Солнце ещё не село, но уже зависло над дальним лесом, и день истаивал, когда все собрались у Маруси на усадьбе. Голодные и злые, пацаны сидели, где попало, рылись в рюкзаках в поисках съестного – остатков хлеба и печенья. Посреди двора стояли три ведра грибов.

- Ну что, гости дорогие, давайте готовить ужин, вот вам чугун, вот вам таганок, вот здесь разведите огонь, согреете воды и помогите мне перебрать ваш грибной улов. – Маруся быстро проверила грибы, выбросив поганки, которыми москвичи засорили собранную груду лесной продукции.

- Кто впервой ходил по грибы? – Маруся вопросительно взглянула на студентов. Трое подняли руки. – Подите-ка сюда. Вот смотрите, это – валуй, его только солить будем: это – белый, вот – подберёзовики, сыроежки, о, хорош подосиновик, красавец; эти – поганки, так, ложный опёнок, животом намаешься. Эти все хорошие, что я отложила, чистите их, шляпки режьте на четыре части, ножки тоже и бросайте в чугун. О, вода закипает, подсолим. Так, часть сваренных поджарим с картошкой,  остальные я засолю, через пяток деньков отведаем. 

Аркадий крутился возле Маруси, как кот вокруг сметаны, и выполнял все её поручения.

- Смотрите, Кадюся-то наш как приручённый около хозяйки крутится.

- Сладкий кусок выпрашивает, котяра.

- Пёс он Чёрный, а не котяра…

- Ладно, бог с ним, Простор.

Грибы в огромном чугуне вскипели, Маруся выложила большую часть на сковородку и ушла в дом к газовой плите (газ в деревне провели по домам недавно, оставив без работы русские печи, но пироги хозяйки пекли только в них,  по-старинке). И вскоре она  появилась на пороге, а сзади неё стоял Аркадий, повязавший голову белой косынкой, как бы поварёнок. В руке он держал деревянную ложку.

- Ну, что, гости дорогие, заходите в дом, за стол садитесь.

Старый большой нестеровский стол для такой компании оказался маловат. Они с Аркадием приставили с двух торцов кухонный стол и старый стол из сарая (его принесли ребята). Нашлись и лавки, кое-как все расселись. Вот с посудой было плоховато, но Маруся вспомнила о сервизе - подарке с комсомольского съезда, который много лет пылился за печкой, упакованный.

А гости пока не садились, рассматривали стены Марусиного дома, увешанные и рамкой со старыми фотографиями, и грамотами, и дипломами разных степеней, но все адресованные хозяйке за трудовые достижения. Наконец, студенты выгрузили на стол свои запасы: сухая колбаса, консервы разные, появились и бутылки.

- Толпа! - Строго сказал Сергей. – Без этого.

- Простор! В малых дозах! С новосельем! – Сразу ответил ему Сашка Кравчёнок. – Только в малых дозах, со встречи.

- Мария Николаевна! – Окликнул хозяйку Просторов. – Откушать с нами.

- Да что вы, ешьте, ешьте, не стесняйтесь, я как-нибудь…- Мария затевала вторую сковородку картошки и не хотела мешать молодёжи.

«Нет, нет!» – запротестовал народ; кто-то крикнул: «Брод, тащи сюда свою даму»! Аркадий вприпрыжку  подскочил к Марусе, подхватил её под локоток, вывел к торцу столу и усадил хозяйку на табуретку  и сам плюхнулся рядом: «Наливай!»

Просторов обвёл рукой грамоты и спросил:

- Это всё ваше, Мария Николаевна? – Та только кивнула. – А что в углу этой семейной рамы? – Там был вставлен делегатский мандат. – Ну-ка,  кто поближе, зачитай.  

                                                                30

Сашка Кравчёнок глянул, не вынимая из рамки, и закричал:

- Это её мандат на комсомольский съезд!

- Ох, - махнула рукой Маруся, - когда это было-то!

- А как ваша фамилия звучит?

- Бродовы мы, - тихо молвила  Маруся, промокнула концом косынки набежавшую вдруг слезу. – В девичестве Нестерова. Этот дом моих родителей. Вон на фото, отец и мать, братья старшие. Мужчины на фронте полегли, мама умерла не так давно. Вон, похоронки в раме. Кому интересно, глянете после.

- А какие у вас награды, кроме грамот и дипломов? – спросил кто-то.

- Медаль есть и орден.

- И что ж, одна вот так и живёте? – вырвалось у Кравчёнка.

- Почему одна? Они все со мной   рядом, и муж мой погибший Степан, тоже с ними. Так что я не одна. Иногда и вечера не хватает, чтобы переговорить со всеми. А сегодня – вон, сколько вас, опять не одна.

- А вы член партии?

- Нет, я верующая.

Просторов, глядя на спросившего, постучал кулаком себе по лбу, а другой рукой показал на иконостас.

- Тогда первый тост не за новоселье, а за хозяйку-труженицу, как вы сказали, фамилия ваша?

- Бродова.

- А я Бродкин! Мы однофамильцы.

- Жених и невеста!

-Эй, женишок, не расплескай!

- Горько! – вырвалось у кого-то, и Аркашка чмокнул Марусю в щёку и коснулся её высокой и крепкой, как у девушки, груди. Она инстинктивно отпихнула нахала так, что тот едва не упал, но удержался под общий хохот, ухватившись за край стола. Маруся смутилась, сделал глоток, качнула головой, сказала: «Спасибо!» и ушла на кухню жарить вторую сковороду картошки с грибами.

- Ну, ещё по грамулечке, за новоселье, бугор, - повернулся Аркашка к Просторову. – По грамулечке и по бабам!

- Да, да, тебе местные и накостыляют, как в прошлом году в Тютькове, или забыл, и душа ещё просит? – бросил ему через стол рыжий увалень Колька Косяков.

- Ладно, Косяк, ты ещё своё схлопочешь, - буркнул Бродкин и поднял стакан: - Ну, с новосельем! – А рука его хранила прикосновенье к Марусиной груди: такую он  у хилых первокурсниц не встречал.

Пока закусывали да болтали обо всём, тут и Маруся вплыла с новой сковородищей.

- Ё-моё! – Восторженно встретили её постояльцы. Но ели эту порцию уже не так жадно, а, как говорится. «…с толком, с чувством, с расстановкой».

- Вы, ребята, вот что. Готовить вам каждый день утром, в обед и вечером я не смогу. Занята на работе. Какая она у меня? Вон, Аркадий видел. – Бродкин показал большой палец: «Во!» - Выберите-ка вы из своих кого-нибудь, кто к кухне имеет тягу, одного мало, нужно двух. А вообще, обедать можно в нашей совхозной столовке. Я сейчас дойду до Петрушкина, скажу, чтобы приказал там готовить и на вас, можно и ужинать там же. А с утречка кипяток на газу приготовите, с газом управляться умеете небось, не маменькины сынки, чай ли, кофе ли да с бутербродами – вот вам и завтрак. А то  каши  сварите,  вот так…

- А мы варить не могём! – Аркашка хлопнул глазищами своими голубыми, в которых мерцала вся библейская тоска, и растянул рот в улыбке.

- Ну, завтра утром я вам сварю и когда в выходной, а там уж сами. – И Маруся побежала к Петрушкину.

                                                                31

            А пацаны отправились на разведку в клуб, может, киношку посмотреть, может на танцы. И все единогласно решили, что Бродкин будет помогать Бродовой.

            - И будешь ты у нас повар Бутербродкин, помощник Бутербродовой. – Сострил Сашка Кравчёнок.

            - Бутыльбродкин, - уточнил Косяк под общий хохот.

            Аркашка полез было в драку, но крепкие руки Серёги Просторова растащили их, как козлят.

            - Осади назад!..

            И потекла жизнь в доме Маруси необычная и весёлая. Всё наладилось. Обещанную Петрушкиным тушу забитого телка завезли в столовую, копыта и голову получила Бродова, как и говорила, - для холодца, а Бродкина пригласила в ассистенты.

            Постель себе Аркадий устроил в пристройке, в противоположной  стороне от Марусиной части, с отдельным входом. К его услугам оказался старый диван, на который он бросил казённый матрас и постелил постель. В ней его и разбудила Маруся наутро:

            - Пошли кашу готовить, помощник.

            Кашу она варила пшённую на разбавленной молоком воде. Показала Аркадию, сколько чего и как надо закладывать для вкусной каши и где всё взять.

            - За молоком будешь ходить вот с этим бидоном. У вас подъём во сколько?

            - Полвосьмого.

            - Ну, тогда я сама принесу. А вечером будем с тобой варить холодец.

            - А что это за шняга такая?

            - Студень. Разве не знаешь? Не слыхал поди и не едал. - Маруся хмыкнула в кулак.

            - Нет, этого не знаю. Я знаю рыбу заливную, готовила?

            - Не-а.

            - Вот, значит и ты кое-чего не знаешь. И не хвались!

            - А чё ты всё время на меня пялишься?

            - Не пялюсь, а приглядываюсь. Может, ты мне понравилась.

                        Маруся зарделась по-девичьи, даже сквозь  летний загар было заметно.

            - Глупости какие.

            - Я на тебя смотрю как на модель. Может, написать твой портрет хочу.

            - Да ладно тебе.

            - Вот и не ладно, посмотрим.