Мы выходим… и снова оглушает этот объемный стрекот цикад, взбудораженный, в сумерках. Но сегодня, когда Игорь со мной… я только сейчас понимаю, что стрекот был все время, и когда мы ужинали в доме – но я не осознавал его; не обращал внимания.

 В отличие от вчерашнего, когда мы разговаривали с матерью лежа на кроватях… я слышал стрекот и в доме.

 «Эти сестры… мать рассказывала о дочерях Альбины и после этого я нашел тетрадь наверху – что это значит?! Эти вещи связаны, связаны...» – плетется-сквозит цепочка, инерционная – «Сергей!.. Он живет теперь в доме Альбины но не имеет к ней никакого… Сегодня когда я стоял у речки – Представляешь, он на нее колесом наехал, прикинь? Николька мой сын и приносит домой – а она еще живая ее ведь очень сложно поймать! Ну и потом он тоже такой радостный ходил, ходил туда-сюда по участку прям без остановки… А в тетради – сегодня мне удалось поймать стрекозу, я наехал на нее колесом велика… стрекозу очень сложно поймать.

Николька… мальчик. И в рукописи тоже мальчик! Это совершенно невероятно – как такое может быть?!»

 Мы с Игорем, тем временем, выходим на дорогу…

 -Слушай… А ты же наверху был, когда я приехал?

 Я смотрю на него. Но он не заметил, как я вскинул голову, прогуливается, шуршит гравием.

 -Ну да. Откуда ты узнал?

 -Тетя Таня сказала.

 -Серьезно?

 -Да. Слушай… - он останавливается и глядит на меня, улыбаясь и кивая почти с детским азартом. - А чё, чё ты там делал, расскажи…

 -Ничего не делал. Просто.

 -Да ладно, не может быть такого. Небось, решил чё-нить полазить, да?

 -Да-а-а… нет, просто хотел на поселок посмотреть. Сверху. Он такой охватный.

 -Да ладно, это ты утаиваешь. Чё ты там делал?.. Ну не хочешь, не говори. Я просто сразу вспомнил, как мы любили где-нибудь лазить, выискивать, когда детьми были… да я понимаю, разумеется, ты не за этим туда полез. Но просто… я как приехал – меня распирает чё-нить этакое сделать-придумать.

 -Поня-я-ятно. Но там… что у нас наверху делать, сам посуди.

 -Ну да, наверное, ты прав. Слушай, тебе не холодно?

 -Э-э… нет.

 -Мне да – я лучше в дом схожу, куртку накину… Я вернусь щас. Тебе точно не принести куртку?..

 Он уходит…

 опять начинают крутиться мысли: «…мать рассказала о дочерях Альбины, а в рукописи – просто сестры и я сам тотчас подумал о сестрах после ее рассказа. Если  в рукописи описаны дочери Альбины… нет, это не так. Там ведь сказано, сказано! - у сестер нет никаких ближайших родственников! – сказано, и их участок не возле леса, как Альбинин!.. Сергеев… Но в любом случае: кто автор записей и почему тетрадь в моем доме? - я не писал это никогда. Может Игорь? - нет не его почерк».

 Я стою и чувствую, будто что-то не смыкается, расходится в голове; как две оконечности, не смыкаются, по нескольку раз – страх, страх. И он, в то же время, как какой-то инородный, будто и не связан с моей находкой кто-то влил мне паралитическую жидкость извне.

 «А может это Сергей написал?.. Не может быть – он здесь два года, рукописи лет пятнадцать…» - как звенья разъединились.

 «…Я спас стрекозу слипшиеся крылья почти поломанные – вот она взметнулась и опять летает как восстановилась – волна пошла мыслей пошла как энергия я нахожу тетрадь! А в записях ребенок наезжает на стрекозу велосипедом она больна – то есть это как начало к тому что она снова разрушается. Потом разламывается крыло – Мария без руки… и вот они бегают бегают, она прячется прячется – но все равно же стрекоза остается – всегда, всегда…

 …Я спас стрекозу – тетрадь появилась. Это как забраться на некий пик!.. А в тетради опять скатывание, опять начало разрушения стреко…

 Буф-ш – резкий толчок! – в землистую воду – ш-ш-ш-хл-л-л… кого-то толкают в воду – мощный нечеловеческий толчок, страшная сила…

 Стрекоза помогла мне увидеть, сегодня на речке – это тоже имеет отношение к тетради?»

 И тут как током пронзает – «Вера! Это Вера толкает мальчика… Она куда-то притаилась пока он преследовал Марию…

 Я бегаю, бегаю по проездной дороге, бегу на свой участок приседаю, смотрю – но рука всегда заслонена – если подбегаю к ящику с доломитом рука Марии за углом сарая…

 Буфш-ш!! – двое борются в грязной жиже меж страшных, размякших комьев земли-и-и-и-и!!

 Нет, не может такого быть! Там этого не было, там…»

 поэтому рукопись и обрывается.

 «…Я весь затрепетал вчера внутри когда мать сказала о дочерях – так все и пылало сестры! - А сегодня нахожу тетрадь».

 Но и сейчас я не могу вспомнить Альбининых дочерей.

 Были, были, ты просто забыл, - сказала мать Нет и теперь ощущение, как вчера… что она ошиблась, я никогда их не видел!

 Рукопись. У меня в доме.

 «Я что-то забыл?.. – это болезненное провисание в мозгу как амнезия - я-я-я-я… – Быть может я был этим мальчиком – откуда взялись записи? Я что-то забыл? - страх. Что все, что написано в тетради… но я просто забыл это? Нет, это невозможно, это нелепо просто…»

 Игорь возвращается.

 Спрашивает:

 -Слушай… а ты помнишь же, да, что я на телевидении работаю?

 -Как… конечно.

 -Я что хотел сказать… я, наверное, уволюсь скоро.

 -Да?

 -Думаю, во всяком случае. Еще не решено, но… да меня достала эта работа просто, дерганая. Хочется что-то потише… если уволюсь, то через пару месяцев. Дрюха Арсеньев зовет в институт преподавать. Но я должен это в течение месяца решить… ну я знаю, что ты скажешь, Леш. Ты ведь всегда считал неудачниками всяких преподов, и я, наверное, согласен с тобой. Но… эта моя работа – разве там особо много перспектив? Поначалу это было классно, а теперь…  все, что было классно, только давит не дай же Боже.

 -А что давит?

 -Да это долго объяснять. Это надо все восемь лет пересказывать.

Пауза. Я все-таки не выдерживаю:

 -Слушай, а почему ты так спросил, помню я, что ты работаешь на телевидении или нет? Как я могу не помнить.

 -Да нет, я… не знаю, почему даже так сказал, но… ладно, неважно, - отмахивается.  

 Снова принимается расхаживать.

 Я еще различаю его лицо, но синюю куртку, которую он надел, когда ходил в дом, почти невидно. Она странно сливается с вечером не смотря на то, что Игорь ходит прямо передо мной. Расстегнута, и у меня зрительный обман, что я вижу только среднюю часть его туловища – там, где черный свитер.

 Почему он не застегнулся? Ему ведь холодно.

 -Тебя нет?

 -Что? – спрашиваю.

 -Я говорю, тебя не тянет повспоминать дачные истории?.. - я вижу, как его зубы блестят в синевато-призрачном мраке. - Как мы в детстве любили наблюдать за домами. И ночью тоже. Прятались все за деревьями…

 -Ну… было такое, да. Но я смутно... Не помню, какие конкретно дома это были, - я чувствую, что инстинктивно стараюсь уйти от темы. Но…

 -А я – да. Мы за домом Палыча все следили, председателя…

 -Ну… Игорь, что-то смутно.                     

 -О-о!.. Как же ты мог забыть – тебя это вообще так восторгало! Ты был инициатором.

 -Ну… да нет, я помню, но…

 -Вот, кстати, чё для тебя в этом такого было, я сам уже... Или, может, мы камнями кидали по крыше. Или не было такого?

 Я перевожу тему, спрашиваю про рисунки на вагонке, в нашей комнате. Еж с дуплом в боку, профиль китайского мудреца и голова Франца Шуберта…

 -…Ты придумал, что они будут сниться мне в том же порядке – сверху вниз – как расположены на деревянных реях.

 И дивлюсь его ответу:

 -Я действительно говорил такое?

 -Да. Неужели забыл?

 -Вообще. Напрочь не помню, - он сам удивлен, останавливается; потом прибавляет задумчиво: – Вообще, говорят, так бывает.

 -Что?

 -Когда совсем забываешь, ноль. Будто кто-то вырезал у тебя из головы…

 Пауза. Игорь сейчас отвернулся. Стоит в синеватом мраке. Потом вдруг поворачивается, спрашивает:

 -Слушай, я тебе про Вику рассказывал?..

 -Про какую Вику?

 -Девицу, которая так привязалась ко мне, бегала все за мной… она встречаться со мной хотела, помнишь? Года три назад, еще в институте в конце аспирантуры.

 -А-а… ну да.

 -Ты ее видел несколько раз. И на днюхе у Дини в том числе.

 -Ну и что?

 -Ты знаешь, она, оказывается, из аварии спаслась. Но там была просто страшная авария автомобильная – у нее был перелом позвоночника.

 -В смысле, после?

 -До! До того, как влюбиться в меня. Вика попала в аварию.

 -Как такое может быть? Она же…

 -Вот-вот. Она не то, что полностью восстановилась, но ходила вполне нормально. У нее все полностью… но я не знаю – она нормально передвигалась, ходила, да? Ты ж видел.

 -Ну да.

 -Вот-вот. Абсолютно нормально. А оказывается, до этого у нее перелом позвоночника. Ей, по-моему, там протез вставили. Или что-то в этом роде. Словом… это вообще было совершенно незаметно, а она после такой жуткой операции.

 -Понятно.

 -А другие два человека, которые с ней ехали, вообще погибли, - прибавляет под конец.

 Я говорю ему, что Вика мне нравилась, когда я с ней познакомился. Симпатичная.

 -Да, она ничего, согласен. Но когда меня так доставать стала, преследовать – нет, она мне резко разонравилась… слушай, ты только ничего другого не подумай, - говорит вдруг.

 -Не понял. Что я могу подумать?

 -Ну… что я отшил ее из-за того… что узнал про аварию. Что Вика мне казалась какой-то…

 Игорь не договаривает, но я вдруг понимаю, он чуть было не сказал… «ущербной». Он и сам удивляется, как это разговор так неловко повернулся. Он не хотел намекать ни на что такое, но язык сам завернулся – и теперь совсем неловко продолжать…

 -Ладно, я что-то… - он отмахивается.

 Темно, но по едва уловимым деталям я догадываюсь, он очень смущен.

 -Ладно, я в общем… ну… давай, про другое поговорим.

 А мне самому тоже неловко. Этот неловкий момент – он как пронзил насквозь, - и я забыл обо всем.

 Но и вообще: зачем он стал говорить об этой девушке? Не могу понять. Мы уже давно не видели ее.

 -Давай, к старой теме вернемся, короче… Как же тянет повспоминать дачные истории, мы… - говорит уже как с принуждением.

 -Игорь…

 -Чего… - он оборачивается и делает шажок ко мне. – Ну чего, чего?..

 Но я качаю головой – все, мол, нормально.

 -Слушай… а ты Альбину помнишь?

 -Альбину? Из этого поселка?

 -Да.

 -Помню. А что?

 -Нет-нет, ничего, просто…

 -Детей ее гораздо лучше помню, - говорит вдруг.

 -Детей?

 -Ну в смысле сына и… - делает заминку. – Двух дочерей.

 -Двух сестер?

 -Да. Вот их я гораздо больше помню.

 Я жду, что Игорь скажет что-то еще… но он больше ничего не говорит, а только поднимает голову и смотрит на темное небо.

 Но раз он ничего не сказал, значит…

 -Ладно, давай не будем об этом, - выдыхаю.

 -В смысле? О чем – об этом?

 -Неважно, - махаю рукой.