Собираясь поступать в институт, Юрка Голубев звал учиться и Марусю.

- Поедем, а? Вместе веселее.

- А на какие шиши будем веселиться? – Печально спрашивала молодая вдовица.

- Во-первых, стипендия, во-вторых, работёнку какую-никакую ночную-вечернюю подыщем, опять же не за тридевять земель уезжаем, картошки-моркошки с капустой-лучком и свеклой притараним из деревни в общагу, перебьёмся.

- Откудова же я картошку привезу? Кто её мне вырастит? Это у тебя есть родня, тебе твои помогут, а я? Мать сдала совсем.

- Маш! – Юрка пристально посмотрел на Бродову. Я тебе сейчас скажу, тебе, может, не поправится, но ты подумай. Выходи ты за меня замуж, и вдвох учиться будем.

- Куда нам! – Маруся усмехнулась. – Две инженера беспартошных возле одной  печки.  А если серьёзно – нет! И не уговаривай. Я – Бродова, ты забыл? И я замужем. Я Стёпу жду, чтоб ты знал.

Голубев остолбенело уставился на Марию:

- Ты рехнулась, да? Кого ты ждёшь? Степан на моих глазах… Я же его похоро… Я же тебе всё рассказал… Не сходи с ума, Маруся!

- И не проси. Уходи.

- Маш, ты понимаешь, что говоришь? Ты или этого или того… В церковь сходи, с батюшкой посоветуйся, если мне не веришь. – Юрка постучал кривым пальцем себе по лбу, потом покрутил им у виска и ушёл.

                                                                11

Мария задумалась над его словами и решила сходить в церковь. Но куда идти, в округе ни одного целого храма. Стоят, пустыми глазницами колоколен на округу пялятся, глядеть страшно. На куполах кресты сбиты, по краям барабанов берёзки расти пытаются. Отправилась в воскресенье в Звенигород пешком. Мимо заброшенного Саввино-Сторожевского монастыря прошла, поднялась к воротам, не заметила, как на площадке перед колокольней очутилась. На земле подле нее лежало тяжёлое било. Нет, это не было делом рук фанатичных безбожников. В 1941, когда ожидалось, что немцы войдут в Звенигород, колокол пытались снять и увезти, но уронили впопыхах, он раскололся, от него вот осталось  только било, язык немой когда-то знаменитого колокола. Говорили, что малиновый звон звенигородского колокола по реке Москве, над которой на холме, огибаемом речкой Сторожей, и стоял монастырь, звон этот добегал до столицы.

            Сюда с того первого посещения и стала часто заходить Маруся. А когда  в стенах монастыря открыли музей, и узнала она от экскурсовода, подойдя к группе отдыхающих из ближайшего санатория,  эту историю про колокол и про многое другое.

            А в то первое посещение она положила поклоны не четыре угла монастыря и собору в центре его, осеняя себя крестным знамением, и пошла дальше, на краю города поднялась на горку в храм, там и исповедалась батюшке. Спросила, не грех ли ждать с войны мужа, на которого получила похоронку.

            - Бывают случаи, что живыми возвращаются и после похоронок, бывает. Вера даёт силу воинам, и твоя вера, раба Божья, поможет тому, кто страждет, - ответил священник.

            - А если свидетель есть? – не успокоилась  Маруся.

            - Какой свидетель?

            - Друг мужа. Воевали вместе. Он говорит, что при нём мой Стёпа погиб. И награды его привёз, и всё… А теперь замуж зовёт.

            - Кто? – Не понял батюшка.

            - Да Юрка, Стёпы моего дружок. Тоже танкист, обожжённый, в танке горел.

            - Документу из военкомата о гибели мужа ты не веришь?

            - Я не знаю…

            - А другу мужниному, Георгию этому тоже не доверяешь?

            - Я поверила поначалу, но во сне с ним говорила… Обо всём…

            - Погоди, с кем ты говорила во сне?

            - Со Степаном, мужем моим. Я с ним завсегда так, всю войну. И после похоронки.

            - Он когда погиб, давно?

            - В последний день войны, 8 мая нынешнего года.

            - И он продолжает являться к тебе во снах?

            - Да.

            - И потому ты засомневалась, вправду ли он погиб?

            - Да.

            - Вот что, раба Божия Мария. Ты  молись и проси у Господа нашего помочь тебе. Замуж не спеши, погоди до года. А во снах… Это душа Степана с тобой говорит, её и спроси, как тебе дальше жить. Храни тебя Господь! – И он закончил исповедь положенными словами и действиями.