Всё получилось, как обещала  Маруся. Холодец, или студень, пришёлся по душе ораве студентов-художников; после завтрака все разъехались по своим объектам, рисовальщики принялись за дело в клубе.

            Аркадий нашёл в сарае кое-какие доски и фанеру, гвозди, молоток и сколотил мольберт. А чтобы образ героини панно не ускользнул,  сфотографировал Марию Николаевну в нужном ему ракурсе, отснял и присланных ему Петрушкиным передовиков-ударников, распечатал портреты в совхозной лаборатории в требуемом размере и с усердием  взялся за работу. За день покрасил, как говорят художники, свой эскиз и принялся за Марусин портрет.

            На другой день перед обедом Бродов решил окунуться в Москве реке.  Погода стояла жаркая, летняя. Насвистывая мелодию «Семь-сорок», он вприпрыжку спустился к реке, искупался, вылез на берег и стал прогуливаться вдоль реки, широко расставив руки и поворачиваясь на ходу, подставлял себя горячему солнцу с разных сторон. Раз прошёлся туда-сюда, другой. На третий заметил под берегом какую-то яму. Заглянул в неё, потом спрыгнул  на дно. Здесь, очевидно, брали глину. 

            Аркашка поднял комок, помял его в руках, хмыкнул от возникшей идеи и побежал на Марусину усадьбу.  Там в сарае разыскал  два ржавых ведра и лопату, вернулся к глиняной норе и накопал полные вёдра вязкой липкой глины. Накладывал по лопате и приговаривал: «То, что надо! То, что надо!» Потом потащил тяжеленные вёдра по тропинке наверх, едва донёс до пристройки. В том же сарае оказался кусок рубероида; он расстелил его в пристройке и высыпал на него глину. «Хватит - не хватит?» -прикинул и спустился к реке ещё раз.  «Вот теперь хватит!»

            Для работы с глиной ему нужен был стол или хотя бы верстак. Пришлось заняться  его сколачиванием. Нашёл в сарае старые тазы, пересыпал в них глину, накрыл стол рубероидом – отлично. Теперь нужна вода. Это не проблема – набрал  её в ведро из бочки под водостоком во дворе у дома, поставил около стола. «Так, теперь попробуем, что ты за глина такая!»  Мочил руки в ведре и мял глину, пока не слепил из неё шар крупнее человеческой головы. Покопался в своём чемоданчике, достал шпатель и стал им орудовать и колдовать над глиняным шаром. Постепенно шар приобретал черты человеческой  головы.  Аркашка   работал  шпателем  и   приговаривал:   «Талантливая  ты  

                                                                            35

морда жидовская, Аркадий Борисович!» И вдруг: «А жрать? Ох, забыл пообедать!».  Сбегал в сарай, вернулся с каким-то мешком. «Так, режем!» Из того же чемоданчика извлёк резак, располосовал мешок, сделав из него полотно. Намочил его в ведре, укрыл полотном будущую скульптуру и помчался в столовую.

             Влетел в неё и сразу на кухню - там повара гремели кастрюлями – закричал:

            - Всё сожрали москали? Всю шамовку подмели! Дайте ложку кашки бедному Аркашке!

            - Иди, найдём, чем подкормить бедного студента.

            - Я не бедный, я вредный.

            - Лопай, вредный, харч обедный! – Крикнула молодая повариха.

            - Ого! –  Аркадий ставил на поднос поданные тарелки.- У нас таланты  в столовке? Между прочим, завтра жду вас после завтрака в клубе, будем создавать портрет знатного кашевара.

            И только когда принялся за еду, стукнула ему в голову мысль о том, что не многовато ли работы он на себя взял? Может, скинуть кому часть, чтобы не перенапрягаться? Ладно, вечером решим. Надо эскиз докрасить и потом – глина…

            Глина была его страстью с детства. Впервые он увидел её малышом в мастерской отца, Бориса Исааковича Бродкина, известного в своих кругах скульптора. Аркадий привык к глине, всегда что-то из неё лепил, орал, когда его уводили домой, и отец, чтобы сын не скандалил, разрешил ему держать глину в детской. Пластилин сыну не нравился, подавай ему глину, и всё тут.

            Борис Исаакович гордился тем, что сын идёт по его стопам, хвастал перед друзьями и заказчиками первыми работами, которые неумело лепил его маленький Кадюся, учил его приёмам работы с материалом; позднее, когда Аркаша подрос, показал ему, как можно  сделать форму и отлить гипсовую копию глиняной скульптуры. Эту технологию юный Бродкин освоил в совершенстве.

            Старший Бродкин в великие не стремился, он делал деньги и весьма успешно: поставил на поток  изготовление надгробий и намогильных памятников – из камня, металла (бронзы), а то и из бетона – в общем, на сколько вы мне заказываете, настолько я вам и сделаю, но ниже установленной планки заказы не принимал. Заказчики знали его как отличного скульптора и рекомендовали друзьям и знакомым. Так что ореал источников доходов ширился, рос и капитал Бориса Исааковича,  а вместе с ним и благосостояние семьи, так как он умел проворачивать свои дела помимо официальных заказов через государственную мастерскую, которой он заведовал.

            Аркадий, будучи студентом художественного училища, уже вовсю помогал отцу делать, как тот говорил, их маленький семейный бизнес.