не было. В следующий раз на железнодорожной станции Степанакерт был взорван штабной вагон, в котором он должен был находиться, но перед взрывом Поляничко вышел из него за несколько минут. Третье покушение чуть не стоило ему жизни. Во время очередного совещания Оргкомитета по НКАО в кабинет… из парка, расположенного напротив, выстрелили из гранатомёта. Только чудо спасло Виктора Петровича и других участников совещания. Он был сильно контужен, что отразилось на слухе…»
В августе 1991 года Поляничко поддержал ГКЧП, назвав его «обнадёживающей структурой».
С 22 июня 1993 года – глава Временной администрации на территории Моздокского района, Пригородного района и прилегающих к нему местностях Северной Осетии и Малгобекского и Назрановского районов Ингушетии в ранге заместителя председателя Совета Министров – Правительства Российской Федерации…
Погиб в Северной Осетии 1 августа 1993 года в результате террористического акта. Служебная машина, на которой он направлялся не переговоры с ингушскими полевыми командирами, была обстреляна неизвестными. В теле Поляничко судмедэкспертами было обнаружено 15 огнестрельных ран. Вместе с ним были убиты начальник Владикавказского гарнизона, командир 42-го армейского корпуса генерал-майор Анатолий Корецкий и офицер антитеррористической группы Главного управления охраны «Альфа» старший лейтенант Виктор Кравчук. Ещё четверо военнослужащих получили ранения. Убийство до сих пор не раскрыто. Том де Ваал в своей книге «Чёрный сад. Между миром и войной» утверждает, что Поляничко «погиб в результате нападения на него группы армянских боевиков в Северной Осетии». Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве. Именем В. П. Поляничко названа улица в Ростове-на-Дону. Награждён орденами «Знак Почёта» (1967), Трудового Красного Знамени (1967, 1988), Дружбы народов (1980), «За личное мужество» (1993, посмертно), медалями….
С целью увековечения памяти постановлением № 604 правительства Российской Федерации от 25.05.1994 создан Благотворительный фонд «Будущее отечества» имени В. П. Поляничко, действующий по настоящее врем; его возглавляет вдова, Л. Я.
Поляничко. М. Ф. Ненашев является председателем правления фонда. Фонд осуществляет патриотические программы по воспитанию школьников в гг. Москва, Челябинск, Оренбург, Орск, Ростов-на-Дону, Гай, Магнитогорск. В этих городах открыты мемориальные доски памяти В. П. Поляничко.
* * *
Вернувшись из командировки, Чистяков дозвонился до Маруси, но не стал по телефону распространяться о своём пребывании в Афганистане и встрече с её сыновьями,
309
а попросился к ней в гости на выходные, чтобы отдохнуть от долгой поездки на лоне природы и заодно побеседовать о финале своей книги.
– А то я что-то затянул с ней. Мне нужны подробности вашей работы в училище. - Добавил он. – Заодно поделюсь с вами новостями.
- Приезжайте. Вы с Галиной Михайловной будете?
- И с Ваней, конечно. До встречи в следующую субботу.
- А то и в пятницу. Больше ночек будете на деревенском воздухе.
- Хорошо, спасибо, будем!
В пятницу к девяти вечера к воротам Бродовского двора подкатил, стрекоча, новенький жёлтый «Запорожец» - «мыльница», купленный Георгием Ивановичем за месяц до командировки в Кабул. Маруся вышла встречать гостей. Ворота отчинила заранее, а сейчас только толкнула створки и махнула рукой: «Заезжайте, гости дорогие!» Машина вкатилась, хозяйка створки прикрыла, а гости уже выбрались из машины и ну обниматься с Марусей. Потом выгрузили из багажника сумки и пакеты, поднялись в дом. А там уже Аграфена с пирогами и самовар парит у печи, и Лашков с Петрушкиным и Лозовые всей семьёй, и Екатерина с Павлом Юрьевичем Голубевым. «Как чуяли что ли?» - Подумал Чистяков. Но всё оказалось проще, никакой передачи мыслей на расстоянии: Маруся в четверг перезвонила Чистяковым, самого дома ещё не было, переговорила накоротке с Галиной Михайловной, поинтересовалась, далеко ли её супруг ездил в командировку, та «под большим секретом» проговорилась, что в Афганистан и что для Маруси есть новости – добрые, добрые, не пугайтесь! Но всё при встрече.
За столом Маруся позволила Чистякову выпить только одну стопку и слегка закусить. Она как села рядом с ним, так и не сводила с него глаз, не притронулась ни к рюмке, ни к еде.
- Что вы так на меня смотрите, Мария Николаевна?
- Ну, рассказывай новости, гость дорогой, как обещал, не томи. А то я вся извелась.
- Что ж, не буду тянуть. Но для начала спрошу: можем ли мы у вас найти пристанище на отпуск?
- Да-к, дом Юрия Васильевича пустой стоит, селитесь хоть сейчас. – Подала голос Екатерина.
- А коли кто из дочерей его приедет? У меня в пристройке всё для жизни есть, спасибо Лозовым, поспособствовали. – Добавила Маруся. А что ж свою дачу ещё не достроили?
- Проблемы строительные возникли, пока заехать не можем, - ответил Чистяков.
– Так милости просим к нам. - И Маруся обратилась ко всем. – Не стесняйтесь, наливайте, закусывайте, у Аграфены нынче пироги удались, как никогда. Ванечка, бери, не робей, клюй, воробей!
- Аграфена, у вас пироги – высший класс, завсегда-с! – тоже в рифму вставил Чистяков и продолжил. –Ну, так вот, был я по заданию ЦК КПСС в командировке в Кабуле, столице Афганистана со своим замом художником Владимиром Рукавишниковым. Помогали мы тамошним товарищам развивать наглядную агитацию для победы Афганской революции. - И приложил палец к губам и понизил голос. – И
направили меня с выступлениями по частям и подразделениям наших войск, по медсанбатам и госпиталям. Так рассчитал я маршрут, чтобы начать с дальней точки и закончить в госпитале на окраине Кабула, потому что в нём работает военврачом мой родной брат Евгений. Он младше меня на четыре года, но старше по званию. Я старший инженер-лейтенант запаса, а он майор медицинской службы.
- Выпьем за нашу медицину! Маша, не томи гостя, дай ему расслабиться. – Попросил Лашков.
- Пейте, пейте, угощайтесь.
310
После алк-паузы Чистяков продолжил.
- Прибыл в госпиталь, обнялись с братом, глотнул чайку, гитару в руки и пошёл по палатам. Захожу в первую и вижу – ба! Мария Николаевна, пейте корвалол, - стоят у кроватей живые и здоровые братья Бродовы и на все тридцать два зуба улыбаются мне…
Маруся закрыла лицо руками и замотала головой. Женщины кинулись к ней.
- Николавна, Маша, Маруся, успокойся, живы сыновья, что ж волноваться. – Подал голос Лашков.
Маруся отняла ладони: по лицу катились слёзы, на губах дрожала слабая улыбка. Концами белого хлопчатобумажного платка, что лежал на плечах, она стала отирать слёза.
- Нет, нет, это я так, от радости. Они ведь недавно звонили мне.
- Это Женька организовал звонок из госпиталя.
- А они, стервецы, нет, Гришка-стервец приврал, что звонят из дома отдыха, из профилактория.
- Они там и вправду, как в доме отдыха, ранения пустяковые: у Григория левая щека слегка обожжена, у Ивана левая ладонь. Женька-брат в Склифе работал и в хирургии, и в ожоговом отделении, вот его опыт там, в Афгане, пригодился. Он у нас знатный мастер-золотые руки. И прооперирует, и заштопает, и подлечит. А ваших-то и штопать не было нужды. Брат секрет знает, как и чем лечить ожоги, кожу восстанавливать… - Георгий рассказывал, а Маруся вспоминала Юркеша с обожжённой в рубцах щекой, которые так и не сошли за всю жизнь; и Степана вспомнила, сгоревшего в танке.
- «Чёрный Ангел», неожиданно произнесла она вслух.
- Что? О чём вы, Мария Николаевна? – Обратился к ней Чистяков.
- Песню вашу вспомнила, её Голубев любил петь, и Гриша. И оба огнём войны мечены. Ой, Гриша мой не вернётся! – Запричитала Маруся. – Он как мой Степан… Ой, Ванечка, сыночек ты мой…
- Да что вы, перестаньте! Они скоро вернуться домой. Ещё месяц в госпитале, а потом Женька даст заключение о их непригодности к дальнейшей службе. Их комиссуют и вперёд – до дому, до хаты…
И за полночь велась беседа, рассказ Чистякова о наших в Афгане, о нелёгкой судьбе молодых солдат, воюющих за малопонятный афганский социализм. Идеологические и политические максимы, которые изливались на массы простых людей из СМИ, были им малопонятны, нужна была только правда.
- Это что же получается? – Выступила неожиданно Аграфена. – Власть решила помогать тамошним партейцам, нагнали туды наших ребят, они помощи никакой не принесли, а бандиты их донимают, и наши ребятки заняты только тем, что отбиваются от них и гибнут сами за себя? Так уйти надоть оттеда, и всех делов! Хватит нам гроба сюда присылать, жён вдовить, детей сиротить да матерей в могилу сводить от горя.
Георгий полез в карман за блокнотом, записать Аграфенину тираду. Все молча смотрели, как бегало его перо по бумаге. Закончив, он сказал:
- Вот, друзья, простая русская женщина элементарно, доходчиво и кратко изложила суть состояния для нас Афганской проблемы. Но давайте не будем развивать её дальше, не в нашей, к сожалению, власти её решать. Но я чувствую, что она вскоре будет закрыта.
Станет не самым ярким штрихом в нашей истории.
- И то верно. – Подтвердил Петрушкин. – Вы про ребят поподробнее, можно?
И Чистяков поведал им о своей работе в Кабуле, ну, только детали, о которых он мог сообщить и которые, на его взгляд, будут интересны собравшимся – обо всём, что знал из поездок по частям, и подробно – об Иване и Гришке, о том, как попали в душманскую засаду, о ранениях, награждении, о их совместных с Георгием выступлениях; для Маруси – о том, как протекает их излечение, чем занимаются на досуге, чем их кормят в госпитале и так далее. Похвалил Ивана, раскрыв его тайное
311
увлечение стихотворчеством, достал газету «Московский литератор», прочитал стихи Ивана из подборки, передал газету Марусе:
- Поздравляю, Мария Николаевна! Гордитесь сыном, и героем, и солдатом, и поэтом. И Чистяков спел без гитары Иванов «Афганский огонь», сообщив, что сочинил он её в госпитале.
Ночная тьма начинала разжижаться на востоке, горизонт слегка тронула синяя полоса надвигавшегося рассвета – предтеча зари.
- Ой, - заволновалась Галина Михайловна, - у нас-то завтра выходной, а вы как? Не пора ли нам почивать?
- Я тоже выходная, - Маруся поправила платок на плечах.
- А нам, коли аврал какой случится, гэтак, звонком поднимут. Ничего.
- Так, может, ещё самоварчик взгреем? Вон, пирогов-то сколько, не съели почти ничего. –Предложила Аграфена.
- Вздуй, Груня, позавтракаем заодно, - одобрил Лашков.
- Георгий Иванович, а почитайте что-нибудь своё. – Попросил Петрушкин.
- Хорошо. Пока Филипповна вздувает, я вам расскажу стихотворение «Шутка» и небольшую поэму «Камень и осколок». Её в седьмом апрельском номере «Смены» напечатали к сорокалетию Победы. Только, извините, я встану, такие стихи я не могу читать сидя. И попрошу фантиками не шуршать.- Надежда бросила назад в вазочку шоколадную конфету и смущённо улыбнулась. Улыбнулся ей и Чистяков. - Потом вместе навалимся. Я тоже эти конфеты люблю. Ну, слушайте, «Шутка»:
Однажды в шутку, в час ночной прогулки -
Хватило у меня тогда ума! –
В каком-то из арбатских переулков
Я крикнул: «Ма-ма!» в сонные дома.
И дрогнул переулок вспышкой стёкол.
Я замер: слева, справа – каждый дом
Вдруг форточками-крыльями захлопал,
Как вспугнутая птица над гнездом.
И женские встревоженные лица,
Как лики Богородиц из икон –
На них сейчас бы только и молиться –
Возникли в рамах вспыхнувших окон.
Ушли из дома мальчики-мальчишки,
Кто много лет назад, а кто вчера.
И в каждом доме, домике, домишке
Печальней стали дни и вечера.
Да, «шутка» прозвучала странно, дико.
Я, скованный стыдом, шагнуть не мог.
И кто-то сверху ласково и тихо
Сказал мне: «Ну, ступай домой, сынок».
А ночи край был в предрассветной сини.
Я брёл домой и думу нёс одну:
Сумей мой крик промчаться по России –
Все матери прильнули бы к окну.
Он так эмоционально, трепетно, художественно и точно прочитал стихотворение, что даже девушки Лозовые прослезились. А поэт уже объявил поэму «Камень и осколок», уточнив один момент: в журнале она напечатана под названием «Уроки», так предложил редактор, автор согласился (пусть, лишь бы напечатали!), хотя первоначально он назвал поэму «Иван и Ганс», или «Два Ивана». Для публикации в сборнике он приготовил поэме новый, самый точный, как считал заголовок: «Камень и осколок».
312
Читательские слёзы нельзя, конечно, считать за реальную, объективную оценку произведения, но всё-таки: глаза блестели влагой и у мужиков.
- Ну, ты уж совсем разошёлся, - ворчала Галина Михайловна на мужа, зачем так много пустого болтал про название, кому это нужно? Тебя хлебом не корми, дай только выступить. У тебя комплекс Фроси Бурлаковой.
- Ты меня повторяешь. Я сам про себя так говорю. Ты же знаешь, я с детства мечтал стать артистом. Так что в этом вопросе я – Бурлакова Фрося, - отшутился Георгий. - Спокойной ночи, Галя! – Добавил Чистяков и нырнул под одеяло в Бродовской пристройке.
- Сладких сновидений тебе, Фрося! – Послышалось в ответ.
- И вам не хворать, - отпарировал, засмеявшись, Георгий.