Вокруг и около спорта

Спорту в училище внимания уделяли много, даже, мне кажется, слишком много. Посудите сами. Каждое утро начинается с физзарядки и пробежки. Минимум три раза в неделю – плановые занятия согласно учебным программам кафедры физподготовки и спорта. Периодические марш-броски и кроссы, строевые занятия и парады, по нагрузке мало отличавшиеся от занятий спортом (с 1-го сентября по 7-е ноября – ежедневно и не менее двух часов), наряды, общехозяйственные работы и т. п. Физическая нагрузка была очень большой. К вышеперечисленному ещё можно добавить и работу различных спортивных секций, участие в которой, конечно, уже являлось делом сугубо добровольным.

Секции были на любой вкус. Пожалуй, не было только футбольной – видимо, ввиду отсутствия у училища своего стадиона с полем. А так, кроме общего спортзала, оборудованного необходимыми снарядами, имелись зал тяжёлой атлетики, спортплощадки на улице и, созданный через пару лет, борцовский зал.

В одном из укромных уголков главной зоны отдыха в Киеве – Труханова острова[104] – находилась училищная водноспортивная база с яхтами и ялами. А на занятия плаванием курсантов вывозили в бассейн стадиона «Динамо»[105].

Активно работал клуб любителей бега, коих оказалось немало. Особенно запомнились двое из них: из нашей роты – Александр Бондарь, а из второй – Владимир Сорокин. Они бегали профессионально, на уровне мастеров спорта, лидируя на всех марш-бросках и кроссах. Володя Сорокин в итоге «добегался» (в хорошем смысле слова): сначала возглавил ЦСК ВМФ[106], а потом стал начальником физподготовки и спорта всего Военно-Морского Флота.

Кроме того, существовала и так называемая «Группа здоровья» – дополнительные ежедневные занятия для тех, кто не укладывался в установленные нормативы или не мог выполнить какие-то упражнения на гимнастических снарядах. Эти занятия проходили вечером, в часы самоподготовки. Они были не обязательны, однако настоятельно рекомендованы, а их посещение контролировали офицеры – преподаватели кафедры физподготовки и спорта.

Я занимался в составе этой группы все годы учёбы. Что, на мой взгляд, являлось следствием несправедливой уравниловки: всех «причёсывали под одну гребёнку», поскольку нормативы для всех были одинаковыми и не учитывали даже антропометрических данных курсантов.

Например, мой вес, при росте 189 сантиметров, был 92 – 95 кг. И таких нас подобралось несколько: Буля, Слава Русанов, Павел Монастырский, Слава Маляр, Валера Осташкин… Ну, не могли мы «белочкой» крутиться на перекладине, да и бегать нам было тяжеловато. Одно дело – худощавый мускулистый Николай Лаптев, который легко вытягивал свой вес, а выход силой на перекладине делал раз десять, а другое – мы, с нашими ростом и массой! Слава Русанов, имевший звание мастера спорта по боксу, и тот получал оценки не выше «удовлетворительно». Я ещё кое-как выполнял подъём переворотом, а вот выход силой – вообще не мог: висел, как «сосиска»… А ведь, сверх всего, за годы учёбы дважды пришлось сдавать экзамены по физподготовке! Кому-то она была в радость, а для таких, как я, – постоянной головной болью, причиной тревог и переживаний.

Я пытался спорить с этой системой, но всё – без толку. Как-то на занятиях в запальчивости заявил майору Блохину:

– Дайте мне двух, даже трёх ваших лучших гимнастов, и я их заломаю за минуту!

На что Блохин усмехнулся и вновь повторил: нормативы для всех одни.

Правда, «неудов» преподаватели «физо» нам не ставили, но нашим уделом по сей дисциплине было вечное «удовлетворительно». К примеру, мой результат экзамена, на котором требовалось выполнить тот самый выход силой, выглядел так: «Подход к снаряду – «отлично». Выполнение упражнения – «неудовлетворительно». Отход от снаряда – «отлично». Средний балл – «удовлетворительно»». Да, очень обидно, но ничего не поделаешь…

В конце второго курса тем, кто хорошо (без «троек») учился и не имел серьёзных нарушений воинской дисциплины, присваивали старшинские звания. Так наш командир роты даже на общем собрании объявил, что делает исключение из этого правила только для меня, поскольку практически по всем предметам у меня было «отлично», лишь по физкультуре «удовлетворительно»…

Большие физические нагрузки и недосыпы после нарядов часто приводили к тому, что некоторые из нас засыпали прямо на занятиях – организм брал своё. А после таких мероприятий, как ночные репетиции парада или ночные марш-броски, на лекциях спало, наверное, более половины присутствовавших. Однако тут тоже не всё просто: чтобы поспать, была нужна определённая методика.

У задремавшего курсанта голова время от времени падала, и он её периодически вздёргивал, как лошадь. Одновременно его правая рука с зажатой в пальцах ручкой выводила в конспекте какие-то непонятные каракули, которые мы называли «диаграммой сна». Это состояние не оставалось не замеченным преподавателем, и всегда существовал риск, что он поднимет тебя с места, и до конца лекции придётся слушать её стоя.

Другое дело – принять позу глубокомысленных раздумий, подперев левой рукой голову и прикрыв ладонью глаза. При этом ручку в правой руке необходимо направить пером в конспект, изображая старательное записывание услышанного. Но и в таком случае, при погружении в более глубокий сон, рука, поддерживавшая голову, иногда подламывалась со всеми вытекающими последствиями.

Со временем появилась усовершенствованная методика, автором которой был Володя Денисенко: левую руку надо упереть локтем в стол, кисть её – вывернуть наружу, а большой палец – упереть в край правой глазницы. В этой позе рука никогда не подломится. Правда, сначала кажется не очень удобно, но быстро привыкаешь. Вот так. Век живи – век учись…

Денисенко у нас вообще был, как сказали бы сейчас, парнем креативным. По утрам, после команды «Подъём!», он садился на своей койке, сладко-сладко тянулся, изгибая руки и оттопыривая мизинчики, словно древнеиндийский Шива[107], и произносил: «Я – божество-о-о…».

Володя окончил педфак академии, преподавал, а после увольнения в запас много лет проработал психологом в московском сбербанке. Сейчас он принимает самое активное участие в ветеранском движении…

Физически сильных, крепких ребят училось у нас много, но, наверное, самым сильным был курсант Павел Монастырский. Как говорил о нём Витя Лякин: «Здоров до безобразия».

Павел тоже из Белой Церкви, ростом под 190, широк в плечах и с постоянной лёгкой улыбкой на губах.

Он серьёзно занимался борьбой и тяжёлой атлетикой. Помню, на шлюпочной практике шестивёсельный ял, на котором загребным[108] был Павел, носил десятый номер и назывался нами «призовой червонец», поскольку соперничать с ним не мог никто. Павел орудовал тяжёлым веслом, как пёрышком, и бывали случаи, что он просто ломал его пополам.

Как большинство очень сильных людей, Паша всегда был спокоен и миролюбив. Мы не то чтобы дружили, так как учились в разных ротах, но приятельствовали. Обычно, встретив меня где-нибудь на плацу, он затевал со мной шутливую борьбу, каждый раз сетуя, что я не посещаю секцию: эх, мол, какой костяк пропадает…

Буквально через год после выпуска, через однокурсников, даже и до прибалтийской Лиепаи[109] докатились вести, что Монастырский стал весьма известной фигурой и во Владивостоке.

Не могу судить, как обстоит дело сейчас, но в те годы столица Приморья – с точки зрения правопорядка и безопасности – была не самым спокойным городом. Тому, конечно, имелись и объективные причины: масса приезжих, гнавшихся за «длинным рублём», огромный порт, близость заграницы и процветающий «чёрный» рынок, шумные загулы моряков, вернувшихся на берег после нескольких месяцев в море… Тогдашние обыденные явления –вечерние драки у ресторанов и нападения с целью ограбления на одиноких прохожих в тёмных переулках. Нередко нападали даже на военных…

И вот тут местному хулиганью не повезло: на вечерней, плохо освещённой улице они столкнулись с Монастырским. Его могучая фигура их почему-то не насторожила. Дальнейшее больше смахивало на цирковое представление: хулиганы, а было их человек пятнадцать, залетали по воздуху, выделывая замысловатые кульбиты и оглашая улицу громкими воплями. Одни из них, со звуком, похожим на чмоканье, прервав полёт, врезались в стену дома и сползали по ней, образуя живописную кучу-малу. Другие – резким отработанным броском Паши припечатывались к земле под хруст собственных рёбер и конечностей. Третьи, получив мощнейший удар, просто падали как подкошенные, а сохранившие при этом сознание – пытались отползти в сторону…

Когда приехала милиция, вызванная местными жителями, ей уже и делать было нечего, кроме как вызвать скорую помощь и отправить на длительное лечение переломанную шпану. Так Паша стал во Владивостоке легендой…

А потом судьба свела нас вновь – Монастырский появился в Лиепае. К тому времени его назначили замполитом первого тихоокеанского малого ракетного корабля (МРК), который, если мне не изменяет память, назывался «Тайфун»[110].

На Балтийском же флоте малые ракетные корабли отрабатывали учебно-боевые задачи уже несколько лет. Я и сам два года был замполитом второго корпуса этих кораблей в ВМФ – МРК «Град». А к 1976-у году в Лиепае сформировали дивизион МРК, и меня назначили замполитом дивизиона. Нас ещё называли «Дивизион плохой погоды» – из-за наших кораблей: МРК «Град», МРК «Молния», МРК «Шквал», МРК «Радуга», МРК «Шторм»…

Кстати, из КВУМПАРЕЙ на дивизионе замполитами МРК служили Николай Егоров, Владимир Горячев, Иван Кизя.

Корабли эти были небольшими – водоизмещением чуть более 700 тонн, с экипажем в 60 человек. Однако они составляли одну из главных ударных сил флота и являлись носителями ядерного оружия. В связи с этим МРК в те годы были строго засекречены: их не разрешалось фотографировать, допуск на них осуществлялся по специальным пропускам, а для стоянки в базе им предназначался специальный причал за проволочным ограждением и с вооружённым караулом на входе.

Все замполиты МРК в обязательном порядке овладевали специальностью СПС (шифровальное дело), проходили обучение по боевому использованию специального оборудования, разблокирующего пуск ракет со специальной головной частью, оформляли допуски первой степени по работе с секретными документами и материалами.

Возмужание молодых лейтенантов шло здесь быстро, а на их плечи ложилась огромная ответственность. Если к этому добавить ещё и достаточно суровые условия службы и быта на самом корабле – в первую очередь качку, которая из-за конструктивных особенностей корпуса корабля была исключительно сильной, станет понятно, какую закалку получала молодёжь.

Именно мы, на этих кораблях, в 1975-м году перехватили в Ирбенском проливе мятежный БПК «Сторожевой» с печально известным замполитом Валерием Саблиным[111].

Именно такой корабль, МРК «Мираж» Черноморского флота, во время проведения операции в августе 2008-го года показал ВМС Грузии[112], «где раки зимуют». Но это спустя 30 лет, а первыми-то, кто эти корабли освоил, были мы!..

Конечно, решение организовать стажировку первого тихоокеанского МРК на Балтике являлось абсолютно обоснованным и необходимым, несмотря на расстояния и немалые затраты. Стажировка проходила месяца два-три, и мы с Пашей общались почти ежедневно.

В Лиепае случилась забавная история, тоже связанная с незаурядной физической силой Монастырского. В те годы увидеть представление настоящего варьете можно было только в Прибалтике. Варьете в Лиепае давало представления в лучшем ресторане города «Юра» («Море») три раза в неделю вечером.

Тогда восходили звёзды Аллы Пугачёвой и Раймонда Паулса[113], поэтому чуть ли не весь репертуар состоял из их песен. Правда, и кордебалет с девушками в блестящих стразами бикини присутствовал – «тлетворное», однако столь привлекательное, «влияние Запада».

Чтобы Паша сменил обстановку и немного отвлёкся от службы, я пригласил его в «Юру». Вечер удался. Мы посмотрели шоу, вкусно поужинали, позволив себе и граммов по двести хорошей латышской водки «Кристалл» с рижским чёрным бальзамом. Естественно, танцевали с местными эмансипированными барышнями, одну из которых Павел вызвался проводить до дома.

Проводил, был приглашён на чашку кофе. Уже казалось, что события развиваются по классическому сценарию, как вдруг раздался звонок в дверь, и на пороге возник старший лейтенант милиции – давний, как выяснилось, поклонник хозяйки. Нагнетать обстановку Паша не стал – надел фуражку и, как истинный джентльмен, покинул квартиру.

Герой-любовник в милицейских погонах подкатил к дому своей пассии на персональном автомобиле марки «Запорожец»[114]. Сейчас само это название вызывает у многих лёгкую ухмылку: мол, что это за машина – так, детский конструктор. Но в 1970-х личный автомобиль, пусть даже и «Запорожец», имел один из ста советских граждан, и это было, как говорят ныне, круто.

Выйдя из подъезда, Паша увидел «Запорожец», поднял его за бампер, занёс в сторону и установил передними колёсами прямо в цветочную клумбу, возвышавшуюся посреди двора. После чего спокойно пошёл на корабль и лёг спать.

Лиепая – город не очень большой, и уже через день мы слушали рассказ, как всё мужское население одного из домов в центре, с возгласами «Эх, ухнем!», стаскивало с клумбы «Запорожец», который очутился на ней самым таинственным образом…

Монастырский, попав по распределению во Владивосток, так и осел там. Женился, родились дети… – всё обычно. После увольнения в запас вроде бы работал в туристическом бизнесе – ездил в Китай старшим групп (наверное – «челноков»[115]). Не так давно нашёл в Сети его фотографию: вместе с нашим выпускником Владиславом Белинским, живущим в Находке, Паша стоит у автобуса и улыбается, подняв руку в приветствии, на лице – густая борода с проседью, да и «военно-морской» животик немаленький, только глаза прежние – молодые и добрые…

В конце весны и, конечно, летом, если мы не находились на корабельной практике и имели возможность получить увольнение в город, был у нас заветный уголок – база яхт и шлюпок на Трухановом острове. От кафедры физподготовки её курировал старший лейтенант Дырдыра – яхтсмен, заслуженный мастер спорта. Он привлекал к работе по содержанию базы в надлежащем состоянии нашего однокашника Леонида Малькова и доверял ему ключи.

Леонид был родом из Сочи и с детских лет занимался парусным спортом, стал кандидатом в мастера, что, естественно, делало его на кафедре своим человеком. Мы, не афишируя это, в тёплые и солнечные дни, получив увольнение, отправлялись к Малькову «в гости». По пути, если были деньги, покупали какие-нибудь продукты и потом готовили их на костре, а ещё – купались, загорали, ловили рыбу (а при хорошем улове – варили ушицу) и помогали Лёне поддерживать порядок в ангаре и на территории.

Однако самым интересным было спустить на воду яхту-катамаран и совершить увлекательный круиз вдоль многочисленных пляжей Труханова острова – главной зоны отдыха в Киеве, – высматривая симпатичных загорелых девчонок и предлагая им покататься. Кстати, Лёня так свою будущую жену и встретил…

Каждый год, в День Победы, в училище проводился легкоатлетический кросс на пять километров. Для участия в нём всех курсантов вывозили на другой конец города – в Голосеевский лес[116]. Причём время преодоления этой дистанции каждому шло в зачёт по физподготовке. Наш мудрый и заботливый командир роты, понимая, как трудно бежать ребятам крупным, тяжеловесным, на старте отпускал их из строя со словами: «Только с умом, не наглея…».

Обычно эту группу здоровяков возглавлял киевлянин Слава Маляр, знавший в Голосеевском лесу каждую тропинку. Он, напрямую через лес, не спеша, со штурманской точностью, выводил курсантов в район финиша, который был за поворотом лесной дороги.

Мы ждали в кустах, когда на дороге покажутся первые бегуны, и начинали разминаться, чтобы не выглядеть совсем уж бодренькими. Тут важно было не выскочить из укрытия раньше времени, не вызвать сомнений в хорошем результате у встречавших нас на финише с секундомерами преподавателей. Присоединялись к другим, когда по дороге бежал основной поток, или даже пропустив его вперёд. Словно какие-то лесные духи, мы по одному выскакивали из кустов и прибегали к финишу вместе со всеми. Дальше – дело техники и артистизма: прерывисто дышать, изобразить усталость, активно махать руками, якобы восстанавливая сбитое дыхание…

Я до сих пор благодарен нашему Кэпу за такой человеческий подход!..