Тот же дядя Саша Брусенцев, среди монголов Санька-будун («толстый»), летом 1935 года, в июне, позвал с обозом в глубь Монголии, в пустынную западную сторону. Александр Львович бросил к тому времени беззаконный, да и небезопасный, охотничий промысел, занялся более прибыльным делом – скупкой шерсти и пушнины. Заодно возил с собой для продажи кое-какую одежду, посуду и бакалею, но вся эта торговля часто служила лишь прикрытием для рискованной контрабанды водки и табака. «Была бы голова, а шапка найдётся», – любил он повторять монгольскую пословицу. Для дальней поездки в степь набрал артель из семи человек – пятерых русских и двух бурят. Обоз составился из двенадцати вьючных верблюдов и пяти верховых лошадей.

         До озера Далайнор места наезженные, привычные. От верховьев реки Шара-Мурен потянулись песчаные сопки-барханы Гучин-гурбу, по-монгольски «Тридцать три», бесчисленное множество. То совсем оголенные, то заросшие травой или тальником. Трудно выбрать здесь путь: взберёшься на возвышенность, глянешь, а во все стороны плавные линии новых горбов, таких же точно, сделанных по одной мерке. И так больше ста вёрст.

         Впрочем, монголы не знали ни вёрст, ни километров. На вопрос «Далеко ли до такого-то места?» кочевой человек отвечал: столько-то дней на верблюдах, столько-то на верховом коне. И добавлял вдогонку: «Если хорошо будешь ехать».

Барханы Гучин-гурбу переходили в ровную каменистую степь, когда поднялся сухой западный ветер, закрутил, заметался из стороны в сторону. К вечеру ураган охватил серо-коричневой мглой весь небосвод. Караван укрылся среди небольших сопок, люди спешились, разгрузили верблюдов. Всю ночь гремел ветер, в лицо хлестало мелкой галькой. А мимо косматыми призраками проносились сорванные с корней кустарники. К утру местность изменилась до неузнаваемости: некоторые сопки были взвихрены и развеяны так чисто, как будто их никогда и не было, на ровном месте явился высокий бархан, в другом месте, наоборот, выскребло котловину.

Проходивший монгольской степью, примерно по тем же самым местам, Марко Поло в «Книге о разнообразии мира» рассказал о голосах, сманивающих путников в сторону: «И как станет человек нагонять своих, заслышит он говор духов, и почудится ему, что товарищи зовут его по имени, и зачастую духи заводят его туда, откуда ему не выбраться, так он там и погибает. И вот ещё что: и днём люди слышат голоса духов, и чудится часто, точно слышишь, как играют на многих инструментах, словно на барабане».

А то среди странного мерцания воздуха без конца проходят навстречу вихри, караваны и войска призраков, толпы лиц, бесплотно наседают на ездока, прут сквозь него и вдруг рассеиваются, чтобы через мгновенье кучно объявиться на горизонте. И оттуда кричат, машут руками, зовут с собой – в страну, откуда путники не возвращаются. Не могут или не хотят, никто не знает.   

Той ночью и люди, и животные в обозе потеряли всякое представление о времени и пространстве. Утро почти не прибавило света, небо всё так же осыпалось песком с мелким камнем. Казалось, этому не будет конца. Четырех верблюдов не могли поднять на ноги. Тут уж ничего не поделаешь: если тумэн-верблюд отказывается вставать, значит, конец, никакие крики и побои его не поднимут. Останется умирать или, бывает, отлежится, накопит сил и через неделю-две явится сам.

Кое-как увязали груз, оседлали коней, бросив павших верблюдов, двинулись в пыльной мгле, без дорог и примет. Хуже всего, у Дмитрия разболелся и потёк правый глаз, с вечера нахлестало его песком. Да и левый слезился, смотреть было больно. Промыли из фляжки – не помогло. Пришлось забинтовать. Ехал вслепую, держась за поводья. Укачивало, голова кружилась…