«Питон»

Через годы жизнь показала, что не все из нас были так уж здоровы. Одно из подтверждений чему – судьба моего лучшего училищного друга Николая Алифанова. Коля был нахимовцем[81], а всех нахимовцев на флоте называют «питонами»[82]. «Питоном» на нашем курсе он был единственным, хотя суворовцев[83], которых называли «кадетами»[84], училось несколько человек. Мы подружились ещё во время сдачи вступительных экзаменов: наверное, нашему сближению способствовало то, что оба мы – москвичи.

Вообще-то практически везде, в том числе и на флоте, москвичей не жалуют. Они как бы находятся в орбите родного города, который многие считают городом, незаслуженно живущим лучше других за чужой счёт. Это не очень приятно, но ничего не поделаешь. Зато это вынуждает москвичей группироваться, поддерживать друг друга, вместе отбиваться от едких реплик на тему «как Москва, а следовательно, и мы, её жители, жируем благодаря провинции». И ведь что интересно? Больше всего на нас нападали именно те, которые потом изо всех сил пробивались на столичные паркеты и, в итоге, сами стали москвичами. Правда, земляки (или, как говорят на флоте, «зямы», «земели») из других регионов тоже всегда старались держаться вместе. Вот и получилось, что практически с первого дня учёбы самый тесный круг общения составили москвичи: Питон, Миша Филаткин, Боря Денисов…

Конечно, вскоре этот круг значительно расширился. Многие новые наши товарищи, не бывавшие в Москве, даже в отпуск иногда ездили не домой, а с нами – в столицу, где жили у наших родителей, что считалось вполне нормальным явлением.

Что касается Питона, роста он был выше среднего, темноволосый, смуглый, широкоплечий и крепкий. И неплохой спортсмен: отлично играл в баскетбол, а в настольном теннисе вообще не имел себе равных. Коля хорошо учился, но легче всего ему давался иностранный язык. Английский он знал лучше всех в роте, в чём, кстати, немалая заслуга Нахимовского училища и его преподавателей. Отец Питона тоже был военным – полковником, служил в элитной Академии Советской Армии (ее ещё называют военно-дипломатической)[85], старший брат – окончил МАИ[86] и уже трудился в Туполевском КБ[87] (впоследствии он стал известным авиаконструктором), а сестра работала врачом.

На втором курсе Питон женился. Я был свидетелем жениха на свадьбе (а потом, в 1973-м году, он был свидетелем на моей свадьбе в Киеве). Жена Коли, Ирина С., – младшая дочь известного заслуженного тренера СССР, в те времена – главного тренера женской сборной страны по гандболу.

Здоровье у Питона начало давать сбои уже в училище. Сначала стало ухудшаться зрение – так резко, что читать без очков он практически не мог. Помню, как Витя Васютенко не слишком тактично, по-мальчишески шутил: делал комбинацию из трёх пальцев и издалека показывал эту фигу Алифанову со словами: «Питон, смотри!». Николай щурился, вытягивал голову, чтобы рассмотреть.

Весной 1973-го, буквально за пару месяцев до выпуска, мы сидели рядом на лекции по тактике ВМФ, которую читал капитан 1-го ранга Мажный. Вдруг Питон побледнел, поднял руку и попросил разрешения выйти из аудитории. Однако до двери дойти не успел: потерял сознание и упал, врезавшись лбом в стену… Мы привели его в чувство холодной водой, проводили в лазарет. Обследование выявило у Коли язву желудка, вопрос о дальнейшей службе в плавсоставе отпал сам собой.

Впрочем, сразу после женитьбы, Питон сильно изменился. Если раньше мы часто говорили с ним о нашем корабельном будущем, то потом сделалось заметно: на корабли он не очень-то и рвётся. Красивые дефицитные шмотки «из-за бугра», импортные пластинки мировых знаменитостей, недоступная большинству теле- и аудиоаппаратура, окружавшие его теперь, делали своё дело. В итоге, когда все мы разлетелись по флотам, Питон получил назначение в части центрального подчинения ВМФ и остался в Москве. И наши пути разошлись на многие годы: слишком разными были у нас жизнь, служба, да и интересы тоже.

Осенью 1990-го с должности начальника политотдела дивизии морских десантных сил Северного флота я был назначен в Москву на должность заместителя начальника политотдела Главного штаба ВМФ и управлений Главнокомандующего ВМФ.

В конце зимы 1991-го, когда начался процесс отделения партийных организаций КПСС в Вооружённых Силах в самостоятельные структуры, уже будучи капитаном 1-го ранга, я принимал участие в организационной партийной конференции тыла ВМФ. Сидя в президиуме и рассматривая зал с делегатами, я вдруг увидел знакомое как будто лицо – немолодого капитана 3-го ранга. Присмотрелся… да это же Питон! В перерыве он подошёл ко мне, мы обнялись, разговорились.

Жизнь московская явно не пошла ему на пользу. Менее года назад Коля ещё и перенёс тяжелейший инсульт, и у него до сих пор оставался немного перекошен рот, а речь временами была не вполне внятной. Учитывая состояние его здоровья, и служить его направили поближе к медицине – секретарём парткома Центрального военно-морского госпиталя в подмосковной Купавне[88]. Там он успел получить звание капитана 2-го ранга, чтобы после событий августа 1991-го[89], подобно многим, уволиться в запас.

В начале 1993-го года мы созвонились, и я спросил, как он живёт и чем занимается.

– Как живу?! Выживаю, как и все… Пенсии, конечно, не хватало, но ты же знаешь мою Ирку – она боевая… Сняли в аренду часть подвала в соседнем доме. Закупаем у производителей оптом белую эмалированную посуду, так называемое «бельё». На специальном станке наносим на эту посуду всякие цветные рисунки и распихиваем её по разным хозяйственным магазинам на реализацию. Со своей накруткой в цене, естественно. Сам понимаешь, на этом деле не разбогатеешь, но на жизнь хватает…

А через несколько месяцев раздался страшный звонок: Коля умер от инфаркта. Было ему всего 43 года…

Помню, как Ира кричала мне в телефонную трубку:

– Олег, как же так? Как же так?! Ведь везде якобы строгие медкомиссии – нахимовское училище, высшее военно-морское училище, ежегодные плановые диспансеризации… И никто ничего ни разу не обнаружил!..

При вскрытии у Коли нашли врождённый серьёзнейший порок сердца, с которым не то что на флоте служить, а дышать можно только через раз, и то с опаской…

Примерно через год набрал номер Иры, чтобы узнать, как она живёт и не нужна ли какая помощь. На звонок по-хозяйски ответил незнакомый мужчина. Я повесил трубку и больше не звонил.

Ещё мне вспоминается замечательный парень – Слава Бобровский, учившийся на нашем курсе. В 1974-м он отличился в ходе выполнения задач боевого траления[90], был награждён, поступил в академию. О нём даже писали в газете «Правда» за 1974-й год, в репортаже «Тревожные галсы[91]». А году в 1978-м, во время физкультурного кросса в академии, он скоропостижно скончался от остановки сердца… И у него тоже обнаружили серьёзный врождённый дефект сердца.

Так что медицинские заключения о пригодности к тому или иному виду деятельности – вещь весьма относительная.