В один из майских дней братья Бродовы катили к дому четырёхколёсную тележку – ни дать, ни взять – бурлаки. В тележке что-то круглое было прикрыто чистым тканьёвым одеялом.

- Куды, ребятки, так стараетесь? – окликнула их устьинская старушка-вековушка.

- До дому, до хаты! – крикнул ей Гришка.

- А чё катитя? – бабка остановилась.

- Арбуз, - нашёлся тут же старший Бродов. – Здоровущий достался, одному не донесть, и  вдвох чижало, вот и катим. Гостей ждём, всех накормим!

- Ай, никак арбузы завезли? Чё-то рано, лета ещё нет.

- А не наши, с Кубы. У нас с ней дружба. Арбузы от Фиделя Кастро!

- Побегу в магазин тогда, спасибо.

- Да не беги, не из магазина. Это мамке как лауреату прислали из горисполкома. Ну пока, бабуля, потерпи до осени. – И братья двинулись к дому.

- Что врёшь всё время! – упрекнул на ходу Ваня брата. – А припрётся кто в гости на арбуз? Да она сейчас расскажет всем, вдруг ещё кто явится, чем угощать будешь?

- А мы прошлогодние огурцы достанем из погреба и компот –жрите на халяву, то есть на здоровье, дорогие землячки! – хохотнул Гришка. – Осторожно, яма, не расколоть бы арбуз, - и опять засмеялся.

                                                            116

Укусила всё-таки Юркина Марусю. Подбила своего Шматко, изложила ему «аргументы» по поводу антихудожественности скульптурного портрета доярки, который выполнил какой-то студентик бог весть когда – кустарная работа, грубая, портретное сходство неубедительно и т. д. и т. п. И как-то приехал в совхоз товарищ Шматко, походил по клубу, придирчиво всё осмотрел, познакомился с подробным планом оформления наглядной агитации в клубе и в хозяйстве в свете последних решений партии и правительства по развитию села, одобрил его и узнав, что план будет утверждаться на следующий день на заседании партбюро, заглянул к Петрушкину.

Петрушкин высокому гостю рад, усадил его за стол, предложил чай-кофе. Сошлись на последнем, была извлечена из шкафчика пузатая бутылка болгарской «Плиски», лимон, бутерброды с сыром и потекла беседа за «рюмкой чая». Зашла, в частности, речь о плане оформления наглядной агитации.

- Вы знаете, Серафима Симоновна разработала весьма оригинальный план. Надо сказать,  у  неё  к  наглядной  агитации  творческое  пристрастие,   причём  идеологически     

точное и художнически талантливое. Вы не будете возражать, если я завтра поприсутствую у вас в партбюро на обсуждении плана? Мы с этим планом с Серафимой Симоновной еще поработаем сегодня, у меня будут некоторые замечания и уточнения, я их выскажу на заседании.

- Какие могут быть возражения, товарищ Шматко!

- Ну, зачем так официально, можно просто Эрик, - Шматко поднял очередную рюмку, - за дружбу!

- За неё самую! – подхватил простак Петрушкин. - Эрик…  Эдуардович! Мы приглашаем вас как члена партии и руководителя культурой района, вы нам честь окажете!

Эрик остался ночевать у Юркиной. Конечно, никакого  плана наглядной агитации они не дорабатывали, отложили это дело на утро, а занялись, сами понимаете, чем - этим самым, которого в СССР не было.

На другой день в 16 часов партийное бюро заслушало план наглядной агитации, разработанный Юркиной. Она отвечала за идеологию как член партбюро. План был обширный, наглядка разворачивалась по всем производственным подразделениям совхоза, даже  захватила магазин и школу с детским садом, широко были задействованы политические плакаты и другая продукция  издательства ЦК КПСС «Плакат». Серафима обещала устроить выставку политического плаката и её обсуждение с приглашением работников аграрной редакции издательства, оборудовать стенды комплексными изданиями «Урожай» и «Животноводство – ударный фронт» (издательства «Плакат», «Колос», «Профиздат» и фирма «Мелодия»), продемонстрировала некоторые плакаты в четверть листа, которые она собирались наклеить на зерноуборочных комбайнах в страду: «Не теряй!» и «Больше хлеба стране!»

- А теперь, - заявила Юркина, - я хочу остановиться подробно на новом оформлении клуба. Безобразное, малохудожественное панно заменим другим – с образом Леонида Ильича и его словами о развитии села. На противоположной стене будет галерея передовиков – портреты работников нашего совхоза, добившихся высоких показателей.

- У нас доска почёта есть в здании администрации, - возразил Петрушкин.

- Да, но там сменная портретура. По итогам года, а здесь, как в книге почёта, мы представим наиболее заслуженных, которые из года в год показывают высокие результаты труда,  такие как Мария Бродова и многие другие. Можно обратиться к истории хозяйства, вспомнить лучших людей, работавших и до войны, и во время неё и после.

- Это интересно, - бросил реплику Шматко, - оригинально.

- Всей этой композиции, - продолжила Юркина, - будет противоречить вульгарная кустарная скульптура доярки, все знают, о чём я говорю, этот бюст застоялся в клубе, он пережил свою эпоху и я предлагаю его убрать, достаточно будет портрета лауреата  Государственной премии на стенде.

- Мы этот вопрос, товарищ Юркина, обсудили с вами несколько лет назад. Стоит ли к нему возвращаться? – подал твёрдый голос парторг.

- А мы её этим не обидим. Мы дадим, как я уже сказала, её цветной портрет в галерее передовиков и все её награды и звания укажем в подписи под портретом. Зато место освободим под бюст генсека. У нас ведь ещё есть и лауреаты министерских премий и областных. Что же, прикажете заказывать их бюсты из гипса? Это нам дорого обойдётся, да и ни к чему. А галерея – это трудовая слава для всех, заслуживших её, и поровну, никому не будет обидно.

Петрушкин предложил приступить к обсуждению плана. Все пункты приняли гладко, без придирок,  понравилась встреча с плакатистами, но вокруг панно и Марусиного бюста возникли споры. Дискутировали долго. Насчёт панно с генсеком Лашков выразился так:

- Гэтак, хорошо с его образом. Н вот есть яшчэ образы вечные, Ленина, например, а вдруг как будет у нас новый генсек, станете что ли перекрашивать стену опять? Не надо, думаю, трогать панно. Помню, как на его открытии говорили о сути этого образа: крестьянка наша идёт к счастью. Чем не вечный образ? И он нравится всем на деревне и гостям вот уже много лет. Это ведь не Марии Николаевны портрет, она на нём и мало похожа уже. Спросите молодежь, кто это? Никто фамилии не назовёт, а скажут: крестьянка. Вот так мы понимаем эту, как говорится, фреску. Если она пооблупилась где, надо её отремонтировать. Пущай остаётся на своём месте.

- Отреставрировать, - важно поправил Шматко.

- Ну, конечно, гэтак, отреставрировать, простите за неточность, в терминах искусства я не специалист. А что касаемо скульптуры, тут, возможно, Юркина права, тут надо подумать.

- Позвольте мне? – махнул рукой  Шматко к Петрушкину.

- Пожалуйста, Эрик Эдуардович!

- Товарищ Юркина! – официально обратился к Серафиме глава районной культуры. - Вы представили замечательный, всесторонне продуманный план политического и художественного оформления производственных участков совхоза и его культурного центра – руководимого вами клуба. Вы даже сельскую школу не оставили в стороне. При вашей активной работе я не побоюсь назвать клуб дворцом культуры, не по архитектуре и объёмам здания и размерам сцены и зрительного зала, а по той неутомимой культурной работе, которая ведётся в его стенах с массами. – Юркина таяла от таких слов, щёки её пылали, искры восторга брызгали на присутствующих сквозь очки.

 А Эрик Эдуардович подошёл к главному, оговорённому с Серафимой:

 – Что касается так называемой скульптурной халтуры, извините за выражение, - она аляповата, маловразумительна и, честно скажу, как профессиональный и заслуженный работник искусств, поставленный на руководство культурой района, - она бездарна и неуместна в интерьере  и в нынешнем, и в задуманном планом оформлении. Она обидно одинока, она вызывает недоумение: почему только этот портрет, разве мало в хозяйстве тружеников, заслуживающих того же?

Дальше, чтобы утвердить факт изъятия, удаления Марусиного бюста из клуба, он решил сыграть на возражении Юркиной:

- Я предлагаю убрать только гипсовый портрет доярки, но не разрушать его, не раскалывать на куски. Давайте подарим его этой доярке, пусть она украсит им свой домашний интерьер. Но что касается панно, тут я, простите Серафима Симоновна, позволю себе не согласиться с вами. Похвально ваше желание усилить политическую ноту оформления фойе клуба. Пусть одна стена в нём несёт тему народа, тему труда,  а другая будет партийная, идеологически выдержанная, с образом генерального секретаря КПСС и его словами о селе. А может быть, и о хлебе из его книги о целине.

- Но как же галерея?! –испуганно и плаксиво заметила Серафима.

                                                             118

- Вот! – Эрик гордо выпятил грудь, давая понять, что сейчас он скажет нечто. – Давайте, друзья, вынесем галерею наружу. Попросим молодёжь посадить вдоль прохода к клубу аллею – из лип или берёз, может быть, каштанов – тут этот вопрос надо решить с целесообразностью, какие древонасаждения стоит выбрать. И вдоль аллеи установить аллею славы с портретами заслуженных работников вашего совхоза, кого – вам решать. Это могут быть цветные фото под стеклом или запаянные в пластик, или цветные живописные портреты. Вот моё предложение. А деревья пусть сажают те, чьи портреты украсят аллею. Вместе с комсомольцами. Это будет спайка поколений.