Маруся вернулась с фермы к вечеру, прошлась по пустому дому (надо сказать Петрушкину, чтобы кровати забирали), заглянула в сарай. Добрый вечер, Мария Николаевна! – приветствовали её Кравчёнок, Просторов и гитарист, которые, как и Бродкин, отложили отъезд на последний день, то есть на завтра.

- Вы ещё тута?

- Да, мы завтра вместе с Бродкиным решили отъехать.

- А он где ж?

- В лес отправился за грибами.

- Тут я! – Маруся даже вздрогнула. - Живой и невредимый! – Отозвался в дверях Аркадий. - И  с полной корзиной грибов. Вот, Мария Николаевна, хочу родителей побаловать.

- Тогда надо их перебрать и в погреб спустить, чтобы червь не развился. А лучше сейчас отварить и чуток присолить, чтобы так и отвезть. Как лучше считаете, так и поступайте, Аркадий Борисович.

- Во как! – удивился Сашка, - тебя по отчеству величают. Как сурьёзного скульптора. Чего изволите, ваше сиятельство?

                                                             50

- Наше сиятельство желало бы пожрать.

- Это можно, я вас уж напоследок накормлю. Там осталась колбаса варёная, что Петрушкин принёс, я яичницу приготовлю. Будете? С колбасой яичница подойдёт?

- А картошечки жареной? -  поклянчил Аркадий.

- И картошечки, куда от вас денешься.

Аркадий решил везти грибы в Москву свежими, так красиво, перебрал их на кухне под присмотром Маруси, едва уговорив её на это, и   отнёс в погреб на лёд.

- Берите корзину с собой, пусть подарком будет. Больше мне нечего подарить, разве вот банку огурчиков.

Сели ужинать – стук в дверь. Соседка застенчивая Аграфена с тазом пирогов.

- Гляжу, Маня, цельный месяц, да больше,  у тебя жильцов полон дом, стеснительно зайти. А нынче многие отъехали, решилась заглянуть. Здравствуйте, гости дорогие. Так уж я насмелилась, вот пирогов напекла, угостить вас, прошу принять наше деревенское. – И она поставила на стол таз с пирогами, которые тут же были расхватаны студентами.

- Как вас звать-величать?

- Аграфена Филипповна. А вы кто ж да кто ж такие будитя?

-Художники, а пока студенты, учимся ещё рисовать.  А как мы рисуем, можете посмотреть в клубе, мы вам там стены расписали.

- Ладныть, завтрева схожу, посмотрю.

Нашлась и бутылочка сладенького хозяйку и соседку угостить, прощальные тосты произнести, всё, как положено. Аркадий несколько раз отлучался, бегал смотреть, как там гипс в форме себя ведёт. Но всё равно, посидели славно. И даже попели под гитару.

Ночью Бродкин попытался повторить вчерашнее, но дверь в Марусиной пристройке была закрыта, хотя свет в окошке горел долго (Марусю поглотила «Мадам Бовари»;  читая роман, она  обливалась слезами), но никакие Аркашкины ухищрения не помогли, как он ни царапался и ни мяукал под дверью и ни скрёб её ногтями, ни хныкал притворно у порога, он слышал в ответ: «Не балуйте, Аркадий Борисович. Идите спать. Ничего больше не будет. Побаловались и хватит».

Наконец, он ушёл в свою конуру и долго крутился и вздыхал в постели, громко, чтобы Маруся слышала  через тонкую стенку.

Утром он первым делом проверил  заливку. Гипс затвердел. Тогда он позвал Сашку и они вместе осторожно извлекли форму из ямы и установили её, как полагается стоять бюсту, на столе во дворе.

Аркадий осторожно удалил бинты и стал резаком разделять форму надвое. Наконец, половинки были сняты, и открылось лицо Устьинской мадонны.

- Ещё краше! – Сашка даже причмокнул. – Ещё краше, чем из глины! Ну, Кадюся, ты мастер, а бюст – доказательство твоего мастерства. Это дипломная работа, точно.

Просторов и гитарист похлопали в ладоши.

- Браво, браво!

- Ещё и на бис надо второй бюст! – Сказал Сашка.

В месте стыка половинок был заметен невысокий шов.

- Это мы зашкурим, всё лишнее уберём, - бормотал, волнуясь, Бродкин,  у меня в чемоданчике где-то есть наждак.

Он провозился с бюстом до обеда, Сашка сходил к Петрушкину, тот  дал машину, на ней они и доставили бюст в контору совхоза. А в кабинете Лашкова как раз шло совещание специалистов, была там и Маруся как бригадир  животноводческого комплекса.

Идёт совещание. Вдруг двери кабинета  распахиваются и ребята вносят гипсовый бюст Марии Бродовой, кандидата в герои соцтруда, кавалера Ордена Трудового Красного Знамени, и ставят его на край стола для всеобщего обозрения.

                                                             51

Маруся обмерла, Лашков медленно поднял ладони и зааплодировал, за ним захлопали всё присутствующие.

- Слово имеет автор, студент художественного училища молодой скульптор Аркадий Бродкин! – торжественно объявил Сергей Просторов.

- Дорогие товарищи! Я… В общем, я … был удивлён и восхищён работой Марии Николаевны. И всеми её делами. Я городской маменькин сынок никогда раньше не сталкивался с жизнью людей простого, но главного труда на земле, тех людей, которые кормят страну, весь народ. Я ещё многого не знаю, но вот то, к чему мне удалось прикоснуться… Простите за высокопарный стиль речи, но я говорю искренно; я этим потрясён, и я влюбился в Марусю, простите, в Марию Николаевну, в её труд, в  её  манеру  

говорить, в её жесты, руки, взгляд, в  поворот головы…. Мне трудно всё объяснить, потому что я этого ещё не пережил, не перечувствовал до конца. Но я увожу отсюда с собой… вдохновение... огромное вдохновение… Может быть, на всю жизнь. Мария  вдохновила меня на  создание образа русской крестьянки для панно–фрески в вашем клубе и вот на эту работу, портрет мастера машинного доения.  Прошу принять бюст в качестве подарка вашему совхозу. Надеюсь, он займёт достойное место в клубе в галерее ударников труда. – Под  аплодисменты закончил Аркадий.

- Любуйся, любуйся, Маруся, - твердил Лашков, - гэтак, и поблагодари автора.

Маруся подошла к Аркадию, положила ему руки на плечи и поцеловала в щёку:

- Спасибо, Аркаша, спасибо, дорогой, за всё, большое спасибо.

- Да ладно, Маша, прости меня, - шепнул в ответ Бродкин.