Дневальство

Разновидностью суточного наряда, которую мы несли все годы учёбы, было дежурство по роте. Наряд не самый тяжёлый, но муторный.

В него заступали четыре человека.

Как правило, кого-то из старшин назначали дежурным. Его главным атрибутом был большой морской палаш в чёрных, видавших виды ножнах, болтавшийся сбоку. Дежурный отвечал за поддержание порядка в ротных помещениях и на закреплённой территории, а также за соблюдение распорядка дня.

Дежурному по роте подчинялись трое дневальных: они по четыре часа каждый выстаивали на самом видном и проходном месте – обычно у входа в ротные помещения, рядом с тумбочкой, на которой стоял телефон.

Задачи дневального у тумбочки: следить за порядком, при появлении начальников подавать команду «Смирно! Дежурный на выход!», громко объявлять о построениях, вечером выкрикнуть долгожданное «Рота, отбой!» и потушить свет в кубриках, утром же – громким и как можно более противным голосом проорать «Рота-а-а, по-о-одъём! Выходи строиться на физзарядку!».

Правда, к третьему курсу мы дружно договорились не травмировать нежные заспанные души товарищей и подавать эту команду негромко и ласково: «Роточка, подъёмчик, родная… Просыпайтесь потихонечку и на зарядочку выходим». Так было куда приятнее.

Из вооружения дневальному у тумбочки полагался штык-нож, который висел на ремне чуть правее бляхи. Наш легендарный ротный штык-нож был не от автомата Калашникова, закреплённого за каждым курсантом и вписанного в военный билет, а от какого-то невероятно древнего карабина: длинный и узкий, весь покрытый боевыми зазубринами, в старых потёртых стальных ножнах. И чего только им не делали: и в цель безуспешно метали, и консервные банки вскрывали, и хлеб с колбасой резали, и гвозди забивать пытались…

Дневальные, сменившиеся «от тумбочки», считались подвахтенными. Их задачей было поддержание порядка в ротных помещениях – кубриках, коридорах, умывальнике, туалете. Ещё они помогали ротным официанткам: перед каждым приёмом пищи носили бачки с едой от раздаточной к столам.

Подвахтенные дневальные были главной «мишенью» старшины нашей роты Анатолия Борзова. Он просто патологически не выносил одного вида ничего не делающего дневального и всегда выдумывал для него какую-нибудь работу: в очередной раз помыть и без того сияющие полы коридоров, или надраить до золотого сияния соски кранов в умывальнике, или с помощью специальных широких палок довести до идеального состояния и так хорошо заправленные койки.

Сами же дневальные тихо и безнадёжно его ненавидели, стараясь где-нибудь «зашхериться» и урвать энное число минуток для вожделенного сна – «похрючить», если по-нашенски. Тут им лучше всего подходила стоявшая за трёхстворчатым казённым шкафом, в котором на плечиках висела наша парадная форма, койка Алексея Халдушкина. Правда, самому Лёше это очень не нравилось.

Дневальными по роте заступали все курсанты по графику с периодичностью один раз в две недели. Наиболее неприятными были наряды, выпадавшие на выходные и праздничные дни, когда твои товарищи, надраенные и начищенные, выходили в город, получив увольнительные записки. В это время, безмолвно страдая от своей горькой участи, ты, стоя у тумбочки, рисовал в воображении красочные картины их прогулок по Киеву, развлечений, знакомств с девушками… Утешало одно: в следующий выходной на этом месте будет стоять кто-то другой.

Дневальство, как, впрочем, любой наряд, несколько выбивало из учебного графика, поскольку по объективным причинам дневальный отсутствовал на лекциях, которые специально для него потом никто не повторял. Что особенно ощущалось в период сессий, когда и так не хватало трёх-четырёх дней, отпущенных на подготовку к очередному экзамену. Хотя дневальный мог, улучив момент ночью или в часы, когда вся рота на занятиях, почитать учебник или конспект. Во время же камбузного наряда это было абсолютно исключено.

Были у нас и те, кто нёс дневальство значительно чаще других, – в силу определённых обстоятельств. В нашей роте таких оказалось двое: Георгий Голенко, или Жора, и Сергей Бородавка, или Бородавка-справка, или Буля.

Они всегда стояли дневальными, пока остальные отбивали себе ноги на изнурительных двухмесячных подготовках к параду, и в праздничные дни, когда проходил сам парад, и когда мы участвовали в каких-то строевых мероприятиях вне стен училища. Это происходило потому, что поставить их в общий строй было нельзя.