Он проснулся внезапно, от какого-то внутреннего толчка.

- Господи, что это со мной?! – Посмотрел на руки, поднял волосатые ноги, подрыгал ими. Провёл ладонями по лицу, растянул губы. Больно. Охнул, пытаясь подняться,  сел. И вспомнил всё, что было ночью. Вспомнил, ужаснулся и не поверил, что это было с ним. «Этого не может быть, потому что не может быть никогда».

- Эй, Брод! – раздалось со двора.

Он вышел, прихрамывая и держась двумя руками за бок, из пристройки.

- Ты куда вчера пропа… Нихибо себе! – присвистнул Кравчёнок. – Это кто ж тебя так?

- Никто. Надоело мне там всё,  я и пошел домой. И по дороге в темноте угодил в яму.

- И на оглоблю наткнулся, - заржал довольный Косяков, - доигрался.  Пить надо меньше!

- Да, - согласился Аркадий, - я вчера перебрал, во всём перебрал.

- Здоровье поправить не хочешь? – Кравченок поднял бутылку.

- «Отчего ж не выпить бедному еврею, если у него нет срочных дел», - на мотив «Мурки» пропел Бродкин, пытаясь войти в свои привычные параметры.

- А хозяйку куда подевал? – лукаво спросил Косяк.

- Откуда мне знать? Я за ней не слежу. Это вы за местными бабами ходите косяками, а бедный еврей за вас получает.

Перекусив, Аркадий вернулся к своей глиняной мадонне, облепленной кусками газет. Форма высохла до хруста. И Бродкин принялся за работу.

За пристройкой в огороде выкопал яму нужного размера, потом достал из чемоданчика резак и стал осторожно и аккуратно разрезать форму, разнимать её на две половины, ведя линию от темени по лбу и носу донизу. Потом также аккуратно, резал сзади. Наконец,  форма разделилась надвое. Аркадий аккуратно  стал мазать клеем края разреза, и соединил полые половинки в целое.

- Тебе помочь, старик? – участливо предложил Кравчёнок, поняв, чем занимается Бродкин.

- Неплохо было бы.

Они осторожно отнесли склеенную форму в приготовленную яму, опустили в нее газетный шар вверх нижней частью, подсыпали земли, чтобы форма стояла устойчиво.

Аркадий заглянул в Марусину часть пристройки, взял из коробки-аптечки бинты, все, сколько было, и они с Сашкой аккуратно опоясали форму бинтами, стянули две половины на всякий случай, чтобы не распалась при заливке гипса.

Теперь надо было готовить гипс. Это им удалось легко, сметанообразную массу новоявленные скульпторы осторожно сливали в форму понемногу, чтобы не было никаких вздутий и дефектов. Наконец, форма была заполнена доверху. Аркадий дощечкой разровнял будущую опору бюста, покрыл его, на случай дождя, клеёнкой с кухни.

- Ну, всё, - сказал он, - теперь надо ждать.

- Сколько?

- Сутки, как пишут в учебниках, и как, между прочим, учили нас на лабораторных занятиях в мастерских. Понял, чудовище?

- Понял, зверина.

- Завтра и посмотрим.

- А я сегодня уезжаю с ребятами.

- Ладно, я привезу форму в Москву, там и отолью дубликат для показа, если вы не врёте.

- Не, ты чего, старина? Всё ништяк!

И  Аркадий,  распрощавшись  с соучениками,  отправился  в  клуб «подмазать», как

                                                            49

обещал, своё панно. По дороге ему никто не попался: в деревне днём все на работе, бездельника встретишь редко.

            Он встал на пороге фойе клуба и долго любовался своей фреской. Хороша! Жаль, не может показать её в натуральную величину отцу с матерью. И своим преподам. Эскизы есть, конечно, но они исчерчены клетками, вид не тот. Снять бы тебя отсюда и на выставку.

            Он сходил в закуток, где оставались ещё на всякий случай колера панно, взял, что нужно, и забрался на леса. Тут подмазал, там подмазал. Потом усмехнулся и, неторопясь, нарисовал на груди своей мадонны комсомольский значок, неяркий, с золотым Ленинским профилем, потом смазал его кистью серой краской, словно складку обозначил на платье.

            - Вот так. И никак иначе. – Спрыгнул с лесов, отошёл к дверям: - Нормаль! Теперь  

можно и в речке окунуться. – А куда окунаться, сентябрь уже. Всё равно надо смыть с себя всё вчерашнее, как скорлупу.

            Хрустально прозрачная вода в реке Москве не показалась ему холодной. Он вымыл голову с мылом, потерзал себя жёсткой мочалкой, окунулся, проплыл – брр! и какой же русский не любит тёплой воды – вытерся насухо полотенцем, оделся и пошёл, что-то напевая, на подворье Бродовой.

Там пацаны паковали рюкзаки.

- Ну, ты, Брод, когда?

- Завтра к вечеру.

- А чё?

- Надо как-то закончить обещанное.

- Значок что ли комсомольский нарисовать? – подначил Косяков.

- Я его уже нацепил, куда следует, всё путём, не у Пронькиных.

- Ну, тогда давай! – и ребята протянули ему руки на прощанье.

Аркадий заглянул за пристройку – гипсовая скульптура доходила, ждала своего часа.

- Ладно, сохни, а мы пойдём. А куда мы пойдём? В лес за грибами, удивим родителей дарами леса. – Он взял в сарае корзину и отправился к лесу, прихватив палку. Остановился у калитки, посмотрел на поле, речку, сияющие вдали купола Саввино-Сторожевского монастыря, крикнул Косякову: 

- На будущий год привезу сюда родителей отдохнуть.

- И бесплатно! – не обошёлся без подначки однокашник.

- О цене договоримся! Пока! – и двинул к лесу.